That has no name.

– Па-по-чка, – шепчет Эггси, прижимаясь губами прямо к уху. Горячее дыхание обжигает ушную раковину, хотя воздух и так ощущается раскаленной лавой, неохотно текущей в глотку и сжигающей изнутри. Залпы фейерверка в голове разносят сознание в клочья, оглушают, размазывают многотонной плитой, лишающей возможности двигаться. Горло сдавливает такой сильной судорогой, что Гарри уверен – он сейчас задохнется. Волна облегчения подобна удару в солнечное сплетение – он кончает. Гарри никогда не нравилось слово «семяизвержение», но сейчас он ощущает это каждой клеткой тела: этот оргазм похож на извержение вулкана. Весь его ум, сознание, мысли, накопленный опыт, знания – мягкое тесто, можно смять в бесформенный ком и выбросить в окно за ненадобностью. Галахад смят эмоциональным напряжением, его организм истерично требует отдыха, но пока еще не время, поэтому мужчина стискивает зубы и задерживает дыхание. Пусть недостаток кислорода приостановит действия адреналина хоть на мгновение. Осознания реальности хватает только на то, чтобы чувствовать подрагивающее тело под собой. И этого достаточно. – Мой мальчик. – Легкие давно обуглились и покрылись пеплом изнутри, но кислород продолжает гореть, вспыхивая все сильнее от каждой новой порции, поступающей с каждым произнесённым звуком. Гарри касается иссохшими губами искривленного протяжным стоном рта мальчишки и резко выдыхает. Гэри изгибается дугой, глотая его дыхание, и Галахад чувствует, как липкая сперма смешивается с их потом. Эггси обмякает в его руках. Гарри несколько секунд смотрит в глаза, похожие на темное штормовое море. Глаза Эггси чудесным образом меняют свою окраску от освещения, настроения, обуревающих эмоций. После оргазма его радужка всегда напоминает утихающий шторм. Галахад обнимает его крепче – он так же измотан, но между ними не должно быть ничего. Даже тонкой прослойки воздуха. – Ты мог бы быть моим отцом. Эггси улыбается, привалившись к его боку, и сонно щурится, автоматически следуя взглядом за перемещающимися по экрану телевизора фигурами. Гарри поглаживает и легонько сдавливает его колено, чтобы ощущать не только тепло тела, а своего Эггси. Их близость. Это всего лишь один из их совместных "семейных" вечеров, когда они оба опустошены после работы. Ни один из них не любил длительные миссии, потому что они сулили расставание, оба предпочитали что-то динамичное и насыщенное, если Кингсмен предоставлял им выбор. Когда один из них оставался дома, то второй буквально падал с порога в его объятия и восстанавливался, впитывал энергию, как губка – воду. Сложнее, когда они оба возвращаются с заданий, которые выпили все соки, разъели мозг, истрепали эфирную субстанцию души. Всех сил только и хватает, чтобы делать вид, что они смотрят фильм. Это странное сочетание потребности быть вместе и знание, что если они просто обнимутся и выключат надоедливый видеоряд, который только мешает и отвлекает их друг от друга, то отключатся в ту же секунду. А сейчас степень потребности друг в друге такова, что спать, завернувшись в объятия любимого - мало. "Я мог бы быть твоим дедом", – отрешенно думает Гарри. Эггси сейчас не осознает, что наступил на больную мозоль, для этого мальчишке нужно было бы хотя бы выспаться. Сейчас эта мысль не приносит боли, только оставляет легкую царапину – и для этого Гарри пришлось приложить много усилий. Сознание и так частенько напоминает, что в его возраст отлично вписывается смена трех поколений. Галахад не пытается забыть об этом или игнорировать этот факт – он просто научился с этим жить. И он никогда не думал, что у него будет столь юный любовник. Любимый. Супруг. И что счастье бывает