За хорошую плату и немного надежды

Еще вчера Тамика мечтала уехать из Старого города. Хоть как-нибудь, хоть с кем-нибудь — лишь бы подальше отсюда, к безопасности и нормальной жизни, о которой она знала только по журналам, книжкам да старой рекламе. Сегодня Тамика, прижавшись носом к окну машины, смотрела, как ненавистные трущобы остаются позади, и размазывала слезы по лицу. Все должно было быть не так! Она собиралась скопить достаточно денег, чтобы ее пустили жить в Новый город, как нормального человека. На худой конец — охмурить, как мамаша, симпатичного богача и уехать вместе с ним. Детские мечты о том, что мать за ней вернется, Тамика с высоты своих десяти с половиной лет считала наивными, но все же хранила глубоко-глубоко в душе, чтобы никто о них не узнал и не высмеял. А в итоге все вон как сложилось... Тамика забралась на сиденье с ногами и уткнулась лицом в коленки, чтобы Сельма не услышала, как громко она сопит. Не хотелось показывать перед ней слабость, особенно теперь. Умом Тамика понимала, что обижаться на нее глупо: ничего личного, каждый крутится как может, и что там еще взрослые говорят... Но все равно обидно было до рева. Они же помогли друг другу, а это чего-нибудь, да стоит! Тамике казалось, что теперь они не совсем чужие, раз такое вместе пережили. А оказалось — чужие. Просто одна маленькая девочка слишком любит придумывать себе всякую ерунду, вот и все. Как с Авидией. Про нее Тамика тоже достаточно глупостей нафантазировала... Пора бы уже запомнить, что настоящие люди об этих фантазиях не догадываются и соответствовать им не собираются. Тамика сердито утерла слезу кулаком. Жалеет себя, как маленькая! Но, с другой стороны... если не она, то кто еще? Сельма с Авидией ей очень наглядно показали, что другие ее жалеть точно не станут. — Ты, наверное, проголодалась, — бросила Сельма, даже не повернув головы. — В спинке сиденья есть ящичек для всякого хлама. Покопайся в нем, там должны были заваляться протеиновые батончики. Героини комиксов в таких случаях гордо задирали нос и говорили нечто пафосное и глупое, вроде "Я лучше умру с голоду, чем приму подачку от тебя!" Тамика, в отличие от нарисованных красавиц, хотела есть, а потому буркнула угрюмое "ага" и принялась рыться в поисках батончиков. Те нашлись быстро, в компании медицинских пластырей, изоленты, непонятных болтов и каких-то бумажек. Из съедобного Тамика еще обнаружила нетронутую упаковку леденцов и здраво рассудила, что они тоже для нее. Не станет же Сельма набрасываться на нее из-за конфеток? "А Миллита бы стала — за то, что взяла без спроса, — подумалось вдруг ей. — Может, не так уж все плохо? По крайней мере, я больше не увижу физиономию этой старухи". Батончики оказались вкусными, фруктовыми. Тамика и сама не заметила, как сточила их все: голодный желудок по-прежнему просил добавки и не угомонился даже после целого пакетика леденцов, съеденных на десерт. Настроение немного поднялось — у Тамики даже появилось желание смотреть в окно. В этой части Старого города ей бывать никогда не доводилось: дома здесь были выше, но скучнее, чем в центре — ни тебе резных каменных фигур на стенах, ни затейливых крыш, ни витых заборов. Только высотки из стекла и бетона, да широченная "ав-то-ма-ги-страль", прямая, как ковровая дорожка у Миллиты в коридоре. Пару раз Тамика замечала, как что-то скачет по крышам, а однажды через дорогу перебежало мохнатое создание, похожее на большую собаку, но нападать зверюги не решались. Думали, наверное, что машина сильнее. Все было так спокойно и однообразно, что Тамика заскучала. Грустные мысли, ненадолго отступившие под натиском