в побеге

      Как можно бежать от своих чувств? Разве они не часть тебя? Разве они не зарождаются в области живота, прожигая органы огнем, не окутывают дымом все тело?       Возможно это так. Но ты продолжаешь улыбаться, открываешь окна пошире, чтобы дым выветрился и подводишь глаза поярче — чтобы огонь был виден снаружи, а до внутренностей взглядами не добрались.       Ты игнорируешь взгляды Шистада, потому что, черт, все тело уже горит, не нужно подливать масла в огонь.       Ты понимаешь, что у сладкого, чертовски приторного Шистада вместо сердца черная дыра, но ты с разбегу падаешь в пропасть, кричишь, а там гребанная звукоизоляция.       Ты живешь в этой тьме, задыхаясь от дыма, алкоголя и песен Тhе Wееknd (это все составляющие чёрной дыры Шистада и для потухшего солнца Мун там нет места).       Ты ползешь, пытаясь выйти к свету, но снова и снова падаешь в пропасть, возвращаясь к Шистаду, перебираешь его волосы, обрабатываешь раны и готовишь его любимые оладьи.       В пятницу ты снова собираешь свое сердце, склеивая обломки (парочка осталась на подошвах Шистада, но тебе плевать, ты бы ему и все сердце отдала). Крис снова с очередной моделью, смеется /не/искренне, подмигивает тебе и затягивает блондинку в глубокий поцелуй (он делает тебе все больнее, старается оттолкнуть, но у тебя слишком скользкие подошвы, чтобы карабкаться по стенам его сердца, так что ты в ловушке, милая).       И Шистад недоумевает, почему ты все ещё рядом. Почему ты так любишь считать его родинки, соединяя их в созвездия, почему ты танцуешь с ним по вечерам, напевая на ухо песни и наполняя его дом жизнью.       И он не понимает, почему его пропасть давно не черная, почему там солнце взошло в виде Эвы Мун и почему постепенно пятницы прикреплены не к вечеринкам, а к танцам на балконе и сбитому дыханию.       И каждый понимает, что теперь Кристофер Шистад — мальчик с солнцем вместо сердца.