Месяц его любви

Заливать безумие чаем едва ли не так же глупо, как признаваться в этом. В том, что сошел с ума. Еще вчера ты пил кофе сразу по пробуждении – литр, не меньше, – поджаривал на завтрак яичницу, загонял себя в душ, из которого приходилось выходить посвежевшим и радующимся жизни. Еще вчера ты на дух не переносил чистую воду, а сегодня залпом выпил пару стаканов. Говорят, вода натощак – это полезно. На деле это оказалось настолько невкусно, что, если бы ты успел что-нибудь съесть, тебя моментально бы вырвало. Видимо, в этом и смысл пустого желудка: чтобы людей не рвало. В любом случае ты попробовал и остался разочарован в мнении пресловутых экспертов. Неудивительно. Есть совсем не хотелось, но, к счастью, ты вовремя вспомнил, что в этом мире существует такой напиток как чай. Его не было в твоем доме, а потому тебе все же пришлось сходить принять душ и посвежевшим и радующимся жизни выйти на улицу. Тебе повезло, что на всех упаковках написаны правила применения, иначе свежекупленный чай ты заварил бы не так, как надо. Теперь понимаешь, что это глупо, но еще десять минут назад был уверен, что чайные листья нужно варить – бабушка всегда задавала вопрос, "не нужно ли заварить тебе чаю". По правде сказать, ты рад, что твоих мучений никто не видит: со вчерашнего дня ты живешь один. Он тебя бросил. Он бросил тебя и невероятное количество фотоальбомов, разбросанных по твоей квартире. Черт тебя дернул связаться с только вышедшим из пубертата меланхоличным фотографом. Борешься с желанием утопить все эти снимки в ванне, залитой чаем. Ты ведь все равно не собираешься его пить, согласись. Он был далеко не первой твоей ошибкой. Мальчик-фотограф, не чай. Ему больше подойдет одна тысяча шестьсот шестьдесят шестой номер, потому что он почти превратил твое существование в ад. Почти, потому что ты отчаянно сопротивлялся этому маленькому жителю преисподней, который на деле был слишком слаб, чтобы перевернуть твой мир с ног на голову. Но постарался он изрядно, нужно отдать ему должное. А вчера он ушел. Собрал свои вещи, заявил, что вкладывал в эти отношения душу, а ты неблагодарный чурбан, и поэтому он уходит. Уходя, он хлопнул всеми дверями, попавшимися ему на пути. Он еще крикнул что-то тебе на прощание, но, вернувшись с работы, ты слишком устал, чтобы выслушивать очередную его истерику. Безусловно, ты уделил бы его словам хотя бы немного внимания, если бы он удосужился придумать новую причину тебя ненавидеть: все прошлые ты уже выучил наизусть. Видимо, в этот раз он сделал акцент на театральности, впрочем, аплодировать у тебя тоже не было сил. Ближе к ночи ты все же встал и закрыл на ключ двери. Сегодня у тебя выходной. Он как назло ушел от тебя пятничным вечером, будто знал, что именно в субботу ты быстрее всего захочешь залезть на стенку от одиночества. Хотя почему "как будто"? Он это прекрасно знал, и именно поэтому разыграл очередную драматичную сцену непосредственно в пятницу вечером. Ты не удивишься, если этот план он вынашивал в голове всю неделю. Маленький изверг, его надо было пороть. Садишься в кресло, перекладываешь на подлокотник очередной альбом с фотографиями, используя его в качестве подставки под чашку. Ту самую, с остывающим отвратительным чаем. Если бы он это увидел, наградил бы тебя очередной порцией самых ласковых и вырвал бы у тебя альбом, прижал бы к груди, нежно поглаживая. Интересно, у тебя теперь есть право все это выкинуть? Решаешь подождать, пока не перестанешь злиться. Переставив сваю чашку на пол, открываешь альбом, рассматриваешь фотографии. Тебе повезло: ты натолкнулся на страницу с шестью полароидными снимками. Это из вашей поездки меньше чем год назад. Ты столько раз просил отложить фотоаппарат и уделить тебе хоть какое-то время, что еще чуть-чуть, и у тебя бы отсох язык. Вероятно, твой бывший мальчик этому бы несказанно обрадовался. Он всегда говорил, что своими комментариями ты мешаешь ему работать и, если тебе так не нравится его поведение, мог бы запросто сидеть дома и не капать ему на мозг. Ты сдерживал негодование в себе, ведь хамить в ответ – исключительно его прерогатива. Перелистываешь несколько страниц с цифровыми на этот раз фотографиями. Задерживаешься на одной. Ты всегда более чем успешно избегал попадания в кадр, однако теперь понимаешь, что это был всего лишь самообман. Четыре твои фотографии, сделанные в