фруктовых батончиков и леденцов, снова начали одолевать ее. Вспомнились Мирам и Кирни, вспомнилась другие ребята, собиравшиеся по утрам и вечерам на крыше больницы... они, конечно, заметят, что Тамики нет. Наверняка сочинят страшную, но очень крутую историю о том, как она нашла старую военную базу тайерцев и почти вынесла оттуда все сокровища, но огромный зверокиборг набросился на нее и растерзал как раз в тот момент, когда Тамика разбиралась с устройством навороченного лазерного пистолета. Она знала, что сочинят: традиция такая была у ребят из Старого города — придумывать пропавшим товарищам интересную судьбу, чтобы их смерть не казалась слишком обидной. Не пройдет и недели, как все забудется: в компании о Тамике больше не вспомнят, а Мирам, смотревший на нее влюбленными глазами, начнет клеиться к другим девчонкам. Скорее всего, к Кирни. А Тамику в это время будут продавать на рынке — как пылесос, только живой. Скинув надоевшие ботинки, Тамика вытянулась на сидении во весь рост, улеглась на бок. Взгляд зацепился за какой-то предмет, валявшийся на полу. Как оказалось — поводок. Похож на собачий, только крепче. Тамика перевернулась на спину, чтобы его не видеть, и стала смотреть в потолок. Не интересно, но хоть о будущем рабстве ничто не напоминает. Дорога убаюкивала. Очень скоро глаза у Тамики начали слипаться: в конце концов, вчера она очень устала, а поспать нормально так и не смогла — переживала за Сельму. Дуреха. Как там говорила Авидия, которая на самом деле Лайла? "Дети слишком любят доверять кому попало". Жаль, что она права. Несмотря на горькие мысли, Тамика быстро задремала. А когда проснулась, мир вокруг изменился. Сперва, только-только продрав глаза, она испуганно пискнула и, закрыв голову руками, скатилась под сиденье: отовсюду доносился страшный гудящий рев, от которого вибрировали борта аэромобиля, а из ушей, казалось, вот-вот потечет кровь. "Монстры!" — решила Тамика и приготовилась бежать со всех ног. Однако секунды шли, а чудовища все не нападали, да и Сельма вела машину слишком неспешно для человека, который чего-то боится. Ужас, вцепившийся в сердце колкими коготками, понемногу отпускал. Набравшись смелости, Тамика решилась высунуться из-под сиденья и выглянуть в окно. В тот же момент все страхи вылетели у нее головы: все место занял чистый, перехватывающий дыхание восторг. — Вот это да... — зачарованно выдохнула Тамика, прижимаясь лбом ко стеклу. На улице творилось что-то невообразимое. Тамика будто попала на другую планету, потому что на этой — беспросветно-унылой и вечно пыльной, — просто не могло быть таких чудес. Казалось бы, такие же дома, такие же дороги, как и в Старом городе, но все красочное, новехонькое и ухоженное, все сверкает разноцветными огнями — настолько яркими, что глазам больно смотреть... а машины! Десятки, да нет, сотни, или даже тысячи машин проносились за окнами и ревели, как стая монстров; их было так много, что некоторые не могли сразу проехать в нужную сторону и выстраивались в длинные очереди. Сельма вполголоса ругалась на какие-то "пробки". Похоже, ее Новый город совсем не восхищал. В тот момент Тамика позабыла обо всем на свете. Забыла о том, что никогда больше не увидит друзей. Забыла, что ее предали единственные взрослые, которым она хоть капельку доверяла. Забыла, что ее ждет рабство. В голове сделалось легко и весело, сердце билось часто-часто, то приятно сжимаясь, то снова ускоряя темп. Даже промелькнула шальная мысль: а может, ей повезло? Разве может здесь быть хуже, чем в Старом городе? А не попадись она Сельме, так бы и копалась в руинах до старости... Вскоре они