Слишком тяжелый день, или кое-что о агенте Коулсоне, Черной Вдове и Хоукае.

Слишком тяжелый день. Иногда такие случаются. Что-то не сходится, ломается, гибнут люди... И вовсе не потому, что это ты виноват, просто тяжелый день. Но сердце ноет и тянет необъяснимой тупой болью, и ты кажешься себе выжженным до основания, до пустой оболочки, с невероятной, невосполнимой пустотой внутри... Фил Коулсон переступил порог общей кухни в Башне Старка. Никого из Инициативы не было дома и это огорчало. Нет, их частенько небывало, когда Фил возвращался из Щ.И.Т., и он привык, рано или поздно они всегда возвращались. Но сейчас это особенно сильно печалило, потому что Филу нужно было их присутствие сегодня. Шумное и бесшабашное Бартона, вдумчивое и спокойное Роджерса и Беннера, язвительное и непокорное Старка, отстраненно-уравновешенное Романофф и доброжелательно-непоколебимое Тора. Но кухня молчала. Молчала, казалось, и вся Башня. - Добрый вечер, агент Коулсон,- приветливо подал голос искин Башни.- Чем я могу быть вам полезен? Даже от этой незначительной любезности искусственного интеллекта было чуть теплее на душе. - Спасибо, ДЖАРВИС, пожалуй, мне ничего не нужно,- чуть улыбнулся Фил. - Как хотите. Но вы всегда можете сообщить мне, если вам что-то понадобится,- чопорно отозвался искин с легким оттенком озабоченности, как показалось Филу. Коулсон обвел помещение пустым взглядом. Пожалуй, он бы поел, но ужинать в одиночестве совсем не хотелось... да и не настолько он был голоден. Интересно, где сейчас Бартон? Все ли с ним в порядке? Не голоден ли он? Просто мысли, которые прочно прижились в его голове... сколько? Уже пять? десять лет? Время мчится слишком быстро, хотя ясные голубые глаза с оттенком настороженного недоверия он помнит, как вчера. Каким же он был... Фил улыбнулся тепло и совершенно беззащитно. Клинтон Френсис Бартон, совсем мальчишка, напуганный, злой и такой невероятно притягательный, что на него просто невозможно было не обратить внимание, и невозможно было оставить на растерзание этим недалеким инструкторам, что пытались вытесать из этого бриллианта еще один кирпичик системы. Вспоминая, Фил непроизвольно сжал кулаки, так глубоки были эти тревожные картины прошлого. А как Бартон добивался его? О-о, это история, достойная целого романа! С такой настойчивостью Коулсон столкнулся впервые, и едва ли смог бы устоять, даже если бы не вожделел лучника еще с первого момента их встречи. Иногда Филу казалось, что непонятно за какие заслуги, но в этой жизни ему выпал маленький кусочек счастья, маленький солнечный лучик, который согревает его закостенелую в рамках бюрократической системы, опустошенную душу, кусочек тепла с таким простым и незамысловатым именем – Клинт Бартон. Фил вздохнул и потер шею, оттягивая ворот дорогой рубашки – какая разница? он уже дома, можно позволить себе расслабится. Пустые, освещенные приглушенным светом коридоры, слишком, давяще молчаливые сегодня... Но Фил не нежная барышня – он может держать свои чувства в узде, как бы гадко и горько не было у него на душе. Душ. Сначала прохладный, чтобы смыть усталость и тяжелые мысли, потом обжигающе-горячий, чтобы прогнать скованность и тревогу. Нет смысла ждать чьего-то возвращения, он уже давно не беспокоится о членах Инициативы... ну, может, совсем немного... потому что для него они уже не просто курируемая группа, они семья – пестрая и разношерстная, громкая и неспокойная, но самая лучшая, самая преданная и родная, какая когда-либо могла бы у него быть. Немного расслабившись и смирившись с вынужденным одиночеством, Фил завалился в