один день, но в разных местах с разных ракурсов. Ухмыляешься, осознавая, что он слишком талантливо выбирал момент, ведь, не наткнись ты на этот альбом, так бы и не узнал, что они у него есть. Более внимательно пролистываешь оставшиеся фотографии. В этом альбоме твоих оказывается двадцать шесть. В следующем, лежащем до этого на полу, еще двенадцать. В тех, что стопкой лежали на тумбочке с его стороны кровати, тридцать пять. Ты просматриваешь всего пять альбомов, но этого более чем достаточно, чтобы понять: в своем умении не попадать в объектив ты ошибся более семидесяти раз. Видимо, именно поэтому он их оставил. Собираешь по всей квартире альбомы. Ты не думал, что их так много, пока не загорелся идеей сложить их в коридоре в одну стопку. Вместо одной стопки получилось как минимум три. Не удержавшись, решаешь их систематизировать. Возвращаешься, вооружившись маркером. Собираешься разложить их все по годам. Альбом "1". Городские пейзажи, ни намека на человеческие фотографии, которые помогли бы понять, какой это год. И все же альбом получает свое название, потому что на последней странице ты видишь один давно закрытый китайский ресторан, куда вы с мальчиком ходили примерно через неделю общения. Еще раз просмотрев весь альбом, выискиваешь знакомые места, где вы с ним когда-либо были, приходишь к выводу, что именно здесь еще не начались ваши с ним отношения. Начались они в альбоме под номером "два". С бесчисленных фотографий цветов, смотреть которые ты позвал его на ваше первое узаконенное свидание. Альбом "три" приветствует тебя видом из твоего же окна, а "четыре" напоминает о том, как вы провели вместе ваши первые рождественские каникулы. К концу пятого альбома вы начали вместе жить, однако пока ты не встретил ни одной своей фотографии. Или чьей-либо еще. Снимки выглядят абсолютно несистематизированными, и вряд ли кому-либо удалось бы найти в них какую-то логику, но только не тебе. Ты прекрасно видишь в них историю ваших взаимоотношений. Первая твоя фотография становится первой в восьмом альбоме, однако через пару страниц становится ясно, что он весь посвящен тебе. Под каждым снимком рукой твоего мальчика стоит невзрачная подпись: дата и время, без каких-либо слов. Первого ноября он сфотографировал, как ты бреешься. Такой сонный, измученный, не успевший еще выпить литр привычного кофе, потому что проспал. Проспал, потому что твой мальчик слишком долго не выпускал тебя из кровати, аргументировав это тем, что он замерзнет, стоит тебе уйти. Из-за подобных выходок, ты всегда опаздывал на работу. Практически каждый день. Второго ноября он сфотографировал, как ты обуваешься в коридоре. Ты стоял на том же месте, на котором сидишь сейчас, но тогда вокруг валялись разбросанные ботинки: в тот день выпал первый снег. Мальчик смеялся, когда ты не мог сделать выбор, но позже выдал тебе одну пару, и именно ее ты надел. По правде сказать, он всегда знал, что конкретно тебе в тот или иной момент нужно. Третьего ноября был очередной выходной. Он сфотографировал тебя спящим, а потом залез обратно в кровать. Ты не помнишь, чтобы хоть раз он просыпался первым. Первым всегда был ты. Ты просыпался, смотрел на часы, выпутывал мальчика из объятий, целовал его куда-нибудь в лоб и уходил, чтобы сварить себе литр кофе. Потом ты шел в душ, потом одевался и лишь тогда он позволял тебе себя разбудить: до этого было рано. Четвертого ноября до конца года оставалось всего пятьдесят семь дней. Он сказал тебе это и потащил в магазин, чтоб накупить рождественские подарки и сфотографировать, как ты расплачиваешься за бессмысленный по сути торшер, который ты пообещал вручить своей ненавистной кузине. Мальчику она почему-то нравилась. Это глупо, но ты ревновал. Пятого ноября ты снова уставший вернулся с работы, и он сфотографировал, как ты моешь руки в ванной. Ты еще не успел раздеться, но галстук уже был развязан и весьма нелепо свисал. За это надо поблагодарить его, твоего мальчика, который развязывал его, пока встречал тебя в дверях поцелуем. Он ни разу не отреагировал на просьбу не прикасаться к тебе, пока ты не умоешься, потому что был слишком упрямым. Или слишком сильно тебя любил. Шестого ноября ты заболел, а потому следующие две недели он фотографировал, как ты симулируешь недомогание. Ты хотел провести с ним побольше времени, а он ни разу не прокололся в том, что в общем-то тебя