столь всеобъемлющим. – Ты отлично справился, мой мальчик, – Галахад медленно проводит подушечкой большого пальца по челюсти, стирая капли крови, пока она не успела окончательно свернуться и въесться в кожу. Эггси каменеет. Гарри с тревогой всматривается в неподвижное лицо. Неужели он упустил момент, и Анвина все-таки ранили?! Зрачки его глаз стремительно расширяются, и Галахад чувствует, как его засасывает в этот омут. Ощущение падения столь реально, что он невольно сглатывает. В ушах еще звучит грохот перестрелки, в крови неистовствует адреналин, когда Эггси сгребает пальцами его форменную куртку и дергает на себя. Он снова застывает в дюйме от губ, и Гарри думает, что ему послышалось, когда тот жарко выдыхает: "Спасибо…папочка". Одно слово – и Гарри вышвыривает в открытый космос. Поцелуй заставляет сжаться легкие, скручивает внутренности винтом, и все тело изнывает от недостатка кислорода, но когда Эггси отстраняется, кажется, что он сейчас сдохнет. – Трахни меня. Немедленно, – слова доносятся словно сквозь толщу воды. Галахаду хватает секунды, чтобы втолкнуть его в темную комнату. Первый виток их безумия. Он в совершенстве знает каждый дюйм форменных штанов, может одеться не просто в темноте, а не просыпаясь, но сейчас дрожащие пальцы путаются в липучках и вынуждают ткань царапать гладкую кожу. Это стробоскоп. Напряженные до белизны суставов пальцы Эггси, то и дело соскальзывающие со стены, горят на сетчатке яркими контурами, ослепляют, врезаются в мозг. Гарри вколачивает мальчишку в стену с бешеной скоростью. Сам не понимает, как им удается стоять: мальчишку бьет крупной дрожью, и собственное тело не подчиняется разуму - ноги предательски дрожат. Но - остановиться? Немыслимо. Гэри Анвин стонет. Казалось бы, за несколько месяцев отношений Гарри слышал весь спектр издаваемых его юным любовником звуков. От еле слышных стонов – выдыхаемый воздух, приправленный звуком, и его количество так неуловимо, что приходится догадываться, домысливать, – до протяжных громких нот заставляющих вибрировать горло. Но сегодня все иначе. Эггси звучит удивленно. Воздух только царапает гортань, эхом отражается от разрушенной временем каменной кладки и растворяется в районе лодыжек. С каждой секундой стоны становятся громче. Будто Гарри выталкивает из его легких воздух своими толчками. Звук резонирует и трепещет внутри, Галахад физически ощущает его зарождение внизу живота – небольшой вибрирующий комок, прокатывающийся по телу лавиной. Через секунду Эггси расслабляет горло и позволяет агрессивной стихии вырваться наружу. Эти звуки разрывают сердце. Громкие резкие стоны - восходящая гамма ре-мажор переходит в беснующееся крещендо. Эггси разгибается так резко, что Галахад чуть не теряет равновесие. Успевает обхватить пышущее жаром тело, прижаться грудью к спине и чуть не сойти с ума от одного взгляда на торчащий и подрагивающий от напряжения член Эггси, в следующую секунду взрывающийся оргазмом. Они кончают одновременно, и еще несколько минут Гарри пытается удерживать полубессознательного Эггси, оседающего в его руках, отказываясь признавать тщетность попыток. Они все равно сползают на пол и бесконечно долго сидят на каких-то обломках, пытаясь прийти в себя. Гарри ловит взгляд Эггси и точно знает: это сумасшествие взаимно. Так у них еще не было. С его мальчиком. Гарри раздевает Эггси. Расстегивает рубашку, развязывает галстук, стягивает пиджак и любуется рельефными мышцами и плоским животом. Это тело не просто идеально подходит ему – оно было создано для него. Именно так ощущается окружающая реальность, и Эггси ощущает ее точно так же. Галахад снимает с него брюки, и этот жест в равной исполнен