Похоть part 2

Спешим поздравить с 8 марта дорогих читательниц нашим дружным тандемом! P.S. Надеемся, это наш не последний совместный мини. :р — Ты же говорил, что в свое личное пространство никого не пускаешь, и даже при крайне остром желании я никогда не попаду к тебе домой, Марк? — Яр устраивает локти на перилах, покрытых изморозью, и едва не кривится от кусачего покалывания на голой коже. Бросает внимательный взгляд на парня, который специально или без особого умысла, затянутый ночным спокойствием, игнорирует вопрос. Так и продолжает мусолить губами сигарету, неспешно покуривая, дожигая бумагу до фильтра. Невозмутимый, будто статуя. И Ярослава злит это, увы, непоказное спокойствие. Бесит полнейшее чертово равнодушие. Цепляет, словно маленькие крючочки изнутри и, подкатывая к горлу, шкрябает острыми когтями стенки ехидство. Новый вопрос вырывается непроизвольно. — Так ты меня наебал или у тебя реально какой-то принцип? Интерес, когда-то упавший на самое дно стоило Яру впервые услышать отказ, всплывает на поверхность без особых усилий и посторонней помощи. Хотя, пожалуй, последнее — факт спорный. Марк суть вопроса и причину, по которой до него старательно докапываются, улавливает с полуслова. И, решая сыграть короткое соло на нервах своего собеседника, точно так же, как до этого сделал этот показушник, поворачивается к нему лицом и впивается достаточно откровенным взглядом. Мол, если такой любопытный, прочти. Догадайся сам. Ведь, когда прозвучит ответ, вся атмосфера таинственности растворится без следа, отполированная очевидным фактом. Улыбается одними глазами, нагло щурясь и едва сдерживая дерзкую ухмылку. Ноздри выдыхают остатки дыма, осевшего в легких. И, наконец, раскрывает рот. — Не сравнивай невинные посиделки с друзьями и тот случай, когда пускаешь в свою личную постель: одноразовые связи могут как развиваться, так и заканчиваться ровно на одном и том же месте, где начались. Слово «одноразовые» не хлещет плетью по самолюбию Яра. Не заставляет скривить морду и стиснуть зубы, стирая в крошево от злости и обиды за свою персону. Наоборот, оно еще больше сеет смуту в сказанное Марком, вынуждает на мгновение задуматься и даже после приложенных усилий все равно не понять своего собеседника. — Что может быть лучше, чем после бурной ночи уткнуться лицом не в казенные простыни, а в свою подушку? Когда никуда не надо спешить, можно не выползать из постели, растягивая и смакуя послевкусие. Никто не скажет «выметайся», не нужно платить за свой ничтожный квадратный метр, чтобы получить удовольствие. — позиция Яра по этому поводу в корне отличалась от позиции Марка. И дальнейший диалог грозил быть построенным из одних противоречий. Но разобраться казалось почему-то особенно важным. Иногда даже элите, верхушке общества, сложно высказывать свое мнение, при этом не напирая на того, кто с ним категорически не согласен. Особенно не пытаясь навязать собственные взгляды, ведь в самолюбии можно было обвинить ровно каждого из них. Тому виной атмосфера вседозволенности и доступности практически всего, к чему появлялось желание протянуть руку. И точка зрения в виду порой ошибочной, а местами оправданной якобы просвещенности во множестве вопросов, упорно твердила, что да, необходимо переубедить, настроить на свою волну и обрести единомышленника. — Белье можно постирать, комнату проветрить, а из головы выкинуть не получится. Ты будешь лежать в своей постели и думать, что это проходной двор или лавочка в общественном месте и по умолчанию она теряет свою интимность, стопроцентно более не являясь чем-то сугубо личным. — И в итоге все запреты о доме могли ограничиться только лишь твоей комнатой. Что, неужели нельзя трахаться в гостиной и при этом не испытывать после желания поджечь диван? Или разложить кого-то на обеденном столе и не сожрать потом вместе с ужином вилку, ибо что-то вдруг почудилось? — Утрируй сколько влезет. Истина остается непреклонной: я не собираюсь таскать в дом временных пассий, — пальцы обжигает истлевшая до фильтра сигарета, Марк вдавливает бычок в стенку пепельницы, опуская на дно. Разговор перерастает в противостояние, а что-либо доказывать или выяснять глубокой декабрьской ночью нет желания, ибо пустая потеря времени. — Хочешь, стану твоим постоянным? — на автомате, не до конца понимая, откуда берется такой запал, и кто поджег фитиль, выпаливает Яр раньше, чем успевает тщательно обмозговать эту мысль. Но глаза все же с едва различимой каплей отчаянной нужды заполучить неприступного парня уставились, требуя незамедлительного ответа. — Сказал самый ветреный человек! — награждая героя-любовника тяжелым пронзительным взглядом из-под сведенных бровей, недоверчиво хмыкает Марк, запихивая руки в карманы. — Как закончишь, не забудь закрыть дверь, — и, не прощаясь, неспешно выходит с балкона. *** Две недели спустя. 