Чудесное исцеление

Шунрей сбросила платье, потянулась, всем телом ощущая, как солнечные лучи гладят обнажённую кожу. Оглянулась на сидевшего возле дерева Ширю: тот задумчиво трогал тростью траву и камни вокруг, лицо его было безмятежным, а незрячие глаза смотрели прямо, в одну точку. Шунрей поёжилась: сколько бы она ни гадала, что он видит, если не видит мир вокруг, но представить никак не могла, а спросить — тем более. Она посмотрела на пруд, ещё раз оглянулась и сняла белье, аккуратно сложила на платье. Затем вошла в воду: та ласково обняла её. В купании голышом было особенное удовольствие: Шунрей плавала, наслаждаясь тем, как вода омывает её тело, думая, что сама становится едина с этой водой и природой. Когда она, наконец, наплавалась до того, что начали дрожать губы, Шунрей решила всё-таки возвращаться на берег. Она подошла к оставленному возле одежды полотенцу, принялась вытираться. Мельком бросила быстрый взгляд на Ширю — тот всё так же сидел у дерева в обнимку с тростью, но что-то в его облике как будто бы поменялось. Сначала Шунрей не поняла, что, продолжила вытираться — но уже через секунду замерла и тут же бросилась к нему, кое-как обмотавшись полотенцем. — Ширю, — она схватила его за руку, он вздрогнул от этого прикосновения и тут же попытался отодвинуться. — Ты исцелился! Ты видишь! — Что? — удивился он. — С чего ты взяла? Шунрей отчаянно покраснела: воспитанная в строгости, она не представляла, как говорить о таком с мужчинами, но ведь это был Ширю! Они вместе росли, вместе повзрослели, и если она нравится ему как девушка… — У тебя… это… ну… — она замялась, мучительно подбирая слова. — Поднялось… Теперь уже он залился краской и попытался отодвинуться ещё дальше, но Шунрей не позволила ему. Она схватила Ширю за руку и, придерживая полотенце второй рукой, потащила за собой. — Мы должны рассказать Роши! Кажется, Ширю пытался что-то возразить, но окрылённая чудесной новостью Шунрей не стала его слушать. — Ты и правда исцелился! — обрадованно громыхнул Роши на весь дом: Ширю часто удивлялся тому, как в таком крошечном иссохшемся старикашке умещается такой громкий голос. Впрочем, сейчас он предпочёл бы, чтобы учитель говорил потише. — Стояк! Стояк при виде голой Шунрей — это, безусловно, свидетельство того, что всё ты видел! — Подождите, — попытался объяснить он. К счастью, основное свидетельство его позора исчезло ещё по пути: при мысли о том, что Роши будет комментировать его эрекцию, падало и скукоживалось вообще всё, что могло это сделать. — Я ничего не… — У всех парней твоего возраста встаёт на красивых девушек! — «утешил» его Роши. — А наша Шунрей — безусловно, красавица. Так что ничего нет стыдного в том, что, увидев её голой, в каплях воды, переливающихся на коже… — Роши, — пискнула Шунрей откуда-то слева. — Извините, но можно мне уйти? «Я больше не могу это слушать», — явно звучало в её голосе, и Роши проявил милосердие. — Конечно, иди, одевайся. Хотя, похоже, в твоём присутствии его исцеление идёт просто-таки семимильными шагами. Я должен немедленно сообщить об этом твоим друзьям… — Не надо! — запаниковал Ширю ещё раньше, чем успел полноценно представить обсуждающих его стояк за чашкой чая Сейю и остальных. Да ещё и госпожа Саори… — Ну как же не надо? — удивился Роши. — Такая прекрасная новость, красота спасает если не мир, то зрение… Договорить он не успел: в дверь постучали. — А? — удивился Роши. — Кто бы это мог быть? Скрипнула открывающаяся дверь, за спиной послышался голос Хёги: — Здравствуйте. Я приехал навестить Ширю… и встретил по пути Шунрей, которая сообщила мне вашу прекрасную новость. Ширю