do you understand why i went back for you?

Спок любит свою работу. Он рад, что покинул пост командора на Энтерпрайсе и стал дипломатическим чиновником. Ему нравится то, кем он стал. Ему нравится, что теперь не приходится испытывать какие-либо чувства. Он свободен. Но на самом ли деле это так? Спок на самом деле забыл, каково это — испытывать чувства? Сильные, подавляющие чувства, которые убивают его изнутри. Он пытается их скрывать, что выходит, честно говоря, отлично. Никто не упрекнет его в том, что он проявляет эти самые чувства на работе, что они мешают ему сосредоточиться и выполнять данные ему задания. Никто не скажет, что ему нужен отпуск после смерти его капитана Джима. То есть, капитана Джеймса Кирка, конечно. Никто не скажет, что Спок слишком расчувствовался, что у него так называемое «горе», что ему нужно время, чтобы смириться с этим. Но ему ведь не нужно мириться с тем, чего не было. Он был первым помощником капитана Энтерпрайса, не более. Спок привыкал так думать до тех пор, пока для него это не стало правдой. «Ты знаешь, почему я вернулся за тобой?» Потому что это долг капитана. Беречь свою команду. Беречь своего первого помощника. Беречь Спока. Спасти, когда нужно. Пусть нарушая правила, подставляясь под выговор управления Звёздного Флота, но спасти Спока. Сделал бы Джим такое для какого-нибудь другого члена команды? Конечно, сделал бы. По крайней мере, Спок хотел так думать. Или же нет? Нравилось ли ему быть особенным в глазах Джима? Нравилось ли быть первым, к кому Джим обратится за помощью; быть тем, кому он улыбается, восхищенно смотря прямо в глаза; быть тем, кто через стеклянную дверь чувствовал тепло его ладони в момент смерти? Спок боялся признаться даже себе, но ему это нравилось. Нравилось до такой степени, что хотелось выполнить любое задание, любой приказ, лишь бы увидеть эту теплую улыбку на лице Джеймса, лишь бы он дотронулся до Спока, обняв или пожав руку. Зря он вспомнил про руки. Сильные, далеко не нежные, но такие любимые руки. Те же руки, которые прижимали его к себе в капитанской каюте где-то под утро. Те же руки, которые обхватывали его лицо, притягивая для поцелуев. Поцелуев, которые никто не должен был увидеть, о которых никто не должен был узнать. «У тебя нет чувств». Верил ли сам Джим, когда говорил эти слова? Верил ли, когда вулканец избивал его, нанося удар за ударом? Кирк и не подозревал, что в удары Спок вкладывал всю свою горечь, всю обиду, тем самым пытаясь доказать, что чувства у него есть, чувства к Джиму. Он определенно не подозревал. Тогда почему после этого он улыбался? Джим стоял перед ним с улыбкой на лице, не говоря ни слова, будто обо всем знал. Такого не могло быть. Спок отстранялся и вел себя осторожно, не давая Джиму повода и подумать о чем-то таком. Но Джим не глупый, далеко не глупый. Все эти поцелуи с Ухурой при нем, несомненно, задевали, отвлекали, но Джим не глупый. У Спока есть чувства. Капитан не мог игнорировать тот факт, что хоть Спок и вулканец, но всего наполовину. Возможно, его чувства были не так сильны, но они были. Возможно, они были только на поверхности, не уходя вглубь, они были слабее и более блеклыми. «Как же ты ошибался, дорогой Джим». Если то, что испытывал Спок, в последний раз смотря в глаза Джеймсу, было блеклым и слабым, то что испытал бы обычный человек? Можно ли испытать бóльшую боль? Если да, Спок был очень рад, что он человек только наполовину. Видеть, как любимые голубые глаза теряют жизнь, становятся пустыми и холодными. Слышать последний вздох. Чувствовать, как из ладони уходит тепло. Может ли быть боль, сильнее этой? Может ли быть что-то, что поможет заглушить эту боль? Спок много лет убеждал себя, что всё в прошлом. Он