31 декабря 2016 года. Три двухэтажных коттеджа на облагороженной частной территории, обнесенной высоким забором, посередине маленькая сцена для двух-трех танцовщиц, диджейская установка и мощные колонки по бокам. Золотая молодежь города «N» предпочитает праздновать Новый год нетривиально: не сидя с родителями до полуночи, ковыряясь вилкой в салате и цедя одинокий бокал шампанского. Для Яра, его одногруппников и однопоточников наступающий 2017 не стал исключением. Дань особым традициям. Слепое следование негласным правилам. Пара сотен наличных вскладчину, и почти семьдесят человек на сутки обеспечены эксклюзивным настроением. Черная дубленка небрежно накинута на плечи, темно-синий приталенный костюм сковывает каждый сантиметр, подчеркивая точеную, выкованную в тренажерном зале фигуру, до блеска натертые туфли и сияющий взгляд, словно хозяин не остановился на одной обуви и прошелся щеткой по глазам. Никто не спешил заботливо предлагать Яру надеть верхнюю одежду по-человечески и застегнуть молнию — народ вывалился на улицу на каких-то пятнадцать минут. Еще одна традиция: вместо торжественной речи президента — грандиозный салют, начинающийся одновременно с первым боем курантов. — Минута до первого залпа, объявляю начало Нового 2017 года, — с этими словами ди-джея женский механический голос начал в обратном порядке отсчитывать шестьдесят секунд — все поддержали. Ярослав, держа в руках бокал с шампанским, только что любезно наполненный одним из парней, взявших на себя эту торжественную обязанность, блуждал взглядом по территории, выискивая среди стоящих врассыпную или сгруппировавшись в маленькие кучки людей, объект с яркой отличительной чертой, которую он бы собственноручно маркером старательно вывел ему на лбу, — «Lust». Желанное тело, упакованное в стильный графитовый костюм, словно в подарочную обертку — осталось только бантик на талию прилепить, обнаружилось стоящим у наряженной гирляндой ели. — Чистое совпадение? — Яр задал риторический вопрос вслух. — Время открывать подарки, пожалуй, пора заняться своим! «Десять, девять, восемь», — продолжали отсчитывать голоса. — Почему всегда в гордом одиночестве? — без приветствий начал брюнет. — Почему всегда пытаешься его нарушить? — ответил вопросом на вопрос Марк. Уголки губ непринужденно потянулись вверх. Глаза лениво мазнули по подошедшей фигуре с головы до пят. За две прошедшие недели это был самый длинный диалог, состоявшийся между ними. В стенах университета оба ограничивались мимолетно брошенными взглядами и приветственными кивками. Четырнадцать дней молчания. Триста тридцать три часа, наполненные насыщенными событиями, повлекшими перемены у одного и абсолютнейшее затишье у другого. Перед бурей ли? «Три, два, один», — скандировала толпа. Раздался оглушительный залп, темное небо осветили красно-синие пионы, открывая лепестки навстречу звездам, кутаясь в их таинственное мерцание. Золотые пальмы величественно проросли на считанное мгновение, листья, обрамленные серебристыми элементами, растянулись по живому полотну. Эффекты менялись каждые пару секунд – едва гости успели проводить взглядом один, наслаждаясь роскошным рисунком, появлялся новый, но и тот не задерживался надолго. Звон бокалов. Первые глотки. Поздравления, сыплющиеся как из рога изобилия. — Эй, знаешь, какое желание я загадал? — Яр наградил своего собеседника лукавым, искрящимся, как шампанское на дне бокала на тонкой ножке, взглядом. — Так безжалостно раскроешь мне тайну вселенского масштаба, не боишься, что не сбудется? — Детская чепуха. Ну, так, значит, не интересно? — И какое же? — Чтобы исполнилось твое! — Язык прошелся по губам, как бы невзначай