Хейл-Стилински-Арджент

В Калифорнии уже третью неделю стоит духота газовой камеры времен холокоста, лопасти вентилятора снова прокручиваются, когда на пороге их квартиры появляется ребенок. – Ты? Она выросла на пару дюймов с того лета, у нее заправленная за резинку шорт гавайская рубашка, кепка-бейсболка «Торос Тихуана» и недовольное лицо. – Вы только посмотрите на нее: укатила на своей дурацкой машинке куда подальше еще год назад и спокойна, как удав. Да я на твоем месте бы уже от стыда окочурилась, – поражается Элли. – Говорила Кора, что ты упрямая, вся в своего папашу, но ты не упрямая, ты просто невоспитанная! Сердце мое такого позора не выдержит, – драматизирует она, пока ей в голову не ударяет очередная догадка. – Погоди-ка. А что это ты тут делаешь? – Я тут живу, – раздражается Малия. Фут с кепкой, который еще лет шесть назад был в ней, теперь ее отчитывает. – Но папа сказал, что я буду жить у тебя, а не у нее, – высказывает Элли Скотту. – Да, мы с Малией живем вместе, – вносит он тогда ясность. – Вот оно что. А меня предупредить ты не забыл? Может быть, вы ко всему прочему и женаты еще? – говорит она недовольно, будто это имеет какую-то разницу. – Я работаю над этим, – пытается пошутить Скотт. – О, – Малия стискивает его локоть и оттаскивает в сторону. – Прямо сейчас ты будешь работать над тем, чтобы объяснить, на кой черт ты ее сюда привез, а мне сказал, что тебе нужно в «Таргет». Ты мне соврал. – Я был в «Таргет» и купил сыр и горчицу. – А я заплатила сорок баксов за доставку надувного матраса в Долину. Его привезут сегодня. – На надувные матрасы нет доставки. – Тебе пачку «кэмэл» из «Таргет» впихнут прямо в зад, если ты за это курьеру заплатишь. – Ты от меня никуда не уедешь. – Не трогай меня, – Малия нервно отлепляет его ладонь. Элли к этому моменту уже гневно распечатывает батончик «ризес» на диване. – Макароны с сыром и мексиканские булочки на ужин. Элли, не поможешь с горчицей? Дерек учил тебя замешивать соус, – примирительно выдает Скотт. – А Дерек у нас большой повар, – фыркает Малия. – В этой вашей Америке нет тех специй, которые используем мы, коренные мексиканцы, – с южным выговором, присущим всем латиноамериканцам, говорит Элли. Ее хочется отмыть - она ненатурально загорелая, с черными глазенками и выгоревшими волосами под каре. В ней сейчас Коры больше, чем в том ее кучерявом младенце. – Вы не коренные мексиканцы, – сухо вставляет Малия. Она не знает, что злит ее больше: Скотт, избалованная Элли, долбанная шведская семейка в Мексике или все сразу с приписанной непутевостью в свои двадцать три. – Вообще-то, Кора родилась в Сан-Пабло-Бальеса, это в Мексике, но выросла в Америке, потому что ее приемная мама ее туда привезла. Если ты ее сестра, почему же ты этого не знаешь? – Потому что мы не сестры, и никогда ими не были. Потому что у меня другая фамилия. Довольно вопросов. – Но не аист же тебя принес, – продолжает выпытывать Элли. – У всех есть родители. Но родители Коры умерли, тогда где твои? – Отец Малии живет в нескольких милях отсюда, – между делом добавляет Скотт. – Завтра мы поедем к нему, если сегодня все-таки поможешь мне с пастой и сырным соусом для мака. – А она с нами поедет? – Нет, – выходит из себя Малия. – А зачем она тогда нужна? – Слушай сюда, – срывается Малия на Скотте. – Собрался к Тейту - флаг тебе в руки, но не втягивай в это и меня. А утром бросает рюкзак в кабину и все еще на него злится. Душно и воняет сушеной рыбой, разложенной на несвежей газете на складном пластиковом стуле. Кто-то уже с открытия пьет пиво в пляжном баре. Малия скидывает всю мелочь в монетницу и берет банку содовой и колу из холодильника. – А мне не взяла? – говорит Скотт, когда она встает возле пикапа в этих ее максимально коротких шортах и майке-алкоголичке, облепившей вспотевшую голую грудь. Серферы в баре лениво отворачивают головы от ее загорелых ног. – Сам сходить можешь, – она сдвигает солнцезащитные очки к переносице и собирается заползти в машину к Элли, закрывшую свой болтливый рот вот уже на двадцатую минуту крепкого сна, когда Скотт припирает ее к закрытой автомобильной дверце. Содовая выпадает из рук и разливается по залитому машинным маслом паркингу. – Ни себе ни людям? – Малия дергается, но он давит на нее своим телом. От него пахнет злостью, цитрусовым шампунем и похотливым желанием. – Пусть все видят, что только я могу позволять себе то, о чем они думают. – Ты параноик, МакКолл, – закатывает глаза Малия. – Стань моей женой, – настойчиво выпаливает он. – Ты не в своем уме, – она вырывается из его хватки и забирается на заднее сидение. В животе завязывается узел. – Я не требую ответа сейчас. У тебя есть время, чтобы подумать. – А что потом? Бросишь меня, если я откажу? – Скажем Стилински, чтобы прислали нам отдельные приглашения на их свадьбу. – Мы вписаны в приглашение под твоей фамилией? – И не только туда, – Скотт протягивает ей конверт с гербом ЮСиЭлЭй. – Ты поступила, Малия МакКолл.