застонал и очень захотел ударить его Взмывающим Драконом. Но Хёга почему-то не стал насмехаться: он подошёл — звук шагов по полу — взял Ширю под руку. — Простите, Роши, могу я поговорить с моим другом наедине? — Конечно, — удивился тот. — Но возвращайтесь поскорее. Мы должны отпраздновать его чудесное исцеление! Теперь Ширю захотелось ударить его, но бить старого учителя было как-то нехорошо — и он просто позволил Хёге себя увести. Тот, похоже, привёл его ко всё тому же пруду: шумела вода, но не оглушительно, как водопад, а тихо, ласково, успокаивающе. Пахло свежестью, но самое главное — здесь не было ни Шунрей, ни Роши, так что Ширю впервые за последние полчаса ощутил себя в безопасности. — Ты и правда ничего не видишь, — спокойно произнёс Хёга, остановившись. — Что? — удивился Ширю. — Да по пути я тебе чего только не показывал. У меня в сумке есть пара… ммм… интересных журналов. Одинокая жизнь в Сибири, сам понимаешь. И вот мы шли, а я незаметно достал их из сумки и сунул тебе под нос. Никакой реакции. Будь всё действительно так, как рассказала мне Шунрей, ты бы точно как-то, но проявил себя. А ты даже не заметил. — Я пытался им сказать! — Ширю запустил пятерню в волосы. — Но они и слушать меня не хотели! — Так что это было? — спокойно поинтересовался Хёга. Теперь его голос звучал спереди: похоже, друг подошёл к воде. — Мне-то ты можешь рассказать. — Пресвятая Афина, — простонал Ширю. — Шунрей пошла купаться. Она всегда, когда её никто не видит, купается голой. — Подожди, — перебил его Хёга. — А ты откуда об этом знаешь? Повисла неловкая пауза, во время которой Ширю очень хотелось обвинить Хёгу в занудстве и придирчивости к деталям, но он сдержался. — Какая разница? Так или иначе, я знал. Ну, я не удержался и начал представлять… всякое. Как она плавает. Как выходит из воды, а я вытираю её полотенцем. Как раскладываю это полотенце на траве и кладу Шунрей сверху… Он попытался вспомнить, что ещё воображал в тот момент. Тело Шунрей под его телом — такое хрупкое и такое совершенное, с большой высокой грудью, длинными ногами. Как он раздвигает её бёдра, а она подаётся ему навстречу, как целует её между ног, ловит влагу губами и пальцами, как она стонет, отзываясь на его прикосновения. Она на коленях перед ним, его член у неё во рту — и восхитительное ощущение от того, как язык скользит по головке. Как, уже не в силах больше терпеть, он раскладывает её на полотенце и входит — и какая восхитительная она, когда раскрасневшись, с растрёпанными волосами, зацелованными губами двигает бёдрами, подаваясь ему навстречу, когда стонет, и её напряжённые соски трутся о его плоскую грудь… В какой-то момент он понял, что всё ещё говорит вслух, и со стуком захлопнул рот. Повисла пауза, ещё более неловкая и удручающая, чем предыдущая. Наконец Хёга кашлянул и охрипшим голосом произнёс: — Знаешь, это было слишком жестоко по отношению к одинокому парню, живущему в Сибири. Ширю промолчал. — По-моему, — продолжил Хёга, уже более-менее справившись с голосом, — нам не Афину спасать надо, а решать проблемы со своим недотрахом. И Роши, кстати, тоже не помешало бы. — А что сейчас делать? — спросил Ширю, очень надеясь, что сказанное им дальше Хёги не пойдёт. Впрочем, Хёга никогда не отличался болтливостью, он же не Сейя, он не растреплет… — Не беспокойся, я всё объясню, — сказал тот. — Ну а ты пока можешь попробовать пригласить Шунрей на свидание. Ширю удивлённо вскинул брови. — Я не гарантирую, что ты сразу же сможешь воплотить всё, о чём так вдохновенно тут пел… Но, по крайней мере, это будет начало, верно? Ширю молча признал его правоту.