Inclinatio

Чёртов Дазай. Каждая мысль вращается вокруг этого подонка и мешает думать о чем-то другом, более важном и значимом. Не было ни единого дня, чтобы Чуя не вспоминал об этом мерзавце, который так сильно травит его жизнь. И каждый будто бы умел читать мысли, бросая странные взгляды, словно говоря, что знает, что творится в голове рыжеволосого. Знают, но боятся что-то сказать. Как-то раз Мори назвал его помешанным. Он сказал это настолько непринуждённо, будто это являлось чем-то совершенно нормальным, обыденным. Помешанный? Он помешан на ненависти, не больше того. Постоянно бросается фразами о том, что только он один должен прикончить эту мразь и никому другому не позволит тронуть его даже пальцем. А если найдётся подобный смельчак, то непременно пожалеет об этом. Потому что ОН должен быть его убийцей. И никто, ни один человек в этом блядском мире не имеет права тронуть его добычу, его жертву, его собственность. Его омерзительного, раздражающего напарника, принадлежащего только ему. В этом сама суть, весь смысл, без которого уже невозможно представить собственное существование. Одни лишь мысли о мести и мучительном убийстве, избавлении от паразита, который не даёт спокойно вздохнуть. Не получается просто забить и жить дальше, зная, что где-то рядом ходит эта сволочь и улыбается своей невыносимой улыбкой. Хотелось бы навсегда стереть эту ухмылку с его наглой рожи и превратить его в ничто. Пустое место, о котором никто не вспомнит. А ещё лучше-заставить страдать и подыхать в адской агонии, способной свести с ума. Заставить почувствовать то, что чувствовал Чуя после его ухода. Но даже это не придаст никакого облегчения, не избавит от давящих, угнетающих мыслей, так и норовящих проделать в голове дыру. А самое паршивое то, что этому ублюдку нет никакого дела. Он живёт, желая поскорее подохнуть, продолжает доставать всех и каждого одним своим присутствием, но, черт подери, никто не ненавидит его так, как Чуя. Потому что никто не находился рядом с ним так долго, не терпел всех его выходок и издевательств, не видел истинной сущности. Самой настоящей, прогнившей насквозь, настолько грязной и аморальной, что любому захотелось бы сблевать. Его называли самым бессердечным и опасным человеком, но никому не приходилось видеть оборотной стороны, ещё более мерзкой, чем та, которую он открывал. И это бесило больше всего. Самое забавное то, что уже ни раз Чуя мог спокойно избавиться от Дазая, ведь тот гораздо слабее и его очень легко убить. Можно было сделать это, не тратя силы на пустой трёп, даже не слушая этой постоянной болтовни. Но каждый раз, когда наступал удобный момент, все обрывалось в самый последний миг. Острый клинок так и не доходил до горла, а рука слабела, становясь едва ли не ватной, после чего безвольно опускалась и эта тварь получала очередной шанс. Вечное спасение, которого он не заслуживал. И Чуя ненавидел себя за это. Он проклинал себя каждый раз, когда снова не доводил дело до конца, когда встречался с ублюдком взглядом и останавливался, впадая в ступор. Видел в его глазах одну насмешку, некий вызов, на который не мог ответить. Просто сдавался, позволяя своему злейшему врагу выиграть. И так до бесконечности. В глубине души он понимал, в чем причина. Воспоминания не давали ему покоя, не могли отпустить и позволить покончить со всем этим затянувшимся дерьмом раз и навсегда. Он помнил этот пронизывающий до костей взгляд, бархатный голос, звучащий прямо над ухом, шепчущий провокационные слова, худые руки, с силой обхватывающие талию и прижимающие к себе, не давая вырваться. Но самое главное-губы. Мягкие, соблазнительные, так и жаждущие, чтобы их искусали до крови. И всё его стройное тело, покрытое многочисленными шрамами, скрытыми под слоями бинтов. За большинство этих шрамов стоит благодарить Чую, в очередной раз теряющего рассудок и отдающемуся собственным эмоциям. Он переходил за грань и у него напрочь отказывали тормоза, когда он так неосознанно прикасался к нежной коже. Все происходило бешеными порывами, настолько непредсказуемыми и яростными, что после них на их телах не оставалось живого места. И, кажется, в этом они находили свой истинный смысл. Ему так отчаянно хочется убить его, но перед этим в который раз позволить себе перейти за грань и отдаться бешеному желанию, затмевающему всю эту ненависть. И когда они встретятся снова, он не станет медлить и заполучит это чертово тело, по которому успел изголодаться за долгие 4 года. Возьмёт его, так грубо, прижав к твёрдой стенке. Не будет жалеть об этом. И снова не сможет избавиться от него. Потому что он одержимый, съехавший с катушек идиот, захлебывающийся слюной и сгорающий от жажды каждый раз, когда видит этого высокомерного мудака. Чёртов Дазай.