За хорошую плату и немного надежды

К общине они выехали глубокой ночью, когда даже самые отъявленные местные отморозки отсыпались за надежными стенами домов, а зверье рыскало по улицам с уверенностью полновластных хозяев. Последние километры пути Сельма преодолела на упрямстве, подстегнутом двумя таблетками ядреного энергетика: изнуренный организм все норовил провалиться в сон, однако она понимала, что, закрыв глаза на минуту, рискует больше никогда их не открыть. Дело было даже не в ране – смертельной та не была и, если им с девчонкой удалось предотвратить заражение крови, уже не станет, – а в обладателях желтых глаз, горящих в темноте, прытких теней, скользящих по стенам, и зубастых челюстей, чавкающих слишком близко. Пока зверушки сторонились машины, оценивая ее как нечто несъедобное и, вероятно, опасное, но Сельма не спешила расслабляться: многие твари, выведенные изобретательными тайерскими живодерами, бросались на все, что движется. А некоторые и вовсе были натасканы на крупную технику: эти не то что "Налетчика" вскроют, как консервную банку, но и броневик расколупают, не обломав когтей. Тамика об этом не подозревала, а потому чувствовала себя в полной безопасности. Убедившись, что Сельма не собирается умирать и чувствует себя довольно сносно, она окончательно успокоилась и, кажется, стала воспринимать происходящее как веселое приключение, которое подходило к счастливому концу. Этому дикому детенышу явно пришлось по душе мягкое кресло: Тамика и минуты не могла просидеть, не попытавшись улечься, свернуться клубком, откинуть спинку назад, забраться на сиденье с ногами или пристроить их на любую удобную поверхность. Сельма не реагировала, только один раз молча спихнула грязные босые пятки (девчонка зачем-то сняла обувь) с приборной панели. "Черт с ней. Заслужила немного расслабиться". – Ну вот, почти на месте! – радостно сообщила Тамика, когда впереди показались редкие точки электрических огней и ярко-рыжие всполохи живого пламени. – Вы как, теть? Хуже не стало? Сельма отделалась немногословным "нет", но девчонке этого оказалось достаточно, чтобы растрещаться вовсю. – Вовремя мы вашей раной занялись. Я уж боялась, что вы от кровопотери помрете. Но вы все равно к Марисе, нашей врачихе, зайдите. Как приедем, я сразу к ней забегу и разбужу, чтобы она вас осмотрела. Обратно в Новый город сегодня ехать не надо, не доедете: я же вижу, что вам до сих пор плохо. А так переночуете, поедите нормально... можете, кстати, утром к моей хозяйке зайти и оплату с нее стребовать за то, что меня спасли. Вот у старой карги морда вытянется! Сельма невольно улыбнулась, с трудом подавив глупое желание потрепать девчонку по голове. Это маленькое диковатое существо нравилось ей куда больше, чем следовало. Товар вообще не должен нравиться: это хозяин может привязаться к своей рабыне, как любой человек привязывается к домашнему зверьку, а продавцу даже имя "зверька" знать не следует, чтобы глупых мыслей в голове не возникало. А вот у Сельмы – возникли. Черт бы побрал тайерскую обезьяну на стероидах, из-за которой простая вылазка превратилась хрен пойми во что! Теперь еще неизвестно, получится ли мирно забрать девчонку из родной общины, и во сколько обойдется сделка с ее нынешней хозяйкой. Или вовсе плюнуть на заказ, оставить мелкую в покое? Заслужила ведь, что отрицать. Хорошая девчонка. Сельма помотала головой, гоня прочь этот сентиментальный бред. Не для того она мучилась, спасая Тамику от мутанта. Не для того терпит дикую слабость и резкую, пульсирующую боль в разодранном боку. Дите, конечно, жаль, и даже очень. Но Маброх обещал вполне утешительный гонорар. Перед глазами на миг заплясали черные мушки, и Сельма опустила оконные стекла, впуская в машину холодный ночной воздух. Немного полегчало, но обманываться не стоило: если сейчас свернуть к Новой Лайотре, как она подумывала сделать, ее просто вырубит на полпути. В общину все-таки придется наведаться. Может, это и к лучшему: пусть детеныш проведет еще одну ночь с верой в человечество. Завтра маленькой Тамике придется распрощаться с ней навсегда. * * * Домой Тамика вернулась только после того, как сдала Сельму на руки бесцеремонно разбуженной Марисе. Врачиха поворчала, но больше для порядка: она всегда была доброй теткой и никогда бы не отказала раненой в помощи, будь та хоть богатой чужачкой из Нового города, хоть обдолбанной наркоманкой, помирающей от передоза. Сельма вроде бы чувствовала себя нормально – по крайней мере, до