Hallelujah

Это все было неправильно, нечестно, несправедливо. Бокуто хотелось кричать, плакать, заявить всему миру о том, насколько он несправедлив, что тот не имел права так с ним поступать. Именно это он и делал: кричал, судорожно кутался в рубашку, которая пока что все еще хранила запах Акааши, обнимал его подушку и рыдал как ребенок. Все не должно было так закончиться. Все вообще не должно было заканчиваться. Жизнь Бокуто Котаро в последние несколько лет напоминала ему прекрасный сон. Все его мечты исполнялись одна за другой, он мог профессионально играть в волейбол за одну из лучших команд Токио, а рядом с ним – вместе с ним – был его любимый человек. Как на поле, так и дома. Все было так хорошо, что казалось ненастоящим, но Бокуто думал, что он заслужил это счастье и заслужил право быть счастливым. Теперь же он понимал, что жизнь просто собиралась отыграться на нем потом. Все началось еще в школе, когда в его жизнь ворвался (конечно же спокойно вошел, ведь это Акааши) этот связующий. Лучший связующий, по мнению самого Бокуто. Котаро был так счастлив тому, что в Фукуродани наконец появился связующий, способный выдержать темп его игры, что уже в первый месяц буквально загонял парня. Никто не понимал, как Акааши мог добровольно согласиться на такое издевательство, но Бокуто был бесконечно счастлив, каждый вечер после тренировки произнося вечное «Акааши, побросай мне мяч». Акааши никогда не отказывал. Конечно, если Бокуто был в состоянии продолжать игру, потому что Акааши всегда заботился о состоянии их капитана. Наверное, это и заставило Бокуто полюбить его так сильно. Парень до сих пор помнил тот день, когда он решился признаться Акааши в том, что любит его. Кажется, был школьный фестиваль – последний школьный фестиваль для Бокуто. Хотя это не самое важное. Самое важное это то, какими глазами Акааши смотрел на фейерверк, и как он сам выглядел на фоне фейерверка. Когда Акааши повернулся и посмотрел на Бокуто этими полными восхищения глазами, Бокуто понял, что будет полным придурком, если упустит его. До конца салюта он пытался подобрать нужные слова, а потом просто подошел к Акааши, посмотрел ему в глаза и честно сказал. «Акааши, ты мне очень нравишься». Он помнит, как восторг в глазах Акааши сменился удивлением, а затем неверием, и Бокуто уже было решил, что его отвергнут. А потом услышал: «Я давно это знаю, Бокуто-сан». И затем Акааши поцеловал его. Бокуто понимает, что он был слишком счастлив, и теперь получил по заслугам. Только вот получил в итоге не он. Это ведь неправильно, что за его счастье расплатился Акааши. Лучше бы все было наоборот. Парень вздрогнул, понимая, что за такие мысли Акааши его наверняка бы обругал и сказал что-нибудь, что заставило бы его поменять свое мнение. Только вот Акааши здесь не было, и он не мог ничего сказать Бокуто, все больше тонущему в пучине своей скорби. Акааши Кейджи похоронили чуть больше трех часов назад. Бокуто ненавидел себя за то, что недоглядел, не увидел вовремя признаков начинающейся болезни. Бокуто ненавидел Акааши за то, что тот ему ничего не говорил. Бокуто ненавидел весь мир за то, что тот не смог помочь, не смог спасти Кейджи. А теперь он просто не знал, как ему жить дальше. На безымянном пальце левой руки все еще красовалось обручальное кольцо. Теперь оно не согревало душу Бокуто, а казалось смертоносным оружием, в очередной раз напоминая ему о том, что он остался один в целом мире. Конечно же он не был один, у него все еще оставались друзья, и они покинули его квартиру всего двадцать минут назад, взяв с него обещание, что он будет в порядке. Будет ли он? Как он вообще может быть в порядке после того, как похоронил своего друга, будущего мужа, любовника – смысл своей жизни? Бокуто вовсе не преувеличивал, когда думал об Акааши в таком ключе. Кейджи занимал самое главное место в жизни аса, он был ее центром и стержнем, на котором держался мир Бокуто. В тяжелые времена учебы в университете Акааши был тем человеком, благодаря которому Бокуто оттуда вообще не вылетел, перманентно заставляя этого дубинушку учиться и готовиться к экзаменам. Котаро же искренне возмущался тем фактом, что ему приходилось учиться, ведь он поступал ради волейбола и собирался