Любовь зла...

Тимон лежал на холодном камне Скалы Предков. Перед полузакрытыми глазами маячило серое пятно, и сурикат скорее знал, чем видел, что над ним нависла гиена. Шензи Мари. Правая рука была прижата к земле, пошевелить ею было почти невозможно. Сильно болел хвост, но боль в левой руке, перекрывавшая все остальные ощущения, была просто невыносимой. Хотя стоп — в том-то и дело, что левой руки на месте не было. Она свисала из пасти гиены. До ушей доносились крики о помощи. Тимон узнавал голоса Пумбы, Ма, дяди Макса, разрываемых на части стаей гиен. Сурикат попытался вспомнить, как до такого дошло. Его план по избавлению от гиен был на грани провала. И он решился со всех ног кинуться к щели, которая была достаточно широкой, чтобы сурикату пролезть в неё, плюнув на то, что она находилась вплотную к гиенам. Тимон был почти готов приземлиться на ноги и побежать к не сломавшейся палке, но тут почувствовал, как на его хвосте сжалось что-то и рвануло наверх, вытаскивая из щели. — «Зубы… План провалился!..» — мелькнули отрывки мыслей в голове суриката, прежде чем его накрыла волна боли, и он потерял сознание. Впрочем, очнулся он быстро. Первое, что он увидел, открыв глаза, была нависшая над ним ухмыляющаяся гиенья морда. Он узнал гиену, которой недавно предложил стать его женой. Тимон попытался было отползти, но она зажала его с двух сторон передними лапами, не давая сдвинуться с места. — Забавно, когда невеста съедает жениха, не думаешь? — облизнулась она. Как только смысл сказанных ею слов дошёл до Тимона, тот окончательно пришёл в себя и попытался освободить прижатые к телу руки, но выходило это не так быстро, как ему хотелось бы. — Шензи Мари, — Тимон прилагал все усилия, чтобы его голос не дрожал. — уверяю тебя, есть меня — не лучшее решение. Я не питательный! Ты можешь отравиться! — О, я думаю, ты — не худшее из того, что мне приходилось есть, — Шензи насильно развела руки попытавшегося сжаться в комок суриката в стороны и, лапами прижав их к земле, смерила его взглядом. — Какой худой, — гиена шумно втянула ноздрями воздух. — Но пахнешь аппетитно. Так сказать, деликатес. Буду наслаждаться каждым кусочком, — в её голосе чувствовалось предвкушение. Тимон в панике посмотрел ей в глаза. Во взгляде Шензи он увидел то чувство, которое он сам испытывал, когда находил какого-нибудь лакомого хрустящего жучка. Но, не смотря на то, что его собирались съесть, сурикат не мог оторвать взгляда от этих горящих жёлтых глаз. Опомнился он только когда услышал истошный вопль Пумбы. Вывернув шею, он увидел, как на его лучшего друга навалилось сразу несколько гиен, вырывая из него куски мяса. Тимон рванулся, неизвестно, на что рассчитывая. — Тебе не понять, — услышал он над собой. — какое это удовольствие — смотреть на бесплодные попытки добычи спастись, когда знаешь, что она никуда не денется. Я просто обожаю это чувство. Мне интересно, откуда ты знаешь моё имя, но ещё больше меня интересует, так ли ты вкусен, как пахнешь. Шензи наклонилась, и в следующую секунду Тимон заорал от невыносимой боли в плече. Он услышал отвратительный, перекрывающий все остальные звуки, треск собственных костей и разрываемых мышц и сухожилий. Шерсть намокла от пота, сердце забилось где-то в горле, в глазах потемнело. Подождав, когда боль станет чуть тише, Тимон приоткрыл глаза и взглянул на Шензи, из пасти которой свисала его рука. При виде этой кровожадной усмешки, хищного плотоядного взгляда, окровавленных клыков, зажатой между ними собственной конечности любой пришёл бы в ужас, но Тимон оставался относительно спокоен, лишь сжав зубы и сведя вместе брови. Затуманенным взглядом из-под полуопущенных век он рассматривал нависшую над ним гиену и понимал, что снова испытывает странное ощущение в груди. Сурикат уже давно признался себе в том, что Шензи Мари… нравится ему. Он часто думал о ней, при этом испытывая странную нежность, желание прижаться к ней, зарыться в её мех, быть как можно ближе. Порой Тимону хотелось соединиться с ней, отбрасывая всю нелепость и дикость данной мысли. Потом вместе воспитывать детей, которых она ему родит. Тимон был уверен, что их с Шензи Мари дети были бы красивыми. И вот он прижат к холодному камню, чувствует на себе её горячее дыхание. Его трясёт, естественная реакция на близость хищника. Совсем как во