больницы смогла дойти самостоятельно и даже почти не шаталась, – так что свой долг Тамика посчитала выполненным. Можно было наконец заваливаться спать. Утром она еще обязательно зайдет к Сельме, проведает. Ну и попрощается, как же без этого. Почему-то от мысли, что Сельма скоро уедет и больше никогда не вернется, становилось очень грустно. Глупо, конечно, скучать по женщине, знакомство с которой продлилось меньше суток, но Тамика знала, что скучать будет обязательно. Сельма была совсем не такая, как тетки из общины. Она – крутая, сильная и красивая, совсем как героини комиксов. Даже Авидия, бессменный кумир Тамики на протяжении многих лет, на ее фоне превращалась в обыкновенную старуху – толстую, потрепанную жизнью, грязную и, к тому же, одноглазую. Унылую, как и все вокруг. "Да что там! Авидия – прям-таки вся унылость Старого города, собранная в одной бабке. Если на много километров вокруг не сыскать человека круче нее, что уж об остальных говорить?" Тамика задрала голову, разминая шею. Плечи вновь оттягивал рюкзак, полный ценного хлама и теперь уже наверняка битой посуды, и тащить его было гораздо тяжелее, чем днем. С темно-синего неба подмигивали те немногие звезды, которым удавалось пробиться сквозь прорехи в рваных плотных облаках. Уличные фонари, сосущие энергию из дохленькой подстанции, горели неровным голубоватым светом, то зажигаясь ярко-ярко, то почти затухая. Ветер хлопал мокрым тряпьем, развешенным на просушку; где-то вдалеке слышался вой – хорошо, что не такой, как в последние несколько ночей. В холодном воздухе витали запахи плесени, гнилья и вонючего дыма от костров, разведенных в железных бочках. Тоска одолела Тамику вконец. И вот так ей жить? Всегда, до глубокой старости? До встречи с Сельмой она почти не задумывалась над этим: принимала все как должное, мечтая только о том, чтобы вырасти, стать самостоятельной мусорщицей, обзавестись более-менее симпатичным парнем и когда-нибудь возглавить общину, как Авидия. А теперь даже думать о таком "счастье" тошно. "Развесила нюни, – раздраженно фыркнула она. Поправила норовящую сползти лямку рюкзака. – Радоваться надо, что спаслась, а не хныкать. Будто что-то новое узнала! Кто-то рождается в нормальных городах, а кто-то – в таком, как наш, или вовсе на пустошах. В местах побогаче нас, оборванцев, никто не ждет. Нечего из-за этого сопли на кулак наматывать". У порога Миллитиного дома Тамика похлопала себя ладонями в поисках ключей. Те оказались именно там, где должны были оказаться: во внутреннем кармане, застегнутом на заедающую молнию. Тамика всегда клала их именно в него, чтобы ни в коем случае не потерять. Ключ провернулся в старой скважине с мерзким скрежетом. Толкнув дверь (хорошо, что у Миллиты не хватало силенок подпереть ее самостоятельно), Тамика шагнула в родной затхлый полумрак и тут же расчихалась. Вроде бы убиралась она совсем недавно, а пылища уже висела в воздухе стеной: трухлявые полы, старая мебель и ветхие ковры ее не только накапливали, но и производили, понемногу рассыпаясь в прах. Стоило Тамике сделать шаг, как деревянные доски надрывно заскрипели под ботинками. Девочка досадливо закусила губу: не хватало только разбудить мерзкую старушенцию! Тамика вообще предпочитала не пересекаться с тетушкой лишний раз, а уж тем более – с тетушкой разбуженной и злой. Вряд ли она встретит блудную батрачку радостными объятиями и вкусным завтраком. То, что надеждам спокойно прошмыгнуть к себе на чердак сбыться не суждено, Тамика поняла, услышав знакомые шаркающие шаги. – Кто здесь? – донесся из гостиной визгливый голос Миллиты. – А ну пшли отсюда, стервятники, пока перья на месте! Тамика презрительно фыркнула: даже ее годам к восьми перестало пугать это дребезжащее тявканье. Неужели Миллита настолько тронулась умом, чтобы думать, будто грабителей оно сможет впечатлить? – Это я вернулась, тетушка. Спите дальше. Полы в гостиной заскрипели особенно надрывно. Наверное, даже гнилым доскам было противно носить на себе склочную старушенцию. Та не заставила себя ждать: прошаркала в коридор с резвостью, какую не заподозришь в таком тщедушном тельце. Тамика понятия не имела, сколько Миллите лет. Все годы, что они жили вместе, хозяйка выглядела как тощая скелетина, вечно завернутая в драную шаль. Еще она пыталась укладывать жиденькие седые волосенки в красивые прически из выцветших журналов, валявшихся по всему дому, но получалось убого. Тамика однажды сказала об этом напрямик, а потом с гордым видом