свернули с длинной широкой улицы вглубь города. Машин здесь было чуть меньше, зато людей — гораздо больше. Тамика не могла налюбоваться на красивых женщин в чистой и броской одежде; провожала глазами мужчин, которые тоже выглядели для нее, как инопланетяне — все такие аккуратные, совсем не похожие на грязных оборванцев из общины. Тамике вдруг стало стыдно за собственный вид: а вдруг кто увидит в окно, какая она замызганная? От одной мысли пакостно становилось. Девочка даже откинулась на спинку сиденья, но ей все равно продолжало казаться, что разодетые прохожие тычут в нее пальцами и смеются. "А ведь здесь очень много людей, — подумала Тамика с легким испугом. — В такой толпе легко потеряться". В голове яркой звездочкой вспыхнула идея — такая простая и очевидная, что Тамика даже удивилась, как не подумала об этом раньше. "Если в толпе легко потеряться, то легко и потерять". Она пнула ногой поводок. Снова представилось, как ее водят на таком по рынку, где вместо товара — живые люди, и всякие разодетые толстомордые рассматривают ее, как кусок мяса, щиплют за щеки, тычут пальцами в царапины и ушибы, сбивая цену... Нет уж, не бывать тому! Расхрабрившись, Тамика подумала даже выпрыгнуть на ходу, но машина, пронесшаяся мимо на огромной скорости, отбила всякое желание так делать. Да и дверная ручка, которую Тамика ради интереса подергала, не поддавалась. "Значит, надо подождать, пока меня выпустят. А там..." На загадочном "а там..." ход мыслей сбился. Тамика понятия не имела, как живут в Новом городе, есть ли тут монстры, и как здесь принято обращаться с бесхозными детьми. Может, их отлавливают? Тогда придется прятаться не только от Сельмы, но и от каждого встречного. И все-таки это лучше, чем в рабстве. Прислуживать в каком-нибудь богатом доме Тамика, в принципе, была бы не против, но Мирам рассказывал, что чаще всего маленьких девочек из Старого города продают всяким извращенцам. Или в бордели для таких же извращенцев, только победнее. Мол, такие уроды всегда платят за детей лучше всего. Друг, конечно, мог и прибрехнуть — фантазия у Мирама всегда была буйная, — но проверять не хотелось. "Я убегу, — решительно подытожила Тамика. — Здесь не Старый город, монстры не сожрут. С голоду тоже не умру. Напрошусь к кому-нибудь батрачкой, стану работать за еду и постель... ну, или воровать буду. Я ловкая и шустрая, а толстомордые — ленивые и неповоротливые. Они-то не прячутся от чудовищ каждый день. Придумаю что-нибудь, лишь бы не к извращенцам". Тем временем Сельма повела машину по каким-то переулкам. Если приглядеться, становилось ясно, что точно таких же было полно в Старом городе: узкая полоска дороги, зажатая между одинаковыми высотками — зрелище для Тамики вполне привычное. Но на первый взгляд — будто в сказку попала: в каждом окне горел свет, каждую стену украшали яркие рекламные плакаты, в каждой витрине показывали по маленькому чуду — совсем новые, невероятные вещи просто умоляли забрать их себе, и было их так много, что глаза разбегались. И как только местные банды — должны же они тут быть! — еще не растащили все это богатство? Перед одной из высоток машина замедлила ход и начала медленно, изворачиваясь и пятясь, втискиваться в узкий зазор между другими машинами — неподвижными и, судя по всему, брошенными. "Стоянка", — припомнила Тамика слово. В Старом городе они тоже были, но больше напоминали свалки металлолома. — Выходим, — объявила Сельма. — Давай без глупостей, детеныш. — Конечно, тетенька, — кивнула Тамика с самым примерным видом и приготовилась бежать так быстро, как только сможет. Едва Сельма открыла заднюю дверь, Тамика