время их первой встречи. Тимон помнил это так, будто это произошло пару часов назад. Как он перепугался, когда, будучи караульным, замечтался и увлёкся пением, и в реальность его вернули неспешные хлопки. Как на миг замерло сердце, когда он обернулся и увидел возвышавшуюся над ним гиену, которая, издевательски склонив голову набок, аплодировала. Как она, прекратив хлопать, рассмеялась, а потом столкнула его с камня. С тех пор прошло довольно много времени, но образ Шензи часто возникал в его воображении. Даже в Оазисе по ночам Тимон долго не мог уснуть, думая о ней. Сурикат силился не забыть её голос, и, находясь в одиночестве, с нежностью раз за разом повторял её имя. Он ни с кем не мог поделиться своими переживаниями, так как знал, что его не поймут. Даже Пумба. Да и как он должен был рассказать об этом? «Я влюбился в гиену, которая давным-давно пыталась съесть меня?» Сурикат и гиена вместе? Как же это глупо. Думая об этом, Тимон просто молча лежал и смотрел, как Шензи проглотила его руку и воскликнула: — Да ты ещё вкуснее, чем я думала! — и добавила. — Шерсти б поменьше… Вдруг сурикат почувствовал, что Шензи убрала лапу с его руки. Он попробовал пошевелить ей, конечность плохо слушалась, ещё и намокшая и слипшаяся от крови шерсть доставляла неприятные ощущения. Когда гиена наклонилась за новым куском, Тимон, поддавшись внезапному побуждению, решился на весьма глупый поступок. Но, если жить осталось совсем ничего, то почему бы не воплотить хотя бы часть давней мечты в жизнь? Сурикат протянул оставшуюся дрожащую руку и дотронулся до щеки Шензи, с нежностью провёл по её шерсти. Затем, пользуясь заминкой не ожидавшей этого гиены, из последних сил привстал и прижался своими губами к её. Шензи отпрянула, её морда была перекошена от отвращения. Сплюнув в сторону, она кинула испепеляющий взгляд на Тимона, который откинулся на спину и, счастливо улыбаясь, смотрел в затянутое чёрными тучами небо, облизывая с губ собственную кровь. — За это ты лишишься головы, — прорычала она. — Я буду не против, если именно ты лишишь меня головы, Шензи Мари, — тихим хриплым голосом ответил Тимон. Но всё же ему хотелось потерять сознание за секунду до того, как на шее сомкнутся зубы гиены, в которую его угораздило влюбиться. — Мне вот что интересно: ты клоун или реально умалишённый? Думаешь, так легко отделаешься за такую наглость по отношению к матриарху? Головы лишишься в последнюю очередь. Я с удовольствием послушала бы твои вопли. Шензи взяла зубами руку Тимона и резко дёрнула, вырвав часть тела. Тимон издал глухой стон — сил кричать уже не было. — Хоть и наглый, но до чего вкусный, — сквозь звон в ушах донеслось до него. Пытаться выровнять дыхание и успокоить бешено бьющееся сердце было уже бесполезно. Тимон уже ничего не видел, потому что в глазах снова потемнело, и тёмная мерцающая пелена всё никак не хотела проясняться. Внешние звуки утонули в давящем звоне внутри головы. Образ Шензи, который Тимон изо всех сил пытался удержать, становился всё более нечётким, поглощался мраком. — «Сожалею о том, что мы не смогли быть вместе, Шензи Мари. Но я понимаю тебя. Было приятно сегодня увидеть тебя, побыть рядом с тобой. Хоть это и было недолго. Но я счастлив, потому что всё же узнал вкус твоих губ. И даже рад тому, что меня съела именно ты. Жаль, что не выйдет обрадовать Ма и дядю Макса внуками…» — Мм? Умер? — Шензи остановилась, глядя на неподвижное изувеченное тело, лишённое уже не только рук, но и нижней части туловища. Губы суриката застыли в полуулыбке. — Сделал предложение, поцеловал, и теперь даже мёртвый улыбается. Чудной. Истинный клоун. Ну или просто идиот. Был. — В чём дело, Шензи? — к ней подошёл Банзай, морда которого после трапезы также была в крови. — Что ты так уставилась на него? Неужто запоздало раздумываешь над его предложением насчёт свадьбы? — ехидно спросил он. — Ну вот ещё! — Шензи проглотила оставшуюся часть туловища суриката вместе с головой. — Идём, — кивнула она остальным гиенам. — «Может, тот сурикат всё же не был простым клоуном?» — возникла мысль, но гиена тут же отогнала её. — «Не забивай себе голову бредом, Шензи. Нет времени думать о каком-то клоуне. Тебе, как матриарху, ещё много чего нужно сделать. Разделаться с предателем Шрамом, позаботиться о клане. Это твоё предназначение. Воистину.»