кровать. По крайней мере, он сможет спокойно поспать. Но сон не шел, в голове снова всплывали тяжелые мысли и кровавые картины, сердце тянуло отчаянно и зло, окатывая необъяснимым чувством вины. Сколько прошло времени, как он неподвижно лежал в постели, безотчетно сверля взглядом потолок? Час? Полчаса? А может два или три? В дверь тихо поскребли. Фил напрягся. Нет, он не ожидал опасности, здесь ему мало что могло угрожать, да и мало с чем он бы не смог справится. Просто отчаянно захотелось, чтоб это вернулся Бартон, но Фил знал, что лучник не стал бы стучать. Дверь едва слышно скрипнула, и в образовавшуюся узкую щель протиснулся тонкий грациозный силуэт. - Фил?- едва уловимый шепот, но Коулсон узнал голос. - Романофф?- ответил он тоже тихо, вовсе не потому, что нужно от кого-то что-то скрывать, просто чтобы не нарушить покоя темноты, что скрывала их друг от друга. - Прошу, Фил, не нужно этого официоза,- на мгновение в голосе Наташи появляются деловитые нотки, которые тут же сменяются искренним участием.- У тебя все в порядке? - Неужели ты пришла ночью в мою спальню лишь за тем, чтобы спросить, все ли у меня в порядке?- слегка улыбнулся Фил, но в голосе его усталость и совсем немного тоска. - Это тебя удивляет?- тонкая тень присаживается на край кровати, и свет неона и растущей луны, просачивающийся сквозь большое окно, освещает ее рыжие волосы и миловидное молодое лицо.- Мне казалось, что ты не умеешь удивляться. - Почему же? Есть много вещей, которые заставляют меня испытывать это чувство,- качает головой Фил, но Вдова не может этого видеть. А Коулсон видит, что что-то беспокоит его нежданную визави.- А у тебя все в порядке? Фил видит, как сомневается Романофф – едва уловимые, даже не вполне движения, некая нервозность, совсем не свойственная девушке. Она поворачивает голову и долго пристально смотрит ему в глаза. Вернее, он думает, что в глаза, он не может видеть наверняка. - У тебя бывало так, что ты сожалел о чем-то?- спрашивает Наташа, и Коулсон абсолютно не может определить ее эмоции по ее голосу и не видит выражение ее лица. - Пожалуй, чаще, чем мне хотелось бы помнить,- грустно улыбается он, а в груди снова подымается жгучая горечь, слишком липкая, чтобы можно было от нее избавиться, слишком давящая, чтобы пытаться ее спрятать. Наташа молча ложится на самый край постели, и Фил понимает, что что-то, похожее на его чувства, терзает ее изнутри. Он не знает должен ли что-то сказать или сделать, и они лежат так некоторое время, каждый в своем маленьком коконе боли и сожаления. Потом Романофф осторожно протягивает руку и легко касается его плеча – никакого подтекста, ничего, что могло бы сказать о ее намерениях. Еще несколько тягучих мгновений, и ее голова упирается Филу чуть ниже ключицы. - Иногда мне хочется сдохнуть,- едва слышно шепчет Вдова, в ее словах столько горечи и боли, что Фила невольно обдает холодом. Сколько раз он чувствовал то же? Сколько раз хотел просто опустить руки, наплевать на все и сдохнуть? Даже сейчас он испытывал что-то похожее. Но сейчас его прочно держало в этом мире одно обстоятельство... нет, пожалуй, их было больше. Коулсон вздохнул и обнял Романофф, прижимая к своей груди. Это очень странное и необъяснимое чувство, но ему всегда казалось, что членов Инициативы, да и его тоже, держало вместе нечто большее, чем их необычные способности. Каждый из них был по-своему несчастен. Пусть это и не поддавалось разумному объяснению, но каждый из них потерял что-то невосполнимое, что-то, что навсегда сломало их. И только то, что они нашли друг друга, не давало им окончательно