пулей выскочила из салона и со всех ног бросилась наутек. В ушах засвистел ветер; разом нахлынули восторг и ужас — будто с головой окатили ледяной и горячей водой одновременно. "Свободна! На-ка, выкуси!" Тамику разбирал хохот, счастливый до ненормальности; торопливые шаги за спиной скорее подстегивали, чем пугали. Вдруг лодыжку пронзила острая боль. Нога предательски подвернулась, но Тамика каким-то чудом смогла удержать равновесие. В тот же момент болью взорвался затылок: Тамику с силой рванули за косички. На сей раз она все-таки упала — позорно шмякнулась на задницу. Из глаз брызнули слезы; скальп, казалось, вот-вот оторвется, не выдержав натяжения. Очередной рывок заставил ее подняться, еще один — с обреченным хныканьем попятиться назад. — Я же говорила тебе: без глупостей, — совсем не злым, даже скучающим голосом сказала Сельма, наматывая косички на кулак, как вожжи. — Почему вы все думаете, что бегаете быстрее меня? Тамика ничего не ответила, только губы кусала, чтобы не разреветься. Осознание приходило медленно, как боль при переломе — сначала вроде ничего, а потом так нахлынет, что воя сдержать не можешь. Не смогла. Не убежала. А ведь почти, почти получилось! — Отпустите, мне больно! — огрызнулась она, утирая слезы тыльной стороной ладони. Получилось не гордо, а жалко. Тамике аж самой противно стало. Натяжение чуть ослабло, но косичек Сельма не выпустила. — Больно? — переспросила она со смешком. — Нет, детка. Это не больно. "Больно" — это сапогом под ребра. "Больно" — это кулаком по селезенке или кнутом вдоль хребта. Окажись на моем месте кто-то другой, он бы тебя уже просветил. Может, и мне стоит так сделать, а? Как считаешь? Тамика хотела сказать что-нибудь гордое, как крутые девицы из комиксов. Но получилось почему-то жалобное, несчастное "не надо". — То-то же, — Сельма наконец отпустила ее волосы, но вместо этого крепко схватила за руку. Пальцы у нее оказались очень сильные: запястье Тамики они сжали не хуже тисков. — На первый раз я тебя прощу, но не вздумай выкинуть что-то подобное снова. Себе только хуже сделаешь. Ты поняла меня? Тамика понуро кивнула. Что тут непонятного? Она облажалась и теперь все-таки попадет в рабство, а если вздумает сопротивляться, ее хорошенько взгреют. Яснее и быть не может. — Куда мы? Вы меня прямо сейчас продадите, да? — хмуро поинтересовалась Тамика, когда Сельма повела ее ко входу в многоэтажку. Со стороны, они, наверное, напоминали мать с капризной дочкой, которая упрямится и не хочет идти домой. От этой мысли на душе стало совсем гадко. Сельма усмехнулась — Погляди на нас, глупый ребенок. Как по-твоему, я могу в таком виде общаться с покупателем? Да и за твою чумазую рожицу никто больше пяти сотен не даст. Приведем себя в порядок, отдохнем, а тогда можно будет и с заказчиком созваниваться. — Ясно. А кто заказчик? Извращенец, которому нравятся маленькие девочки? Тамика надеялась, что Сельма рассмеется и назовет ее дурой. Или просто скажет, что она нафантазировала себе чушь, и заказчик — это милый богатый старичок, которому нужна девочка на побегушках. Но Сельма промолчала. — Теть?.. — Понятия не имею, зачем ты ему нужна, — раздраженно процедила Сельма, почти не разжимая губ. — Я в мотивы клиентов не вникаю. Тамику это ни капли не успокоило. Остаток пути она проделала молча, стараясь ни о чем не думать. Заметив это, Сельма тяжело вздохнула и зачем-то потрепала ее по макушке. Тамика не знала, к чему это, но решила, что не к добру. Вряд ли Сельма стала бы жалеть ее просто так. * * * Вечерняя программа не баловала разнообразием. Телевизор, купленный на их с мужем последний совместный