собирая золотые капли алкоголя — рискованный трюк на морозе, но не попишешь. — Надеюсь, ты загадал именно меня. Ибо сегодня я хочу в тебя исполниться! Или у тебя, — дерзкая ухмылка приклеилась к покрасневшим губам. В глазах вызов абсолютно точно, не меньше. Картинно закатывая глаза, Марк выстрелил: — Мечтай, не дорос еще! — заявление, слетевшее с уст блондина, прямо пропорционально относилось к росту. В действительности же Яр был старше Марка на год, чем непременно поспешил козырнуть. — Чья бы корова мычала, пока «один-один», но хочешь, — Яр сделал шаг ближе, губами прижимаясь к мочке уха собеседника, и, втянув носом запах парфюма, добавил, — можем помериться членами, только для этого придется уединиться или хотя бы зайти в тепло. — И что будет, если я соглашусь, и ты проиграешь? — Повторю проделанный трюк на уровне твоей ширинки, а если… — Яр прищурился. — Без «если», двигай в дом, — Марк, незримо для окружающих, опустил прохладную ладонь на спину брюнета и, спустившись ниже, с силой сжал в руке ягодицу, подталкивая парня вперед. Конечно, в планы обоих не входило в действительности снять друг перед другом штаны, предварительно позаимствовав у кого-нибудь линейку. Это был всего лишь предлог. Мимокрокодилом, неспешно полукругом, между толпящихся групп людей, которые заняты распитием/раскуриванием и просто разговорами. Им не до них. После курантов, всем словно дали команду стартовать и творить полный пиздец, чтобы наутро хвастать как мало они помнят, либо наоборот продолжать трешить и подстегивать остальных. Жаловаться на состояние полного нестояния, однако, несмотря на это, продолжать как одна из овец гребанного стада лакать/курить и тому подобное. На почти семь десятков человек выделено три комфортабельных коттеджа, однако это вам не отель в пять пафосных звезд, где можно выбрать номер с лучшим видом, личным душем и двуспальным траходромом. Место-койка и по парам в комнаты — главная установка для отдыхающих, которая к счастью или сожалению будет нарушена, ибо надравшиеся до отключки тела явно свалятся в кучу-малу где-то на первых этажах. Более стойкие, ну или дамы, возможно, доберутся выше. Потому Ярослав совершенно не заморачивался вопросом уединения, в ближайшие несколько часов так точно. Дальний дом, второй этаж, последняя дверь по правой стороне. Пустующая, разумеется, ибо сосед, которого Яр даже в лицо не видел, естественно, как и все, праздновал, да и если ему вдруг припрет заглянуть в место своего ночлега, открыть запертую на два поворота ключа комнату он не сумеет. *** Освещения у дома ничтожно мало – основное гуляние происходит поодаль, там же собственно и орет музыка. Марк подталкивает Ярослава ближе к веранде, что устлана разноцветными лампочками-огоньками, моргающими с установленной периодичностью. На первый этаж, где единственным источником света служит полуживой, одиноко горящий камин, жалобно потрескивающий и бросающий причудливые блики на стену напротив. Две высокие фигуры, а точнее их тени, смотрятся комично и несколько мистически, зато поведение отнюдь не подходящее этой тайной вылазке. — Шевели булками, — Похоти невтерпеж. Хочется как можно скорее преодолеть лестничный пролет, зато Яр под стать празднику – чертовски игривый. Потому не упускает момента исполнить полутораминутное соло на нервах Марка. — Вот так? — виляет пару раз бедрами из стороны в сторону, получив громкий шлепок как ответ. — Что? Не понравилось? — хоть чужая ладонь и обожгла ягодицу через тонкую ткань брюк, это лишь подстегивает продолжать испытывать терпение стоящего сзади. — Мало в тебе профессионализма, дорогуша. Тверкать явно не твое, — ощутимый толчок, настолько, что брюнет спотыкается, но идиотская, с нотками похабщины улыбка не слезает с лица, прилипшая намертво. — Так что «Афродита-и-мать-его-Аполлон-в одном-твоем-наглом-лице» двигай, пока для ускорения я не применил вместо руки ногу. — А если так, — расставив шире ноги, оттопыривает задницу и начинает изображать хер пойми что, зато темно-синяя ткань весьма соблазнительно обтягивает две округлости. И Марк позволяет себе залипнуть на пару секунд, чтобы следом протянуть ехидно: — Кто-нибудь, верните мне деньги за этот хуевый приват. — Зануда. — Нарцисс, — толчок в спину, пара ступенек и