потерять себя, сойти с ума, давало им силы жить и радоваться этой жизни. Фил неосознанно погладил Наташу по голове. Она шумно вздохнула и еще теснее прижалась к нему. И, может, от ощущения чужого тепла, или от схожести терзавших их обоих чувств, но гнетущая тяжесть начала отпускать, уходить, будто гнилая вода в сухую землю, освобождая место для чего-то другого, названия чему пока не находилось. Теплые губы Вдовы коснулись его губ, робко и совершенно ненавязчиво, и так доверчиво, что отказать в такой малости казалось кощунством. Ласковые руки нежно огладили его плечи и грудь. - Наташа...- тихо прошептал Фил, пытаясь добавить в свою интонацию что-то, что сможет образумить ее. - Пожалуйста, Фил, неужели это так много?- тихо отозвалась она. - Это не нужно,- попытался протестовать он, но в то же время не ранить и попытаться остаться на той грани, которая все еще удерживала их обоих от поступка, о котором потом они оба будут жалеть. - Это нужно мне,- прошептала Романофф и, помолчав мгновение, продолжила.- Разве тебе не было больно, когда Бартон был со мной? Фил непроизвольно вздрогнул и напрягся. Вспоминать о тех днях было действительно больно. Но он уже давно перешагнул это, оставил в прошлом, потому что каждый имеет право выбора и право на ошибку, и на прощение, если он этого действительно жаждет. И у него в жизни тоже было много ошибок. А еще было понимание, насколько мелочны порой оказываются обиды, и что искреннее чувство куда важнее мимолетного порыва. Пожалуй, он знал слишком много, благодаря одному взбалмошному богу, который однажды чуть не лишил его возможности делать ошибки и исправлять их. Фил зло усмехнулся в темноту. - Что это, Романофф? Ты пришла потревожить прошлое, или это предложение отомстить Клинту? - Я думала, ты куда умнее Хоукая, Фил,- печально вздохнула Вдова.- Разве я давала повод думать, что хочу встать между вами? Все намного прозаичнее... Я хочу немного тепла, и, возможно, каплю сочувствия... Наверное, странно слышать это от женщины, которая заслужила прозвище «Черная Вдова»?- Наташа тихо зло рассмеялась.- Ну, давай, прогони меня! На мгновение Фил подумал, что действительно готов прогнать Вдову, но этот странный надлом в ее нервном злом смехе и напряжение, появившееся в ее мышцах... Это все было так знакомо... Это была не злость, не готовность атаковать... это был страх... и отчаяние... Таким же когда-то был Клинт, таким же был он сам... а она всего лишь хрупкая девчонка... Злая, упертая, выносливая и смертоносная, но всего лишь девчонка. Фил улыбнулся и погладил Вдову по спине. - Нет,- коротко произнес он, чуть помолчал и добавил.- Ты можешь остаться, кровать достаточно широкая и одному в ней, действительно, одиноко. Только давай договоримся не делать вещей, о которых потом нам придется пожалеть?- мягко предложил он. Ответом ему была тишина и тонкое расслабленное тело в объятьях, и тихое ровное дыхание, и спокойное биение чужого сердца... И покой, навеваемый присутствием другого человека, который нуждался в утешении ничуть не меньше его самого... Возможно, завтра они лишний раз не посмотрят друг другу в глаза, но это будет завтра... Фила разбудил не шорох, не звук шагов... это было смутное беспокойство, размытое и явно принадлежащее кому-то другому. За окном серели предрассветные сумерки. Вдова мирно спала в его объятьях. Странно, почему не проснулась она... Рядом с кроватью стоял Бартон, хмуро наблюдая за ними. Фил виновато улыбнулся, хотя, если подумать, ничего непоправимого здесь не произошло... Клинт наблюдал, пытаясь понять, какие чувства шевелятся в его груди. Острый глаз подметил и прочел все, даже малозаметные мелочи – все говорило о том, что все не так, как кажется, но сердце странно тянуло смутное беспокойство. Наташа все еще была облачена в свой костюм, порядком потертый и запыленный, что как-то резко контрастировало с чистотой белоснежных простыней. На предплечье рваный порез – пуля? нож? Что могло оставить его? На лбу ссадина, кровоподтек на скуле... Где она была? Как не припоминал Бартон, он не мог вспомнить... Какое-то задание Щ.