Маленькая вечность

      Фенрис сполз по стене, прижав рану на животе. Он устал бегать — от стражников, от храмовников, от воспоминаний, от себя, в конце концов. Вот он — беглый раб, освободившийся, но не свободный. Чего он добился?       Мариан замерла у окна, напряженно всматриваясь в ночь. Гуляющий над полом сквозняк лениво шевелил полы ее алого, как кровь платья. Она не слышала шагов, и поняла, что он здесь, только когда Фенрис обнял ее сзади, коснулся губами обнаженной шеи, ласково царапнув кожу зубами.       Она резко повернулась к нему лицом.       — Ты опоздал.       Фенрис опустился перед ней на колени.       — Я могу как-то искупить свою вину?       Окинув своего раба презрительным взглядом, она улыбнулась:       — Вполне.       Лямки платья соскользнули с плеч, шелковая материя мягко сползла на пол, повторяя все изгибы ее тела. Он обхватил ее талию, начав ласкать тело, покусывать шею, грудь. Чередуя нежность с грубой лаской, он опускался все ниже.       Она резко отстранилась, взяла лицо Фенриса руками, заставив смотреть в глаза.       — У тебя губы в крови, — недовольно нахмурилась Мариан, проведя по влажным губам пальцем.       Притянув лицо Фенриса ладонями, она впилась в его губы своими, ощущая солоноватый привкус крови. Она кусала, ласкала языком, утверждая свои права на него. Усмехнувшись, она мучительно медленно провела по его груди ногтями, прямо по клеймам. Фенрис тихо застонал. Она мягко толкнула его на кровать, она…       …Она заставляла его убивать их. Когда чувство верности союзнику превратилось в преданность Госпоже? О, это было как наркотик, не как раньше, не как с Данариусом. Хоук не пользовалась им как должным, нет. Она раз за разом заставляла его доказывать, что он принадлежит ей безраздельно, не только телом, но и душой. Он был готов выполнить любой ее приказ лишь бы снова разглядеть в ее глазах, которые для других всегда были властными, сильными и жестокими, ту нежность — только для него. А может и не было этой нежности, Фенрис не мог сказать наверняка даже сейчас, спустя столько лет.       Сначала, сразу после побега, он уверял себя, что она так изменилась после случившегося. Но это было самообманом. Еще до этого, когда она легким движением руки превратила одержимого, оттого не менее сильного, Андерса в тень. Тогда в ее глазах появилось то, что он так возненавидел со временем — презрение. Андерс посмел предать ее, и заплатил за это.       Фенрису казалось, что он пошел за ней, потому что она нуждалась в нем. Было приятно осознавать, что он кому-то нужен. Но, если уж быть откровенным до самого конца, он был просто ведом. Рабом был, рабом и остался. Он был ведом восхищением властностью, горящей в ее глазах, решительностью выбраться отсюда чего бы ей, Хоук, это не стоило. И Фенрис был уверен, посмей кто-то встать на ее пути, она бы не пожалела ни своих, ни чужих.       А дальше была жизнь в бегах. Города, бордели, таверны, поля, люди — все сменялось разноцветным калейдоскопом. Потом был первый приказ, да, уже не просьба — приказ. Был некий сэр, Фенрис даже не мог вспомнить, как его звали, и его особняк. Место молодой жены заняла леди Мариан. Пару месяцев спустя молодая леди, вернувшаяся из прекрасного далека, куда она ездила навестить родственников, обнаружила обитель своего семейного счастья полную трупов. Тела охранников, с широко распахнутыми глазами и ее любимого супруга, отказавшегося выпускать из рук простыни даже после кончины. Похороны, соболезнования, наследство, траур и обмороки молодой вдовы. Фенрис, вернувшийся весь в испарине, в какую-то Создателем забытую таверну, не понимающий, зачем так, есть же другие методы. И Мариан, сцеловывающая его усталость и шепчущая о том, что скоро все снова будет хорошо…       Мариан склонилась над ним и водила по клеймам на его груди кончиками пальцев, а в ее глазах было то, что могло заставить любого в то же мгновение ринутся хоть к самому Создателю, вздумай она пожелать этого. Фенрис откинул голову назад и жалобно застонал, ощущая, как язык прошелся там, где недавно безжалостно царапали ногти.       …Хорошо, в его понимании этого слова, не стало. После мужа последовала непутевая родня, посмевшая заявить права на состояние, чьей полноправной хозяйкой себя считала Хоук. Скольких жадных до власти и денег, но, в общем-то, невинных людей он отправил к Создателю? Ему казалось, что им нет счета. Было и затишье, как впоследствии оказалось, перед бурей. Тихие вечера у камина с книгами, нежными ласками, и два тела, сплетающиеся в клубок и двигающиеся в одном им ведомом темпе, казались осуществленной мечтой. Но, как море не бывает все время спокойным, так и их тихой жизни настал конец.       С чего все началось? Он уже и не помнил… Кому-то очень помешала молодая вдовушка, так быстро и легко, по «удачному стечению обстоятельств» избавившаяся от претендентов на наследство покойного мужа. Прошла молва, что леди Мариан — бежавшая из Круга магесса. Естественно всполошились местные храмовники. Вырывая их сердца одно за другим, Фенрис убеждал себя, что просто защищает ее. Как он был глуп…       Распустивший слух о магической природе Хоук оказался магом. Полбеды что магом, одним из сильнейших магов крови. Тогда Фенрис вернулся ни с чем, весь в крови. А потом потянулись храмовники, озадаченные загадочной смертью своих товарищей. Тот вечер перед очередным побегом он запомнил навсегда. Хоук разбивала о стены все, что попадалось под руку, кажется, даже ударила служанку. Он как загипнотизированный смотрел на разъяренную Мариан, ее взъерошенные волосы метались вслед ее хаотичным движениям. С ее рук, сжатых в кулаки, капала кровь.       Особняк сгорел, украшения леди Мариан были надеты на одну из служанок, все ценное, что можно было сбыть на ближайшем рынке, собрано. Они опять бежали… нет, не они, Она бежала, а он молча следовал, повинуясь.       Отыграть все по тому же сценарию через пару лет, вдали от мест печальных событий, не составило труда. На этот раз она была умнее, требуя участия Фенриса в делах «исключительной важности», предоставляя родственников покойного наемникам. Но и этого было мало. Решив, что обезопасить себя она может лишь взлетев вверх, где ее не достанут «какие-то там маги с раздувшимся самомнением», Мариан начала свой путь от «Благородной молодой вдовой, радующей детишек и сирот» до «особы приближенной к трону».       Фенрис понял, что так больше не может продолжаться, когда маленький сын одного из представителей местной знати плакал, вцепившись в его доспехи. Ему он просто свернул шею.       Фенрис полулежал на кровати, нежно водя пальцами по ее обнаженному плечу. Столько смертей… Зачем тебе все это, Хоук? Зачем эта власть, если ты безраздельно властвуешь мной, тебе этого не достаточно? Эльф приподнялся на вытянутой руке и с силой вонзил вторую в грудь Мариан, сжав трепыхающийся комочек в кулаке. Она выгнулась и широко распахнула глаза — в них не было страха, непонимания, только удивление, искреннее, неподдельное. Он вырвал ненавистное сердце и, сцеловывая последний выдох с ее губ, все еще чувствовал его удары ладонью.       — Он там! Выбейте дверь! Демоны вас побери, быстрее, он же уйдет!       — Никуда он не уйдет с такой-то раной.       «Зря так стараются», — думал Фенрис, погружаясь в забытье.       — Вот он! Ах ты погань! Эльфийское отродье!       — Остынь.       — Этот ублюдок убил моего приятеля! Мы с ним Мор плечом к плечу прошли, а этот…       — Он умер, оставь.       Лунный свет, звездопадом лившийся в окно, осветил комнату заброшенного имения Хоуков. Она сидела в непринужденной позе на постели и внимательно смотрела на устроившегося у ее ног Фенриса.       — Ты опоздал.       Он склонил голову.       — Я могу искупить свою вину?       Она окинула его оценивающим взглядом и, горько усмехнувшись, приподняла его лицо за подбородок. Глаза в глаза.       — Посмотрим. У нас впереди вечность.