раскусил. Особенно комично выглядит снимок, как ты весь из себя больной стоишь босиком на открытом балконе, думая, что твой мальчик по-прежнему спит. Оказывается, из него актер получился действительно куда лучше. Двадцать первого ноября тебе пришлось вновь пойти на работу. Ты вернулся домой на три часа раньше обычного, потому что слишком привык отдыхать и к обеду у тебя уже не осталось сил. Тебе повезло, и тебе разрешили вернуться пораньше. Мальчик снова отправил тебя в магазин, потому что ему захотелось мороженого. Из окна он сфотографировал, как ты переходишь на противоположную от дома часть улицы. Через несколько минут он позвонил и сказал, что мороженое больше не хочет, а потому ты должен принести ему апельсинов. Положив трубку, ты просто взял все, что мальчик любил. Двадцать второго ноября он весь день слал тебе СМСки о том, что ему слишком скучно, а ты, как его верный рыцарь, должен его развлекать. Ты отказался называть мальчика своей любимой принцессой, но напомнил, что вы давно собирались сходить в кино. Он сфотографировал тебя с ведерком попкорна. Фильм тебе не понравился. Двадцать третьего ноября, судя по фотографии, ты его почти что спалил, ведь снимок был сделан, когда ты к нему уже поворачивался. Это была пятница, и ты готовил вам праздничный ужин, пока мальчик должен был что-то учить – через пару недель у него начинались экзамены. Тебе приходилось напоминать ему, чтобы не отвлекался, но он все равно постоянно приходил к тебе и приставал с бессмысленными разговорами. Ты считал его слишком ленивым, но на деле-то все было иначе: он просто слишком сильно тебя любил. Утром двадцать четвертого он решил, что вам необходимо завести кошку или собаку. Естественно, ты ему отказал, потому что ухаживать за ними он явно не собирался, а одного непоседливого подопечного тебе хватало с лихвой. Он обиделся, а потом сфотографировал тебя за рулем, когда вы ехали за новым питомцем. К счастью, ему так никто и не понравился. Твои обои должны быть судьбе благодарны, как, впрочем, и ты. Двадцать пятого ноября он закатил тебе очередную истерику. Тебе казалось, он будет злиться на тебя не одну неделю, но вечером он сфотографировал тебя засыпающим в вашей общей кровати. По правде сказать, он любил выгонять тебя на диван, потому что спалось на нем тебе отвратительно и уже на утро ты из кожи вон лез, лишь бы он быстрее тебя простил. Вернувшись с работы двадцать шестого, ты застал его в компании школьных друзей. Это был первый раз, когда тебя не встретили в дверях поцелуем. Гости отмечали какой-то самопровозглашенный праздник в твоей квартире и напились так сильно, что тебе пришлось вызывать им такси. Мальчик сфотографировал, как ты моешь использованную ими посуду. Честно, не будь он предельно пьян, ты бы его убил. Двадцать седьмого ноября он проснулся с жутким похмельем, и ты посоветовал ему сперва научиться пить. Ему было слишком плохо, чтобы хамить тебе, но он сфотографировал, как ты наливаешь ему в стакан воду. Уходя, ты взял с него обещание, что он останется дома, но, очевидно, маленький дьяволенок его нарушил, и ты поехал забирать его после учебы, потому что у него на дорогу уже не осталось сил. По дороге с работы двадцать восьмого ты купил любимому мальчику хризантемы. Ты почему-то решил, что они ему могут понравиться. Он сфотографировал, как в качестве извинения ты убирался в квартире, пока на кухне стоял очередной приготовленный тобой ужин. Ты забыл, что на хризантемы у него аллергия. На предпоследнем в альбоме листе ты снова перед ним извинялся. Двадцать девятого ноября ты впервые отвез его на учебу, и он снова сфотографировал тебя за рулем. Снова уставшего, снова невыспавшегося, потому что тебе никогда не удавалось удобно устроиться на диване. Перед выходом из машины он сказал, что все же тебя простил. С работы тебя вновь встречали в дверях поцелуем. Последний лист оказывается пустым. Точнее вместо фотографии ты находишь там рукописное "Чтобы история не заканчивалась…" и несколько сердечек, нарисованных разной ручкой: по количеству прожитых вместе лет. Ты встаешь на ноги и возвращаешься в комнату, чтобы залить безумие давно остывшим невкусным чаем. Только сумасшедший мог позволить ему уйти. Смирившись с тем, что тебя ждёт как минимум месяц диванной бессоницы, ты в общем-то рад, что мальчик не имеет привычки после каждой ссоры драматично менять свой номер.