И.Т., в какой-то напряженной точке... Она хотела сделать все сама, отказалась от его помощи, запретила говорить Филу... Он злился, кажется, даже обозвал ее безголовой... Он беспокоился... Но она жива – значит, у нее все получилось. Но ей было плохо – нервное перенапряжение, переизбыток адреналина, лучник помнил, как тяжело это отпускает. А его не оказалось дома... Потому она пришла сюда? Клинт уже давно не задумывался, какие чувства связывали их с Вдовой, он давно все решил, сделал свой выбор, но между ними навсегда осталась какая-то недосказанность, какая-то ниточка, отголосок чего-то, что связало их прочно и навсегда. - Почему?- одними губами прошептал он, чтоб не разбудить Романофф. - Ей было это нужно,- тоже беззвучно ответил Фил.- И мне... По сердцу резануло резко и слишком больно, так что даже подкосились ноги. Но Бартон продолжал стоять, напряженный, будто каменное изваяние, и сверлить Коулсона взглядом, пытаясь найти в его лице хоть что-то... Что? Пожалуй, он не знал и сам. - Давно?- снова беззвучный вопрос. Зачем он спрашивает? Он не хочет слышать ответ, он хочет верить своим глазам, а они говорят о том, что Фил не предавал его... Но что-то старое, почти совсем забытое долбится в его мозг, тянет в груди горячо и зло. - Это не то...- чуть виноватая полуулыбка, но этого достаточно. Клинта отпускает, легко и без надрыва. Он перестал хмуриться и улыбнулся Коулсону. И осторожно, чтоб не потревожить спящую Вдову, опустился на кровать. - Она не оставила тебя равнодушным?- едва слышно прошептал он со свойственным лишь ему одному горьким весельем, растягиваясь во весь рост за спиной Фила и нежно положил ладонь ему на бедро поверх одеяла. Коулсон осторожно повернул голову в попытке увидеть лицо снайпера и тихо ответил: - Это глупо, Бартон, и грубо, ты сам поймешь это позже. - Уже,- прошептал Хоукай ему в спину, прижимаясь и вдыхая дразнящий и родной запах.- Прости... Фил хмыкнул – эта его дурацкая привычка... Бартон беззвучно рассмеялся и поцеловал его чуть выше лопаток прямо через футболку. - Я скучал, а ты спишь с Вдовой. - Извини, что, кажется, занял твое место,- в шепоте Коулсона недовольство и, кажется, совсем немного, издевка. - Я, так и быть, не буду вас ревновать, если мне позволят остаться,- Клинта разбирало истеричное веселье и немного досада, что он не может добраться до такого соблазнительного тела старшего агента. - Хорошо, ты можешь остаться. Почему «нет»? здесь достаточно места для троих,- согласился Фил и слегка откинул голову назад, чтобы прижаться затылком к макушке лучника. - Пообещай, что не будете развлекаться без меня,- все еще не мог успокоиться Хоукай, обнимая Фила за плечо. - Иди к черту, Бартон!- фыркнул Коулсон и улыбнулся открыто и ласково. - Не дождешься,- прошептал Клинт, прижимаясь теснее и закидывая ногу ему на бедро. В конце концов, если это новый виток их отношений, он сможет их принять, он уверен. Фил улыбнулся. Это была странная ночь после тяжелого дня. Но сейчас все в порядке, по крайней мере, именно так он это чувствует. Все остальное определит время, оно никогда не подводит...