они, наконец, оказываются на втором этаже. — Куда? — Последняя дверь. — Перфекто, никто не услышит твоих воплей, — обогнув тело с выражением лица, которое можно стереть или страстью, или болью, иначе никак, Марк двигается вперед, ибо ритуальные танцы это, конечно, прикольно, но не тогда, когда стояк все больше крепнет от одного лишь предвкушения. И не смущает полное отсутствие освещения, ведь правду говорят, что в темноте все кажется интимнее. Даже мысли. И тихие шаги позади в такт сердцебиению. Еще пара метров и спасительная дверь, но… Тонкая полоска света, льющаяся из щели приоткрытой комнаты, заставляет Похоть застыть на месте, и природное любопытство, на поводу которого он слишком редко идет, сейчас вспыхивает едва ли не ярче салюта внутри. Приятной почти неощутимой дрожью отдается в теле азарт и магию момента разрушает громкое Яровское: — Где там твоя волшебная кнопка ускорения, нажать хочу, — и следом тычок пальца в районе копчика, вынуждающий Марка, шикнув что-то под нос сквозь зубы, стремительно повернуться и накрыть рот Яра рукой. Осторожно заглядывает, и перед его глазами предстает картина: Внушительное количество свечей, плоских, словно огромные таблетки, расставлены по периметру комнаты, создают романтическо-эротическую атмосферу. Находящаяся спиной к выходу девушка стоит на коленях между разведенных в стороны мужских ног. Оба все еще в одежде и вероятно недавно начали, точно также, как подглядывающая парочка, решив сбежать от основного действа на улице и подарить друг другу уединение вкупе с удовольствием. Чем не идеальное начало нового года? Яр послушно ждет, не пытается убрать руку от собственного лица, и спустя минуту, Похоть поворачивается к нему, заинтересованно поблескивая глазами, в которых плещется целая свора чертей, приближается, практически целуя через ладонь, и шепчет: — Тише, иди сюда, смотри, — уступает место у приоткрытой двери, показывая причину своей заминки ранее. И Ярослав жадно смотрит на то, как неизвестная особа старательно целует подставленную под ее ласки шею парня с задраенными веками и раскинутыми в стороны руками. И ощущения безумно странные. С одной стороны, это некрасиво и неправильно, ведь возжелай они быть увиденными, расположились бы на первом этаже в общем холе возле камина или в более экстремальной обстановке. Однако… Боясь быть замеченными, они бы заперли дверь на замок. Хотя вряд ли кто-то, кроме зажимающихся нетерпеливых парочек, может в это время здесь оказаться, да и когда страсть плещется бурным потоком внутри, не до подсматриваний и прочего. Ярослав тонет в этой обстановке. В остроте и необычности. А когда его начинают, дублируя движения девушки в комнате, касаться губы Марка, тело прошивает неконтролируемая дрожь, подгоняемая куда более сильным, чем еще пару минут назад вспыхнувшим возбуждением. И руки настойчиво удерживают. Дубленка потеряна где-то на лестнице. И так насрать… Когда чувствуешь горячее дыхание за ухом, влажные мазки языком по коже и скользящие под пиджак ладони, обманчиво ласковые, потому как, спустя секунду, они прижимают к обладателю настолько сильно, что ощущается даже через ткань каждая чертова мышца в его теле. И не выдохнуть нереально. Как и не попытаться еще теснее вжаться. И возбуждение очевиднее некуда. Обоюдное, взаимное. По обе стороны двери. И кто теперь исполняет соло и на чьих нервах? Кто теперь дирижер? Похоть следит за тем, как девушка неспешно расстегивает пуговицы на рубашке парня. И собственные пальцы повторяют, оголяя все больше кожи Яра, касаясь теперь напряженных кубиков пресса руками. Невесомо. Порхающе. Но вместо ласки ключиц и плеч, которыми награждает коленопреклоненная, вгрызается в загривок и быстро затыкает ладонью рот Ярославу, чтобы неожиданно громкий хрип-стон оказался заглушен. И чем горячее становится внутри, тем более нетерпеливо и страстно снаружи. Марку откровенно плевать, как скоро закончится прелюдия у той парочки. Ему вообще тотально плевать на все в данный момент, кроме крепкого тела, желающего ровно того же, что и он. И когда вслед за рубашкой с чужой фигуры исчезают брюки и через мгновение белье, Похоть дергает несопротивляющегося Ярослава в сторону крайней двери, которая спустя минуту звучно щелкает дважды. И было бы куда