Утро второго мая

— Вода шумит так спокойно, да, Хи-тян? Пата стоял от него по левую руку, а Хидэ, устроившись на капоте, смотрел вперед. Дорога здесь, недалеко от поворота в город, шла на удивление близко к воде. Они ехали несколько часов кряду и остановились покурить. Покурить — это было официальным поводом, хотя Хидэ только вытащил из пачки сигарету и мял ее, словно это был какой-то тряпичный пакетик, пока она не рассыпалась по его штанам. — Ай-яй! — вскрикнул он и ловко смел табачный мусор. Ветер подхватил и его, и обрывки бумаги и швырнул вперед. А Пата только взгляд в его сторону бросил и усмехнулся, пожав плечами. — Ну, пора ехать, — сказал Хидэ и поежился. Он потянулся, слезая с капота. Пата не возражал, когда Хидэ схватился за него, чтобы не упасть и не сломать себе что-нибудь, как однажды. Потом он не возражал против коротких поцелуев в лоб и переносицу. И совсем не возражал, когда Хидэ затащил его обратно в автомобиль, и они помчались вперед. В дороге оба были на удивление спокойными. Только Хидэ то и дело поглядывал в его сторону, улыбался, прикасался. Движение здесь не назовешь бурным, и если ехать вот так, в середине дня, может показаться, что ты герой романа о конце света: вокруг ни души, только линия горизонта и курчавые волосы напарника, друга, любовника… Небо было ярким, безоблачным. Таким, каким Хидэ любил его снимать на телефон и выкладывать в самые разные блоги. Пату, он знал, забавляла эта его привычка общаться с фанатами, делиться своим миром столь открыто. Нет, конечно, он не говорил, что это «непростительно», но усмехался, когда Хидэ возмущался из-за комментариев или когда не мог выбрать хороший снимок. А потом поправлял на его носу соскочившие вниз очки. И Хидэ снова забывал про телефон, камеру и фанатов. С ним такое иногда случалось. …В ресторане стояла жуткая духота. Хидэ мог не идти, встреча была у Паты, но он хотел, чтобы Хидэ пошел вместе с ним — и Хидэ пошел. Ничего особенно важного, конечно, не приезд дочери, а так — пара деловых вопросов. Пока их обсуждали, он пил минералку за соседним столиком: Пата не хотел, чтобы он упал в обморок и настаивал, чтобы Хидэ держался от спиртного — и никакого «ну хотя бы пиво можно?» — подальше. А обмороки иногда случались. Не то, чтобы частый исход для тех, кого вытаскивают с того света, но ему, вот, повезло. Но сочетать духоту и выпивку, хоть обмороки — это еще легко отделался, ему не стоило. И Хидэ цедил минералку и вызывал интерес окружающих кислотно-розовыми волосами, слишком длинными для мужчины, которому на вид было далеко не двадцать с хвостиком. Особенно любопытными оказались дети. Но Хидэ только строил им смешные гримасы, когда ловил на себе их взгляд. Они смеялись, мамы сердились, Хидэ пил воду. Встреча закончилась очень быстро — Пата постучал его по плечу, а воды еще было на донышке. — Уже? — только и спросил Хидэ. Затем они вместе ушли. …Удобно иметь и дом, и квартиру в Лос-Анджелесе. Их можно чередовать, особенно, если знаешь, что все страждущие твоего внимания ломанутся именно в дом. А в квартире было тихо, и она принадлежала Пате, и все выглядело так, словно он все дни только здесь и проводил. Даже постель, на которую они упали и даже умудрились не стукнуться зубами, оказалась расправленной. Хотя Хидэ не удивлялся: Пата забывал о таких вещах, и, если домработница не приходила, беспорядок мог существовать очень долго. Сам-то он в ней почти не появлялся. А беспорядок никого не смущал. Хидэ и сам был любителем набросать вещи, куда придется, и даже скорее получал за это от Паты, чем замечал самостоятельно. Главное — чтобы никто не лез в гардеробную комнату, не перекладывал одежду и не трогал косметику. А остальное — мелочи жизни, тем более несущественные во время поцелуев. Телефон зазвонил невовремя. Но его мелодия настаивала: «Подними трубку». Это было в характере матери — чему тут удивляться? С недавних пор она чувствовала самые неловкие моменты для звонков и обязательно звонила. Хидэ ее прощал: ей требовалась операция, она волновалась, пыталась сблизиться с сыном… — Подними, — посоветовал Пата. — Ты же знаешь, она не успокоится. Хидэ успел заметить, как в его глазах отражается яркий солнечный свет, как он двигает губами, как роняет