врала друзьям, что губу в кровь расшибла, подравшись с уличными бандитами. – Вернулась все-таки, поганка, – пробрюзжала старуха, поправляя очки на тонком и, наверное, когда-то красивом носу. – Где тебя так долго носило? – Меня сожрать хотели, – буркнула Тамика. – А я не хотела, чтобы меня жрали. Можно мне уже спать пойти, а? Я устала. – Устала она... с дружками, небось, таскалась, дрянь неблагодарная. Вот радуйся, что меня под вечер радикулит прихватил, отлупить тебя как следует не могу! Товар принесла? Обычно Тамика пропускала такие слова мимо ушей. Подумаешь, Миллита опять ведет себя как последняя тварь. Она всегда так себя вела, даже когда Тамика была совсем маленькой и надеялась, что тетушка ее полюбит. Но сегодня в голове будто что-то перемкнуло: девочку вдруг охватила жгучая обида, от которой хотелось плакать, грязно ругаться и кидаться в мерзкую старушенцию тяжелыми предметами. В груди стало жарко и тесно, будто там поселился толстый бесенок с огненными крыльями: такого изображали в глупых детских книжках, рассчитанных на маленьких идиотов. Ну кто еще поверит, что детей на плохие поступки толкает какой-то рогатый пузатик? Тамика всегда смеялась над этими картинками, а вот сейчас сама готова была поверить в бесенка. По крайней мере, что-то злое внутри нее точно поселилось. – Ага. Подавись! – прошипела она и швырнула рюкзаком прямо в Миллиту. Та с визгом отшатнулась. – Чтоб тебя прикончили из-за этого хлама, сволочь. От возмущения Миллита аж подавилась вздохом. – Ты... да ты как смеешь так со мной разговаривать, паршивка?! – визгливо воскликнула она. – А ну-ка поди сюда, дрянь! Все, лопнуло терпение. Сейчас ты у меня так получишь, что до рассвета встать не сможешь! – И кому от этого хуже будет, а?! Ты ж без меня задницу подтереть не можешь, карга старая! – Я не собираюсь терпеть хамство от неблагодарной нахлебницы! Еще одно слово, и будешь ночевать на улице! – Ну и буду! И ночевать, и жить, если придется! Старуха уже готова была разразиться очередной тирадой, но Тамика не стала слушать. Она развернулась и вылетела за порог, так сильно хлопнув дверью, что в ушах зазвенело. По разгоряченному лицу хлестнул ледяной ветер. Несколько секунд она так и стояла: запрокинув голову, ловила ртом прохладный воздух. В глазах щипало: машинально утершись рукавом, Тамика поняла, что плачет. "Что я ей сделала?! Хоть бы раз по-человечески отнеслась, сволочь. Черт с ней, с любовью, но почему нельзя нормально жить вместе? Я же хотела... пыталась с ней ладить, тетей ее называла, хотя какая она мне тетя..." Тамика всхлипнула – то ли жалобно, то ли злобно. Она злилась на саму себя: за глупую вспышку в том числе, но куда сильнее – за это беспомощное нытье. Миллита того не стоила. Вообще никто не стоил. Она бы еще мамашу, бросившую ее с этой каргой, припомнила! Несколько раз шмыгнув носом и утерев слезы, Тамика заставила себя собраться. Можно беситься, можно реветь, а делать все равно что-то надо. Ночевать на улице – все равно что повесить себе на шею вывеску "Свежее мясо. Чудовищам – даром". Стучаться к Миллите? Она впустит. Не потому, что пожалеет, конечно: просто без Тамики старуха действительно как без рук. Но унижаться перед этой гадиной? Дать вытереть об себя ноги, чтобы получить разрешение поспать на трухлявом, кишащем клопами матрасе? Ну уж нет. Ни за что. Тамика поежилась от холода. Старые дома неприветливо пялились на нее пустыми темными окнами. Можно было пробраться в один из незаселенных и переночевать там. Или постучаться к кому-нибудь из друзей: их родители, конечно, поворчат, но Тамику впустят. Особенно если пойти к Кирни: у нее отличная мама, очень добрая, да и отец вполне ничего, хоть и надирается иногда. Но беспокоить их и навязываться было как-то неловко. Совсем рядом послышался подозрительный хруст. Тамика испуганно вздрогнула и приготовилась дать деру, но "монстром" оказалась обыкновенная крыса. Девочка мстительно запустила в нее камнем, и гадкое создание с писком припустило по улице. Прямо по направлению к рыночной площади. Тамика призадумалась. На рыночной площади стояла больница Марисы. Разве добрая врачиха откажется приютить ее на одну ночь? Она же знает, что Тамика воровать лекарства или еще как бедокурить не станет... "К тому же там Сельма. Интересно, с ней все нормально?" Решение созрело мгновенно. Показав в окно Миллитиного дома неприличный жест, Тамика поспешила вслед за крысой. "Никогда бы не подумала, что от этих хвостатых тоже бывает польза!"