гонорар, ловил около трехсот каналов, включая тайерские, но смотреть что по родным, что по вражеским было решительно нечего. Несколько художественных фильмов средней паршивости, бесчисленные ток-шоу, музыкальные каналы, как один транслирующие электро-поп... белый шум, одинаковый по обе стороны баррикад. Во всех новостях по-прежнему обмусоливали скандал недельной давности — что-то об экспериментах на людях, которые проводила под своей эгидой Королевская тайная служба Тайера. Старина премьер-министр, потрепанный жизнью и элитным алкоголем, изображал праведное возмущение и так достоверно пучил глаза, будто в Литтере опыты ставили исключительно на мышках. Впрочем, повод возмущаться у него и впрямь был: в генной инженерии монархисты обскакали Литтер так далеко, что оставалось только плюнуть и дальше совершенствовать химоружие — благо, здесь перевес был на правильной стороне. Сельма прибавила громкость, хотя истории о зверствах королевских ученых ее интересовали не больше, чем треп тайерских ведущих, с ехидцей рассуждающих о совместимости демократии и рабовладения. Ей надо отвлечься, вот и все. Вытеснить лишние мысли потоком бестолковой информации и для верности залить их оримом. Пара стопок, не больше — достаточно для приятной легкости в голове, но слишком мало для утреннего похмелья. Главное, не увлечься. Диктор наконец сменил тему, перешел на очередные парламентские дебаты. Кто-то снова пытался протолкнуть отправку гуманитарных миссий в зоны отчуждения, но инициатива увязала в болоте финансовых вопросов. Сельме было все равно — лишь бы не додумались снова задрать цены на лицензии, а то велись одно время разговорчики. Если так дальше пойдет, скоро маленькая Тамика окажется золотой — что по рыночной цене, что по себестоимости. В дверь гостиной несмело поскреблись. Обернувшись, Сельма встретилась глазами с Тамикой: отмытая и причесанная девочка мялась на пороге, теребя край ярко-синей майки. Та была велика даже Сельме, а на худенькой и низкорослой Тамике и вовсе смотрелась балахоном. — Привет, — смущенно сказала она. — Я тут подумала... в общем, мне одной сидеть очень грустно. Вы не против, если я с вами побуду? Я не буду мешаться. По-хорошему, Сельме стоило бы запереть это существо в кладовке и не выпускать до самой сделки, но почему-то она позволила ему свободно разгуливать по квартире и даже накормила ужином. Не прогонять же теперь. — Не против. Только веди себя тихо. Тамика прошлепала босыми ногами по ковру и уселась в угловое кресло. В одной руке она держала пакетик чипсов, содержимым которого тут же принялась хрустеть. Сельма поморщилась, но ничего не сказала — очередной глоток орима подавил раздражение. Помимо приятного вкуса напиток обладал легким седативным эффектом, благодаря которому брак Сельмы продержался на год дольше, чем следовало. Какое-то время в комнате звучал лишь бубнеж телевизора да хруст Тамикиных чипсов. Но когда стальной фон выпуска новостей сменился кислотными красками рекламы, девочка осмелилась подать голос: — Никогда раньше не смотрела телевизор. У нас ни один канал не ловит, представляете? Все экраны только шипят и статику показывают... Сельма удивленно вскинула бровь. — Ты знаешь слово "статика"? — Ага. Так дед одного моего друга сказал, а я запомнила. Я много чего запоминаю... ого! Вы видели эту тетку в костюме курицы?! Какой же дурой надо быть, чтоб так по улицам расхаживать! Тамика возбужденно подпрыгнула в кресле, тыча пальцем в экран. Рекламировали набившую оскомину сеть забегаловок, логотип которой — антропоморфная курица в легкомысленном платье, — давно перестал забавлять даже мальков дошкольного