интимнее в кромешной тьме, но живущий внутри блондина эстет включает свет и толкает Яра на кровать. А посмотреть есть на что. С все еще идеальной прической, с распахнутыми полами рубашки и алеющим засосом-укусом на шее, лежащий на постели как само воплощение порока. И глаза призывно поблескивают, куда темнее привычного, а лукавая улыбка говорит громче слов. — М-м, о’кей, зачтено. «Два-один», Марк. Я тебя на диван — ты меня на кровать. И не думай, что я не сравняю счет, — картинно вздернутая бровь, облизывается и приподнимается на локтях. Блядо-демон, не иначе. — Наверное, слово «мечтай» скоро станет моим фаворитом, — прилетает в ответ. Похоть отчаянно себя сдерживает, чтобы не наброситься и не разорвать его к чертям из-за с трудом сдерживаемого желания. Неспешно расстегивает собственный пиджак. Вынимает из шлевок ремень, не разрывая контакта глаз, пуговица за пуговицей, уравнивая условия игры. В который раз оправдывает звучное имя Lust, которое сейчас одними губами проговаривает Яр, наблюдая и не смея мешать. Импровизированный почти стриптиз заводит обоих. Выкручивает регулятор возбуждения на максимум, скручивает внутри пружиной. Но чудеса выдержки показывают оба. Ибо уступить — поддаться. Поддаться — проиграть. А игра только началась. И соперники равны. Ставки делать глупо — ничья будет в любом случае. — Так ты у нас вуайерист, Марк? М-м? Любишь подсматривать? — как способ снизить напряжение, от которого даже дышать становится сложнее и воздух густеет, смешивая запахи обоих. И Яр готов поклясться, положив руку на сердце, что видит пресловутые искры, отлетающие от полуобнаженных тел, наполняя чертовым электричеством воздух. Говорить нет ни смысла, ни желания. И в два шага к кровати. Двумя четкими движениями снимает с Ярослава обувь, буквально вышагивает из собственной, не заморачиваясь наличием царапин и прочего на дорогих туфлях, игнорируя вечное напоминание не делать ТАК — наступает на задники – ибо главное оказаться без них, остальное неважно. Слишком мелочно. И несущественно. Целостность одежды – последнее, о чем думают оба. Абсолютно точно, особенно когда одним плавным движением руки, как по щелчку, в стороны разводят бедра, и Марк опускается на желанное тело, с силой вжимая в матрац и запечатывая рот поцелуем с недюжинным напором. Губы пульсируют от скользящих почти болезненных укусов, и это не ласка — борьба. За первенство. За то, чтобы встать у руля и рвануть в бездну удовольствия без шанса на выживание. И так одуряюще больно-сладко-тягуче. Хочется урчать, шипеть, рычать и стонать одновременно. И Похоть отпускает себя, отдавая на время контроль в другие руки, которые ловко переворачивают, меняя местами. Дарить или получать? В отношении удовольствия оба варианта хороши, даже слишком, потому отказаться от напора Яра Марк не готов, как и полностью занырнуть в ощущения и позабыть о партнере. Язык Ярослава скользит по нижней губе Похоти, замирает на подбородке, неожиданно сменяясь зубами. Штампуя кожу, словно степлером. И контакт глаз крепче и нерушимее стальной цепи, ресницы без блядского трепета, лишь чертов зрачок, пожирающий как безумный радужку. И слова явно лишние, телами все будет сказано. Потому, не давая опомниться, Яр метит, вгрызается и вульгарно вылизывает тонкую кожу на кадыке. Не церемонясь. Не жалея. Сходя с ума от податливости. От терпкого запаха, забивающегося в ноздри до головокружения. И хоть бы не сдохнуть в экстазе и от понимания, кто лежит прижатый к простыням с едва удерживающимися штанами на теле. Одновременно довольный и болезненный стон резонирует от стен. Поощряющий. И Ярослав толкается языком в приоткрытый рот. Не давая передышек. Перекрывает подачу кислорода, словно пробка, закупоривая бутылку с вином. И все что остается – просто дышать через нос или сдохнуть от асфиксии. И это, увы, не самая плохая смерть, если ощущать в последние секунды жизни язык человека, при взгляде на которого словно током бьет, и коротит что-то внутри, приводя к замыканию в той части мозга, что отвечает за чувства и мысли. Разрядом под самые ребра, добираясь до сердца и заставляя его, вздрагивая, учащаться в безумной пляске, перекачивая и поднимая градус в крови, словно распространяет неизлечимый вирус — эмоции по всему телу. Мол, не