стать профи. Хорошо, что Акааши никогда не пронимали его душераздирающие речи о том, что он не может находиться в этих душных аудиториях и слушать эти унылые лекции. Он каждое утро стабильно выпинывал Котаро на пары и каждый вечер следил за тем, чтобы тот сделал все нужное. Хотя нередко он делал задание за Бокуто, жалея своего уставшего после тяжелой тренировки парня, но это была уже другая история. Университет уже давно остался позади, Бокуто больше не нужно было никуда отправлять силой, ведь на тренировки он ходил с удовольствием, но с утра Акааши по-прежнему будил его, совершенно не утреннего человека, и помогал ему собираться. Без Акааши Бокуто, как оказалось, не был способен даже завтрак себе нормально приготовить. Двадцать пять лет, казалось бы, детине, а он беспомощный как дитя. Раньше ему было плевать, ведь рядом был его Акааши. Теперь Акааши не было, и Бокуто питался какой-то дрянью быстрого приготовления. Куроо бы убил его, если бы увидел, как тот гробит себя. Впрочем, Бокуто даже не стал бы сопротивляться. Сейчас Бокуто не мог точно сказать, когда все это началось. Когда у Акааши начались эти дикие головные боли, которые не давали ему нормально функционировать. Просто в какой-то момент Котаро увидел, как тот закидывается обезболивающим, и Кейджи не смог уйти от ответа. Ему удалось убедить аса, что все в порядке, это просто головная боль, что все пройдет. Не прошло. Все стало еще хуже. В какой-то момент Акааши начал носить очки, и Бокуто сначала просто удивился этому, а потом заподозрил что-то неладное. С каких пор у Акааши испортилось зрение он не понимал. Но он снова заверил Котаро, что плохое зрение у них семейное, что он давно этого ожидал. Бокуто ненавидел себя за то, что он повелся на эту очевидную ложь. Он боялся даже представить себе, как сильно страдал Акааши. А потом все скатилось в тартарары. На тренировке Акааши упал в обморок и никак не приходил в себя. В первые же секунды Бокуто вызвал скорую и ни на шаг не отходил от ужасно бледного Акааши, который казался ему практически мертвым. Ему казалось, что сильнее, чем тогда, он уже никогда не перепугается. Как же он ошибался. Через пару часов в больнице Акааши пришел в себя, и Бокуто высказал ему все, что думает о нем, изо всех сил пытаясь удержать рвущиеся из груди рыдания. В конце концов он положил голову на грудь Акааши и позволил себе заплакать, пока тот ласково перебирал его волосы и говорил, что все будет хорошо. Как же ты посмел солгать мне, Акааши? – в сердцах думает Бокуто и закрывает глаза. Больше ничего не было хорошо. Бокуто вызвал к себе лечащий врач Акааши и попросил его сесть. Получив отказ, он настоял, но в итоге так и не смог перебороть Бокуто. Хотя в итоге парень сам пожалел о том, что он не сел. Рак мозга. Четвертая стадия. Шансов практически нет. Бокуто до сих пор помнил, как эти слова ударили его так сильно, что он не устоял на ногах и медленно осел в кресло, стоящее позади него. Он не плакал и не кричал. Он просто спросил врача о том, что он может сделать. «Сделайте его последние дни счастливыми,» – получил он чисто человеческий совет от старого доктора, но все еще не знал, как ему с этим жить. Осознание того, что Акааши осталось жить всего ничего пришло к нему не сразу. Оно ударило его через десять минут после того, как он вышел из кабинета врача, и ему пришлось соврать, что он хочет есть, чтобы покинуть Акааши. Бокуто заперся в одной из кабинок туалета и заплакал так, как не плакал никогда. Он не знает, сколько времени провел там, но вышел он с твердой решимостью сделать все, чтобы Акааши был счастлив. Он соврал про то, что у него расшалилась былая травма, чтобы уйти из команды, а Акааши ушел следом за ним. Он всегда был в команде только ради Бокуто. Теперь же было время Бокуто сделать что-то ради Акааши. Он только лишь злился на себя за то, что не подумал об этом раньше, когда еще не терял Акааши так стремительно. Под предлогом свадебного подарка они отправились в путешествие по Европе, куда Акааши всегда так хотел съездить. Путешествие закончилось две недели назад. Две недели назад они приехали обратно в Токио. Две недели назад Акааши попал в больницу. Две недели назад Бокуто понял, что времени не осталось. Ему