возраста. А вот Тамика была в полном восторге. Выглядело мило. Сельма тоже не сдержала улыбки. "Пускай детеныш порадуется жизни еще немного. Пускай..." Уголки губ судорожно дернулись и застыли, один ниже другого. "Пускай — что? Повеселится, пока сама не стала развлечением для старого похотливого козла? Какое благородство. Сама себе удивляюсь". Схватив бутылку, Сельма плеснула себе еще орима. Она зарекалась пить больше двух стопок. Счет шел уже на четвертую. — Вы плохо пьете. Сельма чуть не поперхнулась. — Что ты имеешь в виду? Тамика смотрела на нее без намека на недавнюю веселость. Будто это другая девчонка сейчас хохотала над моделью в идиотском костюме. — Я видела, как пьют пьяницы. Знаете, будто очень горькое лекарство принимают: им вроде и не хочется, а надо. Вы сейчас выглядели так же. Почему? Вам грустно? — Не твое дело. — Точно грустно. Иначе бы вы не грубили. Искренняя жалость девчонки хлестнула по больному. Сельма резким движением, едва не опрокинув, отодвинула на край стола бутылку, а вместе с ней — и нетронутую стопку. Как ни крути, а насчет выпивки этот маленький манипулятор прав. — Детка, не придумывай, — холодно улыбнулась Сельма. — Почему я должна грустить? Завтра я продам тебя за хорошие деньги, найму на них отличного адвоката и навсегда отделаюсь от бывшего муженька. Подумай лучше о том, чтобы хорошо выглядеть завтра. Как правило, с симпатичными рабынями обращаются лучше, чем с остальными. — Вот вы и позаботитесь об этом, — тут же окрысилась Тамика. — Симпатичных рабынь и покупают дороже, ведь так? Больше она не произнесла ни слова: лишь молча смотрела в экран и время от времени без спросу таскала с блюда перченые колбаски. К ориму Сельма так и не притронулась — погрев в ладонях с минуту, ушла на кухню и выплеснула остатки напитка в раковину. Пить совершенно расхотелось. Пропало даже ощущение покоя: вместо него в голове поселились тяжесть и низкий гул, неприятно напомнившие о минувшей ночи. Когда время вплотную приближалось к двенадцати, а Тамика начала заметно клевать носом, Сельма встала. — Все, пора спать. Себе постелешь на диване, белье и подушку я сейчас принесу. Девчонка кивнула и вновь уставилась в экран. "Решила играть в молчанку? Ну и славно". Уже стоя в дверях Сельма услышала: — Спокойной ночи. Голос Тамики звучал неуверенно, будто она сама не знала, стоит ли вообще открывать рот. Да так оно, судя по смущенно опущенным глазам, и было. Сельма смолчала, опасаясь, что ее ответ прозвучит еще более жалко. Алкоголь в этот раз подействовал совсем не так, как она ожидала. Вместо облегчения орим усилил эмоции, которых не могло и не должно было быть. Оставалось лишь надеяться, что завтра они исчезнут вместе с опьянением. Иначе... иначе у нее и впрямь будут все шансы спиться. * * * Никогда еще Тамика не спала так мягко и не просыпалась так поздно. Когда она открыла глаза, на улице было уже совсем светло; солнце ярко светило сквозь прозрачные занавески, и никакая злобная старуха не орала с нижнего этажа, что пора выметаться в руины, собирать товар. Кожа в кои-то веки не зудела от укусов насекомых, от подмышек не воняло потом, а проведя рукой по волосам, Тамика зажмурилась от удовольствия — оказывается, они у нее красивые и шелковистые, просто надо было хорошенько их вымыть. Тамика спустила ноги с дивана. Невольно хихикнула: чистая кожа была жутко чувствительной, как у младенца, и мягкий ковер приятно щекотал босые ступни. Подбежав к окну, девочка подтянулась на подоконнике, чтобы лучше видеть целехонькие улицы, опрятных людей и сочные лужайки, зеленеющие прямо посреди асфальтовых дорог. Сказка, да и