расслабляйся в моем присутствии. Не смей. И Марк не смеет. Яр быстро стягивает пиджак и рубашку с плеч Похоти. Скидывает куда-то на пол и ловко расстегивает пояс брюк, подбираясь пальцами к вздыбленной ширинке. Временная капитуляция блондина подстегивает урвать все, что только будет позволено в этот самый момент, и останавливаться, давая себе время на раздумья и набросок коротенького плана дальнейших действий, явно не достает. Кожу Марка обжигает каждое касание жадных горячих рук, которые терзают короткими ногтями выступающие кубики пресса и выкручивают, словно его проворачивают в мясорубке, от скользящих поцелуев по ключицам, жалящих укусов у груди и юркого языка, кружащего вокруг пупка. Терпение дает осечку. Дыхание сбивается, застревая комом в грудине, вырываясь шипяще на выдохе. Грубо толкнув, нависая сверху на вытянутых руках, Похоть атакует губы напротив, целуя глубоко и настолько пошло, что стон, вылетающий изо рта Яра, вообще не новость, проглатывается как лучшее лакомство. И одежда ахуительно сильно мешает. С красноречивым шелестом улетают брюки, белье приземляется следом. Тела прогибаются, подстраиваясь друг под друга. Руки шарят, болезненно сжимая, царапая, гладя, скользя по коже. И сталкиваться стояками, как засовывать спицы в розетку, конвульсивно вздрагивая от мазохистского удовольствия. Невыносимо. Накал давно перешел за разумную черту, и мыслей в голове ни одной не осталось. И набатом хуярит в висках нестерпимое желание, коротит и сводит судорогой каждое нервное окончание. — Повернись, — шепот громче крика. Хриплый, срывающийся. — Приказ или просьба? — тон в тон. Яру на самом деле похуй. Но несколько слов сами собой вылетают. Плавно поворачивается, прогибается в пояснице, оборачиваясь и облизываясь от одного лишь взгляда на стоящий колом член, расписанные татуировками руки и высушенное накачанное тело. А Марка ведет. Настолько беспощадно ведет, что хочется просто вставить без подготовки и вытрахать каждый блядский стон с этих призывно алеющих от поцелуев губ. — Рекомендация, — хитрый прищур и звонкий шлепок по заднице следом. Пальцы мелодично пробегают вдоль позвоночника теряясь между двух половинок, скользя по сжатому кольцу мышц. С напором. Уже без намеков, без того все яснее некуда. — Смазка в штанах. — Ты настолько, блять, в себе уверен? — И не зря. Получается, «два-два»?! Я таки сравнял счет в кратчайшие сроки? — ухмылка из разряда «Я знал, что сегодня мы будем в одной постели». И Марку нечего на это сказать. Цепляет пальцами пару презервативов и порционный лубрикант. Между зубов – обертку, на ладонь –холодный гель и пальцем без особого сопротивления – внутрь. — НАСТОЛЬКО самоуверен? — усмешка и легкое покачивание головы в стороны: Похоть подозревал, что Ярослав частично спланировал происходящее, но растянутая задница слишком красноречива. — Готов к любому раскладу? — это и правда могло бы быть смешно, если бы не сжимали так возбуждающе тугие мышцы внутри пока еще всего лишь пальцы. Если бы не прогибалась призывно спина и не прошибало потом то холодным, то горячим от зрелища. И самое невыносимо сложное – вставлять один за другим, поглаживать изнутри и не спешить. Но не приведи дьявол… Марк точно не железный, потому спустя пару минут руку заменяет обтянутый латексом член, входящий как литой внутрь, заполняя глубоко, сладко и идеально. Распирая мягкие стенки, выбивая остатки воздуха из легких Яра. Горячо. Настолько, что по ощущениям лихорадит. Похоть впивается губами в кожу на сведенной лопатке, оставляя алый след, и вдалбливается резче, грубее, так как давно хотелось. — Будь у меня два члена, я бы вставил тебе оба, — горячим шепотом по влажной коже за ухом, покрываясь синхронно мурашками. — И растягивал бы тебя снова и снова. Как чертов чехол. Полировал бы изнутри, а после залил бы спермой, наблюдая, как та вытекает из растраханной дырки, — говорить сложно. Каждое слово то и дело застревает и вырывается с шумным дыханием. И Ярослав впитывает. Подается навстречу, цепляясь руками за тонкие прутья спинки кровати, которая с жалобными постукиваниями сталкивается со стеной. Вторя такой же страстной гонке двумя комнатами от них. На грани слышимости орет музыка за окнами, и уши закладывает, но не услышать громкий