Твои цветы. Часть 2

Кажется, еще совсем недавно ты жил совершенно другой жизнью, не задумываясь о том, что будет дальше. На небольшом проспекте показался женский силуэт. Был он совсем неприметный, точно нарисованный простым карандашом. В последние дни лета город и вовсе погрузился в затяжные дожди, ожидая прихода осени. Людей на улицах было немного, но от чего-то в ушах девушки с проспекта стоял шум. Она повернула налево, к небольшой витрине, словно что-то замечая и теперь стараясь разглядеть. Она шла достаточно неуверенно, ноги ее, будто подкашивались от усталости, которая выражалась на бледном худом лице. Глаза, карие, но без того молодого блеска, казались совсем бесстрастными. Взгляд остановился на букете ромашек, кажется, последним на витрине. Был еще полдень, но толи цветы раскупали так плохо, что это были не свежие ромашки, толи наоборот, раскупали так быстро. В глазах промелькнул интерес, но он так же быстро сменился на какую-то задумчивость, словно незнакомка пыталась вспомнить что-то важное. Она смотрела в окно, за которым только-только поднималось солнце. Осень уже полностью вступила в свои права, окрашивая лес в оранжево-желтые оттенки. Где-то вдали, за макушками деревьев, виднелись белые облака, которые не предвещали дождливой погоды. Вагон электрички был полупустой. На дачи люди в будние дни не спешили, а те работяги, которые ехали на работу в такую даль, мирно дремали, прислонившись головой к окну. Где-то изредка появлялись солнечные зайчики, играя в прятки с теми, кто все же не спал, а следил за ними глазами и ожидал их появления, когда они все же скрывались. Она на миг замедлилась у выхода из вагона, чувствуя какую-то боль в груди, словно у той были проблемы с сердцем. Шаг за шагом она приближалась к небольшой деревеньке, которая около пяти лет назад еще процветала и была торговым поставщиком. Дома уже опустели, разве что пару бабок здесь осталось, которым было некуда больше податься. Электричество и воду здесь давно отключили, поэтому люди и стали просто уезжать, оставляя свои дома. Она преодолела расстояние в несколько домов, выходя на небольшой пригорок, с которого раньше катались мальчишки зимой. Жизнь кипела. Здесь даже школа была, правда ребятишек мало ходило, но зато каждый хотел знать грамоту и каждый день усердно сидели за партами, а потом гурьбой неслись на небольшое футбольное поле. Ее неловкие движения, когда рука полезла в сумку, ища ключ от двери, которая не открывалась так долго, казались сейчас такими жалкими, словно попытка простить себя за долгое отсутствие. Дверь открывается с легким скрипом, а в нос ударяет жесткий запах сырости, от которого она морщит нос, но затем, словно завороженная чем-то, увиденным вдали комнат, проходит вперед. Она знает, куда направляется, не делая лишних шагов и не осматриваясь, словно пытаясь показать неприсущее хладнокровие. Бесстрастные до того времени глаза осматривают лишь письме6нный стол у окна, который залит лучами уже утреннего солнца. В воздухе летает пыль, от чего все кажется еще более старым, чем есть на самом деле. Взгляд перемещается по комнате, словно ища что-то такое, чего сразу увидеть нельзя. Тело на миг сковывает, а руки начинают мелко дрожать, когда она видит на столе несколько засохших веток и сухие цветы, которые уже и цветами назвать сложно. В горлу подкатывает комок и она еле сдерживается, чтобы не упасть перед этим столом, зарыдав, как сделала это несколько лет назад. В висках что-то застучало, а тело, словно специально, решило перестать слушаться, становясь каким-то очень тяжелым. «Поставь цветы в вазу» - эхом проноситься у нее в голове и она резко отшатывается от стола, сметая цветы на пол. Засохшие лепестки ромашек оказываются на полу вместе со стебельками. Перед глазами плывет какая-то пена, в ушах вновь стоит его голос, а на плечах, кажется, вновь лежат его холодные руки. Она сглатывает, не в силах нормально дышать, кажется, горло то и дело сдавливает непонятная сила. Тело трясет, как в лихорадке, она судорожно сжимает свои руки, опускаясь на колени. А взгляд ее, теперь уже до смерти напуганный, прикован к цветам, которые так и не поставили в вазу. Дрожащая рука берет то, что раньше было красотой природы и чувствует, как буквально на ладони застыла маленькая жизнь этого цветка. Перед глазами вновь ползет непонятная плена тумана, а губы начинают что-то тихо шептать. Голова ее, уже совсем не понимающая действительности оказывается где-то на грани между реальным миром и миром тем, которого мы все так боимся. И вновь она видит его. Он стоит, так нежно улыбаясь, как делал это всегда, когда дарил ей с утра цветы. В нос ударяется запах свежий полевых ромашек, лепестки которых приятно щекочут щеку. Ее губы холодеют, когда он отдаляется, а силуэт становится все еле ощутим рядом. - Я не могла, - шепчет она в беспамятстве, сжимая в ладони остатки цветов. Еще секунда и по щекам льются соленые слезы, которые обжигают нежную кожу, которая до этого момента была бледной. По комнате проноситься громкий крик, а затем какой-то шум. - Теперь я смогу подарить тебе их, - шепчет она тихо, чувствуя, как начинают слипаться глаза и как руки, которые до этого сжимали сухие цветы вдруг становятся совсем неощутимыми. Она улыбается, первый раз за эти годы на губах появляется легкая улыбка. Тело, словно что-то приподнимает и на ее лбу остается отпечаток ледяных губ, а в руках теперь лежал свежий букет полевых ромашек.