только. Утром она потеряла многие краски, но хуже ничуть не стала. Может быть, даже наоборот. Из-за стены послышались голоса. Один явно принадлежал Сельме, а второй был мужским, незнакомым. Тамика вмиг помрачнела. Стоило только обрадоваться, как реальность тут же напомнила, почему она вообще оказалась в этой сказке. Настроение испортилось, точно здоровая черная туча налетела и закрыла солнце. Покупатель приехал. Ее будущий хозяин. Первый порыв был совершенно идиотским — сиганув в окно с десятого этажа, она бы, конечно, в рабство не попала, но вряд ли у нее получилось бы насладиться свободой. Второй тоже на гениальную идею не тянул: вряд ли Сельма держала дверь открытой или разбрасывала ключи по видным местам. Оставалось либо ждать, либо выйти к гостю самой. Ждать Тамика не любила, поэтому выбора, почитай, не было вообще. В коридоре голоса слышались отчетливей. Они доносились с кухни и звучали почему-то раздраженно, даже зло. "Наверное, о цене спорят", — решила Тамика и, немного поколебавшись, подошла ближе. В конце концов, это ее будущее там обсуждалось, так что она имела право присутствовать. Да и на хозяина хоть поглядит. Может, она себе глупостей навыдумывала, и он на самом деле нормальный? Затаив дыхание, девочка открыла дверь. * * * Сельма очень устала. Устала от бессонницы, мучившей ее до самого рассвета. Устала от Тамики и своего желания то ли поскорее сбыть с рук эту девчонку, то ли послать Маброха в пешее эротическое и в кои-то веки поступить правильно. Но больше всего она устала от Винса, который считал шантаж отличным способом сохранить брак — если не фактически, так хоть формально. — Сельм, мы уже год мотаем друг другу нервы, и все без толку, — вещал он мягко и снисходительно, будто обращался к маленькому ребенку. — Далась тебе эта квартира! Я ведь выставил тебе нормальные условия по разделу. Либо соглашайся, либо давай подождем с разводом. Поживем вместе еще пару лет, а там, может, все наладится. Ты знаешь, как это бывает... — Не знаю, — раздраженно оборвала Сельма. — Винс, мы это уже обсуждали. Квартира была куплена до брака на мои деньги, и мне плевать, что теперь ты у нас такой положительный кадровый офицер, а я — наемница из сомнительной конторы. Совместно нажитой я квартиру не признаю, и пусть твои юристы хоть наизнанку вывернутся. Видеть твою смазливую физиономию я тоже не желаю, хоть дома, хоть в паспорте. Винс сокрушенно покачал головой. — Упертая, как бронепоезд. Сельм, ты ведь себе хуже делаешь. Мои доходы покрывают судебные издержки. Твои... — он пренебрежительно усмехнулся, — скажем так, иногда они хотя бы появляются. Говорил же тебе, что надо нам обоим возвращаться в армию, но ты сделала по-своему. Теперь не жалуйся на проблемы. — Я не жалуюсь. Проваливай, Винс, или у тебя появится лишний повод затаскать меня по судам. — Милая моя, я ведь с тобой по-хорошему... — Опа! А вы кто такой? — внезапно раздался детский голосок. Сельма и Винс не сговариваясь обернулись. У двери стояла Тамика — все в той же растянутой майке, взъерошенная со сна и очень любопытная. Большие глаза так и сверкали задорной хитринкой. Винс недоуменно уставился на ребенка, будто вместо маленькой девочки Сельма приютила у себя инопланетянина. — Сельма, это еще что? — Вообще-то, не что, а кто! — гордо поправила Тамика, притопнув ножкой. — Я все слышала. Вы тут не важный человек какой-то, чтобы меня так называть. Сельма широко улыбнулась. Будь Тамика ее рабыней, долгом хозяйки было бы приструнить зарвавшуюся девчонку. Но Сельма была лишь продавцом и могла позволить ребенку столько вольностей, сколько сочтет нужным. Правильное до слащавости