давно забыл и попрощался. Он стер это из своей жизни. По крайней мере, он пытался. Или нет? «Это простое чувство, Джим». Какое простое чувство? Какие чувства можно назвать простыми? Когда лежишь в теплой постели на рассвете, смотря на спящего Джима и поглаживая его волосы — это просто? Когда он прикосновениями создает линии, соединяющие твои родинки и называя их новыми созвездиями — это просто? Когда видишь, как из радиоактивного отсека вытаскивают безжизненное тело человека, который был для тебя всем и даже больше — это ведь просто? Споку всё было противно в тот момент, от всего тошнило. Противно было вспоминать, как Джим пытался незаметно взять его за руку на глазах у всех, как они впервые поцеловались, как впервые занялись сексом. Всё это казалось настолько идеальным, настолько нереальным и далеким, что Спок не верил, что это было с ним. Но в тот момент, когда Маккой подтвердил смерть Джеймса, ему стало противно. Дальше противно было от людей, которые думали, что знают что-либо об их с Джимом отношениях. Будто они могли понять, как мурашки появлялись по всему телу от прикосновений в нужных местах, от прикосновений нужного человека. Будто они знали, что творится внутри Спока. Ведь никто из них и понятия не имел, но все как один продолжали повторять «Мне жаль». Конечно, им было жаль. Они жалели Спока. От осознания этого ему хотелось выйти в открытый космос. Но что бы это изменило? У него есть задание в этом мире, почему смерть одного из нескольких миллиардов людей должна была помешать ему? Все когда-нибудь умрут. «Потому что ты мой друг». Друг… Споку нравилось думать, что он и Джим — друзья. Друзья ведь доверяют друг другу, помогают, рассказывают все самое важное и не только. Да, они определенно были друзьями. Спок гордился тем, что Джим называл его другом. Говоря о гордости, Спок не знал, как описать это чувство. Он привык раскладывать вещи на части. Но как можно было описать то чувство, когда, стоя перед начальством Звёздного Флота в красно-золотой форме и получая очередную награду, Джим смотрел только на Спока? Как можно было объяснить то, как чувствовал себя Спок, когда при всей команде Джим не боялся показать, что он ему дорог? Он был горд. Он был уверен в себе и в том, что Кирк поддержит его, что не оставит и не бросит. Дорого ли стоит такая уверенность? Спок полагал, что так и есть. После смерти Джеймса Спок не чувствовал ничего подобного. Работая послом, он встречал огромное количество людей, но никто из них и близко не стоял с капитаном Джеймсом Тиберием Кирком. Спок обожал произносить полное имя Джима вслух. Последний раз он делал это, сидя на полу рядом с Джимом, накрывшись пледом. Они говорили о всяком, о самой безумной ерунде, которая может прийти в голову. Это было не в стиле Спока, но рядом с Джеймсом он чувствовал себя по-другому, он был в безопасности, ему было комфортно. Он называл Джима полным именем, пока тот смеялся и закрывал ему рот поцелуями. Джим не любил, как звучит его имя, в отличии от Спока, которому это нравилось. И сейчас, сидя в пустой холодной комнате, Спок произносит это имя раз за разом. В голове плывут картинки. Воспоминания. Всё по новой. Говорят, время лечит. Тот кто выдумал этот бред, полный идиот. Время не помогает забыть, не сглаживает острые углы, оно просто идёт. И боль никуда не девается. Она рядом, внутри тела, внутри каждой вены, внутри Спока. Шепча имя, которое принадлежит его Джиму, его мертвому Джиму, Спок вытирает слезы и пытается держать себя в руках. Тщетно. Он никогда не забудет, никогда не почувствует что-то бóльшее, чем такую любовь и такую боль. Ему говорят, что в его жизни есть смысл, что он делает важное дело. Так ли это? «Я был, и всегда буду твоим другом».