на подушку голову и закрывает глаза, будто его опять одолевает приступ мигрени. — Я скоро, — шепнул он и поцеловал Пату в лоб. …Голос Хидэ раздавался откуда-то издали. Вначале было не разобрать слов, которые он по-японски тараторил с ужасной скоростью. Затем голос звучал все дальше и дальше. Пата не открывал глаз и будто плыл по волнам. Голос становился все глуше, тише, пока не смешался с воспоминаниями из прошлого. Одно оказалось ярким. У Хидэ были еще совсем светлые, длинные волосы. Когда Пата их касался, даже ненароком, тот всегда ворчал: говорил, они как солома и лучше не трогать. На ощупь волосы и вправду не напоминали шелк до сих пор, даже после бешеных денег, которые приходилось оставлять на уход за ними, пусть и выглядели здоровее. И эти светлые, замученные укладками и краской волосы, он раскидал по его кровати. Пришел совершенно пьяный и почему-то залез спать к Пате, едва сбросив обувь. Тогда он впервые задумался, что значили прикосновения для Хидэ… Пата неожиданно для себя открыл глаза. Голова гудела. Изображение спальни плыло в тумане. И он не был уверен, сон все это или нет. В квартире стояла мертвая тишина. Сердце забилось будто шальное в предчувствии чего-то неприятного, жуткого. Мозг царапнул едва позабытый кошмар: слезы, море цветов, гроб… Чтобы не утонуть в ледяном озере ужаса, Пата встал на ноги и осмотрелся, поднял валявшуюся у кровати бутылку — он пил здесь? — и повертел головой. Хидэ?.. Настенные часы показывали без восьми четыре по местному времени. Хидэ был здесь всего минут десять назад! А в Японии было почти девять утра — не могло же что-нибудь случиться ночью или рано утром? Пата провел ладонью по лицу и медленно встал. Желудок свело. — Хи-тян, — позвал Пата и огляделся. Обернулся к кровати, стряхнул прочь одеяло вместе с покрывалом, заглянул под саму кровать. С грохотом открыл шкаф. — Хидэ. — Голос звенел от напускной строгости. По виску одна за одной скатились капли пота: было очень жарко. А пальцы, ну что за дела, перестали гнуться. Никто не отзывался. Пата попробовал позвать еще несколько раз — отвечали ему стены. Молчанием. Неужели Хидэ не надоели его детские забавы? — с глухой злостью подумал он. И вышел на кухню. Там пересмотрел все, даже если здравый смысл подсказывал: спрятаться тут негде. Но руки с бешеной скоростью распахивали полки. — Хидэто, это не смешно. Сколько раз в прошлом Хидэ так разыгрывал его, если Пата вдруг отлучался, когда они целовались? Один раз перебежал в гостиную и смеялся в кулак, когда Пата его нашел за шторой. В гостиную. — Мацумото. — Строгий до этого голос нервно дрогнул. Шторы разъехались в стороны… Но Хидэ там не было. Не было и на балконе. И нигде в гостиной. В душу по капле зарылось сомнение. И старый сон — сон ли это?.. Быть может, гроб никогда ему не снился? — Не мог же ты стать призраком. Это не в твоем характере, Мацумото… Очень медленно Пата опустился на диван: ноги у него подкашивались. По спине пот лил градом. А сил дотянуться до брошенной на диване пачки не хватило. Со стороны улиц донесся будто знакомый голос — Пата не поддался видению. Ему хотелось свернуться, от боли, как в том сне — до чертиков реальном сне — и забыть свое имя и всю эту жизнь. Где-то на лестничной площадке раздались шаги, хорошо слышные в пустой и тихой квартире. Они тоже принесли воспоминания о том, как Хидэ выскочил босиком на площадку, когда в пьяном угаре искал шляпу. Не нашел. И вернуться назад не смог, а потом скребся, будто кошка в дверь. Хорошо, что они с Хисом быстро это заметили… Зато сколько было поводов для шуток! И щелчок двери Хидэто вспоминал с иронией. Щелчок? Пата перевел взгляд со стены перед собой вбок и вздрогнул. — Мацумото, — едва ворочая языком прошептал он. — Выходил покурить. — Хидэ пожал плечами так, будто ничего не случилось, подошел, сел рядом, широко расставил ноги и покрутил в руках телефон. — Звонил отец с маминого телефона. Ей стало плохо. — Плохо? — Ну да. Но обошлось. А вообще… черный какой-то день. Который раз уже… Губы у Хидэ дрогнули. Он разблокировал экран и взглянул на часы, наваливаясь на Пату, и тот смог увидеть тонкие цифры виджета. Часы показывали без одной минуты четыре. Где-то в родной Японии мирно продолжалось утро второго мая.