Commentarii de Bello Panemine (Записки о Панемской войне)

      — Честно говоря, я думал, она выше ростом…       — Так бывает, когда привык видеть человека только на экране, — Альма Коин словно немножко запнулась, использовав возникшую паузу, чтобы просканировать глазами лицо собеседника, впрочем, и не пытавшегося скрыть своё явное недоумение. — Можете мне поверить, со мной было то же самое в тот день, когда её нам привезли с Арены. Я была разочарована.       — Народные массы, госпожа Президент, — почтительно начал тот.       — Я догадываюсь, что Вы сейчас скажете, — вождь Тринадцатого дистрикта прервала его с улыбкой, которая в разговоре с подчинёнными не предвещала им ничего хорошего. — Народные массы податливы, как пластилин, и любой опытный политик, используя нехитрые средства, может убедить их в чём угодно… Скажете, я не права?       — Президент Тринадцатого дистрикта не имеет права быть неправой…       — Вы, однако, уклончивый льстец, — с лёгким и, кто знает, возможно наигранным раздражением вымолвила Коин, — и всё же? В Ваших словах я чувствую…       — Позвольте я предположу? — перебивая властную даму, что могло бы показаться неучтивым, он постарался придать своему голосу ещё несколько капель подобострастия. — Червоточину? Неискренность? Подхалимство? — она кивала каждому его слову, будто бы соглашаясь с его признаниями. — Видите ли, госпожа Президент, за них сегодня увы всё чаще принимают обычную вежливость и обходительность… Будучи полностью согласным с Вашими словами, я хотел бы кое-что добавить, если на то…       — Вы уже получили мою разрешительную резолюцию, — не дала закончить фразу Коин, — валяйте, выкладывайте Вашу горькую правду.       — Народ — он как ребёнок. В меру капризный, в меру непослушный, в меру весёлый и в меру печальный. Не в меру только его истинно детская жестокость… Но народ очень хочет такого вождя, который может выглядеть как кто-то, взятый из его самых глубоких глубин. Как эта девчонка, — довольным тоном завершил он свою тираду. — Что с ней, кстати? Вижу, она на койке без сознания.       — На неё напал её возлюбленный…       — Мелларк?       — Он. И я только после нападения поняла, почему Сноу позволил нам с такой лёгкостью забрать парня из Капитолия … Старик сделал из него тайное оружие, запрограммированное на убийство.       — Оружие против девушки восемнадцати лет?       — Против символа нашей революции, — отрезала Коин. На этот раз командным голосом, не терпящем и намёка на возражения.       — Она выживет?       — Да… Всенепременно. Сержант Хотторн успел отключить нападавшего за пару секунд до…       — Тогда я, наверное, должен Вас поздравить, госпожа…       — Наверное, — уклончиво сказала Коин, — а теперь идёмте отсюда. Я понимаю Ваш интерес, но мисс Эвердин сейчас нужен покой, она не в состоянии принимать даже самых важных гостей… Примроуз! — она обратилась к невысокой девочке в белом халате и медицинском берете.       Та понимающе кивнула и взялась за цепочку жалюзи. Поворот пластинок, и происходящее в реанимационной палате госпитального отсека было полностью скрыто от глаз посетителей.       — Что бы еще Вам такого показать, что Вы не видели? — легкая задумчивость проскользнула в голосе женщины. — Может быть, руины? Да, и отошлите Вашу ассистентку, на мемориале нам не нужен переводчик. Боггс! Мы хотим почтить память жертв преступлений Капитолия, Вам хватит десяти минут, чтобы проверить развалины? — и когда начальник охраны жестом подтвердил свою готовность, вновь обернулась к гостю. — Идемте, советник Свантессон, Вас ждет кое-что полюбопытнее целой стаи соек-пересмешниц…

***

      «Она определённо пошутила, когда обещала показать мне нечто, » — примерно такая мысль начала преследовать Сёрена примерно через четверть часа после их выхода на поверхность. Искорёженные остовы каких-то зданий, назначение которых было невозможно понять, наверное, могли выглядеть живописно, но оберландрат никогда не чувствовал в себе тяги к археологии. Он отметил, впрочем, что между грудами обломков и разбитыми домами проложены вполне ухоженные тропинки, свидетельствовавшие о заботе обитателей Бункера за состоянием разрушенного бомбёжкой города, превращенного в мемориал. Положившись на свою провожатую, Свантессон не обращал внимания на траекторию их движения, поглощённый тем, что прикидывал в уме разные варианты развития событий. Едва слышная траурная музыка, наполняющая пространство из невидимых динамиков, и сосредоточенное и скорбное лицо Коин привела его к мысли, что никакого словесного общения у них уже не предвидится. Сейчас мы остановимся около большого камня, каждый из нас возложит по букетику цветов, зажжём свечу поминания, и к лифту… И эта формула настолько поглотила его сознание, что он не заметил, как они оказались на середине главной площади, перед тем, что было когда-то здешним Дворцом Правосудия.       — Скажите мне, Сёрен, где вы взяли эту вашу переводчицу Бонни? — голос Альмы положил конец его оцепенению, отчего он выпалил свой ответ без всяких раздумий.       — Мы взяли её в зоне, которая считается у Сноу запретной. На границе Дистрикта 12 вблизи подконтрольных Вам земель… О, боги! — он воскликнул, вдруг осознав, что Коин говорит с ним на его языке… — Вы?! Откуда?!       — От одной из моих бабушек, Сёрен… От той, что звала меня Амаласунтой…       — Амала…? Она… Я ничего не понимаю, госпожа...       — Амаласунта, Сёрен… Амаласунта… Можете звать меня именно так.       — Хорошо-хорошо-хорошо… пусть так… — если бы потрясённый обер-ландрат был способен посмотреть на Коин, он бы увидел, с высоты какой дистанции смотрит на него эта женщина. Дистанции большей, чем была между ним и его охотничьей собакой.       — Вы ведь знаете историю о полёте «Валькирии»?       — Той, что корабль Бьорна Акессона-старшего?       — Той, что давила мятеж повстанцев Тёмных времён на самых сложных направлениях.       — Она взорвалась вместе со всем экипажем!       — В вашей фразе, Сёрен, есть одно неверное слово. Слово «всем»… Один человек из команды выжил. И Вы уже догадываетесь, кто это был.