начинает казаться, что он сам умер две недели назад. Не было слез, не было истерик. Было страшно и больно. За время путешествия Бокуто успел забыть о том, что им недолго осталось быть вместе, и теперь понимание того, что их время вышло, ударило его с невероятной силой. А Акааши был спокоен и мягко улыбался, глядя на Бокуто и сжимая его руку в своей. Закрывая глаза, Бокуто помнит тот момент так, будто бы это было только вчера. – Акааши, – тихим и уставшим голосом начинает Бокуто, но не знает, как продолжить. – Кейджи, – зовет он его по имени, а затем закрывает глаза, не в силах сказать то, что должно быть сказано. – Я знаю, Котаро, я все уже знаю, – также тихо сказал Акааши, глядя в удивленные глаза возлюбленного. Как давно? Как долго Кейджи жил с пониманием того факта, что это, возможно, его последний день? Бокуто так старался оградить его от этого, так старался сделать его счастливым, и все зря? Словно читая его мысли, Акааши продолжил. – Это были лучшие недели моей жизни. Спасибо, Котаро. За то, что делал меня счастливым все эти годы. Я люблю тебя. До боли в пальцах Бокуто стиснул ладонь Акааши, не в силах отпустить его. – Я тебя тоже люблю, – почему-то шепотом сказал он, и больше они уже ничего не говорят. У Акааши нет сил, а Бокуто слишком раздавлен. Больше ничего не будет как прежде. События развивались так стремительно, что смазывались, словно фотография, сделанная дрожащей рукой. Через пару дней Акааши больше спал, нежели бодрствовал. Однажды, проснувшись, он не узнал Бокуто. В тот день все тот же врач вывел его из палаты и сказал, что скоро все закончится. Только вот Бокуто не хотел, чтобы все заканчивалось. Но он не хотел, чтобы Акааши мучился. И он разрывался между этим эгоистичным желанием удержать Акааши в этом мире еще немного и любовью к нему, которая заставляла его думать о том, что это все оборвет страдания Акааши. Прошло еще пять дней, прежде чем Акааши умер. Он умер тихо, во сне, и только противный писк аппарата нарушал безмолвную тишину его палаты. Этот писк разбудил Бокуто, который сразу понял, что произошло. В тот момент он, кажется, умер во второй раз. Акааши казался спящим, уж никак не мертвым. Такой же прекрасный, как и всегда, но более далекий и холодный. Мысль о том, что он больше никогда не откроет глаза, казалась Бокуто невыносимой. Мысль о том, что он больше никогда не отчитает его за то, что он снова не помыл за собой посуду/испортил кучу продуктов в попытке приготовить ужин/забыл заехать в магазин/еще что-нибудь сделал не так, убивала его. Как завороженный он подошел к Акааши и коснулся рукой его еще теплой щеки. Казалось, что сейчас ресницы парня дрогнут, он откроет глаза и недовольно посмотрит на Бокуто, ругая его за то, что тот его разбудил. Этого не произошло. Домой Бокуто возвращается уже один. Хотя через пару часов приезжает Куроо, которому Бокуто практически сразу же написал сообщение. Следующие три дня он не отходит от лучшего друга ни на шаг, боясь того, что он может с собой сделать. Бокуто и не нужно с собой ничего делать, он уже словно мертвый. На каком-то автопилоте он заставлял себя есть, ходить по делам, решать вопросы, касающиеся похорон. Он почти не разговаривал и больше не улыбался. Он медленно угасал. Все стало еще хуже, когда на похороны приехали родители Акааши. Никто из них не винил Бокуто в том, что он не уберег их сына, они видели, как он был раздавлен, да и сами были не меньше убиты горем. Кажется, никогда они не понимали друг друга так, как в тот вечер, когда они просто сидели рядом, и Бокуто рассказывал об их с Акааши поездке в Европу. Они наконец приняли их отношения, да только уже было слишком поздно. И вот три часа назад все закончилось. Акааши больше нет. Бокуто сильнее кутается в его рубашку, до боли в пальцах сжимает подушку и через некоторое время засыпает, совершенно измотанный последними двумя неделями. Акааши больше нет, и Бокуто думает, что это совершенно несправедливо, и лучше бы это его не было. Но смерть всегда забирает лучших из нас. So I'll sing Hallelujah You were an angel in the shape of my mum When I fell down you'd be there holding me up Spread your wings as you go When God takes you back he'll say, "Hallelujah You're home"