женский вскрик невозможно. — Нас обскакали, Марк, — с громким шлепком задницы об бедра. Со сжимающимися капканом мышцами вокруг члена Похоти, который закатывает глаза, шипя сквозь зубы и сдерживаясь, чтобы не обкончаться в эту самую секунду. Потому что чертовски, блять, туго. Настолько… Что… Запредельно. На грани. — Давай, мы обязаны догнать, а может и перегнать их. — С силой. Снова. Туго. Снова. Слишком… Марк ускоряется, капли пота скользят между лопаток к копчику, волосы липнут к вискам и лбу. Руки отчаянно дрожат, и каждая долбаная вена выступает на них. Но остановиться? Ни за что. Это сродни преступлению, проще довести себя до тахикардии и умереть от одышки, чем не закончить эти скачки. Ведь финиш маячит на горизонте, приближается, словно они и правда участвуют в гонке, и педаль газа вжата в пол, тормоза заклинило, да и к черту их… Хватая за горло, до страстного хрипа слетающего с уст Яра. К себе поближе, влипая взмокшей грудью в такую же спину. Целуя-вылизывая линию челюсти, за ухом, шею. Ловя губы, не сбавляя темпа, как сумасшедшие, и Марка срывает. Вздрагивает, входит по самые яйца, замирает и на пару секунд теряет возможность дышать, слышать и даже смотреть. Перед глазами темные пятна. В носу густой, концентрированный запах секса, пота, смешавшегося в единый парфюм. Пять секунд – насладиться тем, какой он узкий и горячий, и перестать пульсировать, кончая. Пять секунд – перевернуть брюнета и нависнуть сверху. Пять секунд – спуститься по его телу цепочкой быстрых поцелуев. Пять секунд, чтобы, не церемонясь, заглотить влажный, блестящий прозрачной смазкой член. И вогнать глубоко в глотку, давясь, но не прекращая. Пять секунд, чтобы услышать громкий стон и увидеть, как выгибается тело от наслаждения. Пять секунд на то, чтобы ощутить дерзкие пальцы до боли сжимающие волосы на затылке и задающие темп. И Марк подчиняется. Отсасывает остервенело, жадно, быстро. Массируя поджавшиеся яички. Проскальзывая сразу двумя пальцами в растраханную дырку. Натягивая себя на его член, и его задницу на свои пальцы. И хватает пары минут, чтобы в небо ударила солоноватая струя горячего семени. Вязко скользящая в горло. И Похоть глотает, слизывает до последней капли, облизывает свои пошло-розовые губы и смотрит как чертова развратная шлюха, отчего Яру дурно. Потому что кончать вот ТАК практически смертельно. Завалившись на кровать, восстанавливая дыхание, лежат плечом к плечу. Урывками забирая последний оставшийся кислород в комнате, не находя в себе сил, чтобы подняться и дернуть фрамугу, впуская морозный воздух. Грохот и настойчивый попеременный галдеж оповещает о том, что в коттедж завалилась пара десятков дышащих перегаром тел, активно раскачивая атмосферу на первом этаже. Звуки тусовки в самом разгаре не оживляют ни одного, ни второго. Обоим не хочется тут же запаковать себя в помятую одежду и, спустившись вниз, влиться в алко-марафон. Им немного интересно как там та сладкая парочка чрез пару стенок. Кто все же пришел к финишу раньше? Слаще? Жарче? Марк лежит на боку, наблюдая за потрепанным Яром. Взгляд скользит по успевшим высохнуть истерзанным губам, поблескивающему пирсингу и точно такому же, тут он не сомневался ни секунды, пиздецу вместо достойной укладки. Любуется испещренной фиолетово-алыми пятнами шеей и ключицами. А в голове упорно не хочет сходиться два причинно-следственных факта, абсолютно не вяжущиеся между собой. И сколько Марк не пытается отмахнуться от этой мысли, задвинуть подальше, все равно возвращается к ней. Хочется найти обоснование событиям двухнедельной давности, выясняя, являются ли они истинной причиной перемен в жизни Яра. Слухи, гонимые неистовым потоком энтузиастов, любящих совать нос в чужое грязное нижнее белье, долетели до Похоти со скоростью присущей пуле. Необходимая информация сама вычленялась из рога изобилия, глубоко оседая на дно его разума. Образованная пару месяцев назад пара «Яр-Ника» дала трещину ровно четырнадцать дней назад — причиной, как странно это бы не звучало, послужила абсолютно безобидная игра «правда или действие». Лодка горячительной страсти прохудилась, заполнилась подозрениями, руганью, нервозностью и вскоре полным безразличием со стороны обоих. Отношения парочки за какие-то три-четыре дня