лицо Винса приобрело крайне забавный вид. Как если бы у него выхватили дипломат, полный денег, и им же с размаху ударили по носу. — Ты что, удочерила эту малолетнюю хамку? — А если и так? Улыбка Сельмы стала еще шире и обворожительнее. "А если и так", то отсудить у нее эту квартиру Винс не сможет, даже если разорится на адвокатах. Его успехи в судах и так держались лишь на статусе и отличных юристах. Против матери с ребенком он не сделает ни-че-го. — Вот значит как, — процедил он. — Десять лет я перед тобой на коленях ползал, унижался, о ребенке просил. Тебе было плевать. А оказалось, тебе просто надо было вознаграждение предложить! Ты же все за плату делаешь, а, Сельма? Сельма спокойно встретила его взгляд. Эти обвинения, не считая маленькой поправки на Тамику, были частью обязательной программы. Ни один визит Винса без них не обходился. — Все сказал? — Абсолютно, — процедил он, едва не плюясь. — Спасибо, что выслушала. — Дверь найдешь сам. Винс ушел, чеканя шаг, как солдат на плацу. А дверью хлопнул, как истеричный ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. Тамика проводила его взглядом и, скорчив рожицу, показала язык вслед. — Гадкий тип, — констатировала она. — Как вы за него вообще замуж вышли? — Глупая была. Тебе кто разрешал влезать в разговор? — Да вы вроде и не против были. Сельма улыбнулась. Все-таки Тамика — на редкость забавный детеныш. Слишком забавный, чтобы взять и... Ладонь сжалась в кулак. "Черт возьми, почему же все так сложно..." — Теперь уже не важно. Хочешь есть? — Спрашиваете! А накормите? — Вчерашние отбивные остались, и еще в холодильнике завалялась пара йогуртов. Что понравится, то твое. Тамике понравилось все: она уплела и отбивную (Сельма не успела ее даже разогреть), и йогурт, и конфеты пугающе-неопределенного возраста. Аппетит этой девчонки мог посоперничать разве что с ее говорливостью. Кажется, о вчерашней обиде она позабыла напрочь — или просто слишком многим хотела поделиться, чтобы вспоминать. Как ни крути, кроме Сельмы у нее в Лайотре никого не было. Что самое страшное, Сельме начало это нравиться. Нет, не так: нравиться начало давно, а сейчас это "нравится" переросло в нечто большее. Нечто, опасно близкое к материнскому инстинкту. Она понятия не имела, что с этим делать. Это "нечто" уже не дало ей позвонить Маброху с самого утра и продолжало вносить сумятицу в ее планы сейчас. — А знаете, — вновь подала голос Тамика, смущенно ковыряя дырку в скатерти, — мне очень понравилась идея вашего бывшего. Ну, вы поняли. Про... — Про удочерение. Тон получился суровым и холодным. Именно таким, как должно. Но почему же тогда собственные слова так резанули слух? Девочка вздрогнула и сникла. — Ага, — вздохнула она. — Но вы не согласитесь, я все понимаю. Покупатель хоть нормальный? Обижать без дела не будет? Сельма отвела взгляд. Нормальный... босс из Маброха был отличный. Но целый гарем молоденьких девчушек он держал вовсе не для домашних дел. Отдавать ему в лапы Тамику Сельма не хотела. Вопреки логике и здравому смыслу — не хотела. "Вот поэтому личные контакты с товаром должны быть сведены к минимуму. Иначе вот так оно и получается. С другой стороны..." Ни один судья, заботящийся о своем теплом местечке, не решит дело в пользу Винса, если у Сельмы будет ребенок на попечении. Не помогут ни лучшие адвокаты, ни огромные взятки. Что до контрактов, то они приходят и уходят. Сельма упустит один, но ничто не помешает ей ухватиться за другой. Возможно, менее денежный, но уж точно не такой мерзкий. — Знаешь, Тамика, — Сельма, улыбнувшись, взяла девочку за руку. — Может быть, ты поняла все неправильно.