скупой заботы отца о взрослом сыне и бешеного эротизма. Его интересует только Эггси, другие мужчины, другие тела его не привлекают. Больше никогда. Он входит одним уверенным движением. Овладевает гибким телом, юной душой и смятенным разумом – всем Эггси, его сутью и сущностью. Отеческая любовь в самой извращенной ее форме, не знающая никаких табу и запретов, и беспощадная уверенность, что он делает своему мальчику хорошо, потому что в силу кровной связи только он один понимает, что ему нужно. Эггси не его сын, он - не отец Эггси, но никакая сила крови не могла связать бы их больше. – Я купил тебе трусы с надписью "Супер-секси папочка", – Эггси лениво потягивает пиво, развалившись на диване. Он выглядит скучающим, но Гарри не обманешь – мальчишка ждал его. Гарри должен был вернуться намного раньше, поэтому тот немного злится, и, хоть пытается казаться невозмутимым, раздражение проскальзывает в каждом слове. – Это пошло, – сухо комментирует Гарри и бросает папку на журнальный столик. Потрепанный картон грязно-зеленого цвета с тихим шуршанием скользит по столешнице и останавливается на краю, развернувшись к Анвину. – Что это? – Понятия не имею, – издевательски тянет мальчишка, даже не скользнув взглядом по надписям, а только обозначив его, и откровенно скалится, – может, расскажешь? – Твой отчет, – Галахад не сводит с него прямого взгляда, под которым Эггси невольно подбирается. Гарри умеет говорить с ним так, чтобы тот прислушался. – И что с ним не так? Аристократический говор, ленивое растягивание слов – сложно представить что-то более неуместное в этой ситуации, но в этом весь Эггси. Все детали, мелочи – это создает его неповторимый образ, и Гарри осознает, что влюблен в него, как в первый день. Намного сильнее, чем в первый день. Ради него он сойдет в ад. – Ты знаешь орфографию, как второклассник! – чеканит Гарри, четко артикулируя каждое слово. – Мерлин заставил меня все переписывать. – Тебя? – Эггси упорно симулирует удивление Нельзя не признать, что это у него получается гораздо лучше, чем скрывать злость и обиду. – Да. – Пиджак небрежным движением превращается в бесформенную груду ткани, сиротливо приютившуюся в углу дивана. – Он сказал, что ты – мой воспитанник, значит, это плоды моего воспитания. Галахад расстегивает кобуру, отправляет ее к пиджаку и разворачивается к Эггси лицом. Во взгляде того все еще плещется обида, он неопределенно пожимает плечами и распахивает рот, чтобы съязвить в ответ, но тут же захлопывает его обратно. Галахад с трудом сдерживает торжествующую ухмылку – он заметил. Мужчина не сомневался, что Эггси в итоге заметит, вопрос был только в том, когда. – И? – Эггси облизывается. Его глаза полны огня и неприкрытого, откровенного обожания. Настолько сильного, что Гарри до сих пор порой смущают эти взгляды, хотя давно бы уже должен был привыкнуть. Расстегиваемая пряжка отзывается мелодичным звоном, а шуршание вытягиваемого из шлевок ремня гасится длинным шумным выдохом – будто Эггси долго сдерживал дыхание и теперь спешит избавиться от ядовитого углекислого газа. – Придется тебя наказать. – Костюмы Кингсмен идеально подогнаны по фигуре и не нуждаются в дополнительных средствах фиксации. Эггси, раздевавший его столько раз, прекрасно знает, что Галахад не носит ремень. – Мой мальчик. Эггси стекает с дивана, в мгновение ока оказываясь рядом. Гарри не может отвести взгляда от кончика его языка, невероятно медленно обводящего верхнюю губу, скользящего по нижней и стремительно замкнувшего круг. Эггси знает все его уязвимые места, знает, как вызвать нужную ему реакцию, и все равно тихий шепот заставляет внутренности совершить кульбит. – Да, папочка.