исчерпали себя без остатка, превратившись в пыль, стали лишь очередным упоминанием. Из разряда «кто-то, где-то, когда-то». «Не прошло и полторы недели после разрыва, а он уже в одной со мной постели лежит», — рассуждает Марк, стараясь особо не делать поспешных выводов. Не закрашивать голые факты цветом своей бурной фантазии, не переиначивать смысл поступков, о мотиве которых даже не догадывается. — Эй, снова полируешь взглядом, словно старинную чашу после тщательной реставрации? — уголки губ предательски скользят вверх — над Марком снова издеваются. Не удивляет. Яр привстает, опираясь на согнутую в локте руку, скользит изучающим взглядом, ловящим любую нанореакцию человека напротив. — Приятно, когда желания исполняются так быстро? — подразумевая недавний разговор, спрашивает Ярослав. — Боюсь тебя разочаровать, однако загадывал я далеко не тебя, — интригующе начинает Марк. — Но, признаться, секс с тобой стал приятным бонусом, — не сумев на корню придушить в себе провокатора, под стать чеширу улыбается тот. — Значит, «бонусом»? — нисколько не обижаясь, переспрашивает Яр. — Читай между строк. — И все же, что ты загадал, посвятишь? — едва ли не щипцами вытягивая из Марка ответ, наседает он. — Хочу, чтобы в 2017 цены на бензин упали, — абсолютно серьезным тоном, ничуть не лукавя, признается Похоть. — Ко-не-чно, так я тебе и поверил, — Яр все же отстает от Марка с темой новогодних желаний, вырулив в сторону более животрепещущей и перспективной. — Кста-ати, бородатую фразу помнишь про: «Как встретишь новый год, так и проведешь?» — Разумеется, — хмыкнув, Марк смотрит взглядом а-ля «Я понял, о чем ты, и да, это было бы неплохо». — И я улавливаю, к чему ты ведешь. — Хм. Слышал про Нику? — попытка номер два в исполнении Ярослава довести до лежащего рядом свои намерения. — Возможно. — Ради тебя постарался. — А я тут при чем? И вот, казалось бы, настает момент истинного признания своих желаний, но вместо киношной атмосферы, вместо абсолютной тишины или легкой ненавязчивым фоном играющей музыки, в уши долбится адская какофония звуков. Словно включают два трека сразу. Будто кто-то вторит им в микрофон. И не хватало только, чтобы дверь с обратной стороны подперла парочка тел, вышибая плечом, эпично вваливаясь внутрь. Яр шумно выдыхает, прибавляя децибелы в голосе: — Я слов на ветер не бросаю, если сказал, что стану для тебя «постоянным», значит стану. И знаешь, чем это грозит тебе? — Чем же? — Придется расширять личные границы. Потому что скоро твоя постель будет пахнуть мной. Уж я-то постараюсь. *** 26 февраля 2017 года. Зима спешно пакует чемоданы, готовясь к отъезду. Редкие снежные прохудившиеся шапки все еще покоятся на въезде в город, а на улицах «N» уже вторую неделю лежит сухой асфальт, а из земли проглядывают первые ростки молодой еще не успевшей окончательно залиться зеленой краской травы. Яр сидит на нагретом солнцем капоте серебристого «хаммера», пожевывая тоненькую травинку, вместо привычной никотиновой палочки — ровно три недели назад он бросил курить, и пока успешно. Стильные солнцезащитные очки каплевидной формы покоятся на переносице, проводя спасательную операцию по защите от яркого света. — Долго ждал? — закрывая массивную железную дверь двухметрового забора, что отгораживал дом от внешнего мира, Марк скидывает ключи в карман джинсов. Пальцы перекатывают зажигалку, играя с ней, так и не решаясь подкурить зажатую в зубах сигарету. — А если «долго», как компенсируешь зря потраченное на ожидание время? Немного подумав, взвесив все «за» и «против», Марк убирает сигарету обратно в пачку и, подойдя ближе к капоту, животом подпирает колени Яра. — Твои пожелания? — ухмылка а-ля «давай же, удиви меня». — Знаешь, я тут подумал, на кой нам тащиться на очередной день рождения, если не пройдет и пяти минут после первого тоста, как придется шкериться ото всех? В прошлый раз у Севы и Сени в доме оказалась слишком тесная гардеробная — я всю спину содрал себе о полки, — горящий яркими шальными искорками взгляд скрывается за очками, но Марк с легкостью читает эмоции за этой ширмой. Удивился ли он? Нисколько. — Предложения? — Может наконец уже пустишь меня к себе домой, или я не набрал достаточное количество баллов для прохождения на следующий уровень?