Я буду тебя защищать

— …Ну я ему такой: «Доставай, — говорю, — свою самую крутую технику, померяемся!» А он мне: «Да у тебя даже доспехов нет, иди брата позови». Тут я не выдержал да Взрывом как засветил!.. Канон так увлёкся рассказом, что чуть не заехал идущему сбоку Саге рукой в нос. Этого он, впрочем, тоже не заметил: история о его противостоянии со Святым Кита явно приближалась к кульминации. — А Взрыв пшух — и ушёл в никуда! Я хлопаю глазами, не понимаю, что не так, и тут меня за ухо — цап! Понтифик Шион, чтоб ему пусто было, и как так подкрался?.. Айолос хихикнул. Сага покачал головой. — И что теперь? Брат махнул рукой. — Лестницу между храмами мыть. Руками. Старательно, сказал — проверит. — Э, а между какими храмами-то? — не понял Айолос. Но ему, впрочем, и вся ситуация наверняка казалась странной: кто-кто, а он наказания от Понтифика не получал ни разу. — Между всеми! — пригорюнился Канон. Сага хотел было посочувствовать, но тут его внимание привлекло кое-что ещё. В стороне от дороги, скрытый в тени хозяйственной постройки, на камне сидел щуплый светловолосый мальчик в одежде ученика. Голова его была горестно опущена, плечи вздрагивали: похоже, ребёнок плакал. Засмотревшись, Сага не сразу заметил, что Канон дёргает его за руку. — Ну так что, брат, ты согласен? — Да, — рассеянно отозвался тот. Канон издал торжествующий вопль и понёсся вперёд, Сага проводил его недоуменным взглядом, а затем посмотрел на Айолоса. — На что я хоть подписался? — Помочь ему мыть лестницу, — Сага ударил себя по лбу, а Айолос покачал головой. — Слушать надо! Сага опять взглянул на плачущего мальчика — Знаешь, что? Иди-ка ты вперёд. Я догоню. Вообще Сага недолюбливал Айолоса за лизоблюдство, но одно в нем было хорошо: он никогда не задавал вопросов. И сейчас — кивнул и устремился вперёд по пыльной дороге, догонять Канона, а Сага сошёл на обочину и подошёл к ученику. Тот его не заметил, впрочем, за таким потоком слёз он и Понтифика не увидел бы. Сага обошёл камень, присел на корточки перед ним, заглядывая мальчику в лицо. — Привет. Тот поднял на него заплаканные глаза, и Сага увидел, что ему, самое большее, лет восемь. Он, наверное, мог бы оказаться красивым, белокурым и голубоглазым ангелочком, но сейчас в точности сказать было нельзя: не со ссадинами на лбу и подбородке, распухшим носом и покрытыми красными пятнами щеками. — Ты говоришь по-гречески? — мальчик помотал головой, и Сага перешёл на английский. — А по-английски? — Плохо, — всхлипнул ребёнок. — Я новенький тут… — И откуда же ты, новенький? — Из Швеции… «Ничего себе занесло», — подумал Сага. Несмотря на формальную открытость Святилища для представителей всех национальностей, большинство его жителей всё ещё составляли греки и центрально-европейцы, а уж скандинавов так и вовсе почти не было — их собирал Асгард. Видимо, Космо этого мальчика действительно стоило того, чтобы Понтифик привёз его издалека. Сейчас Сага, впрочем, ничего особенного не ощущал: не выше, чем у среднего ученика. Но ребёнок был настолько расстроен и подавлен, чему удивляться… — Я Сага, — он дружелюбно улыбнулся и протянул мальчику руку. — Ты тоже ученик? — спросил тот, настороженно подавая ему мокрую от слёз ладонь. Сага покачал головой. — Нет, я уже Святой. А тебя как зовут? Мальчик неразборчиво что-то пробормотал. — Я не расслышал. — Афродита, — всхлипнул тот, и слёзы полились с новой силой. Сага вздохнул. «Ну, теперь понятно. Этим придуркам только дай повод, а тут и давать не надо — имя богини любви и красоты, надо же! Удружили же ему родители… с другой стороны, вряд ли они рассчитывали, что он когда-либо будет жить в Греции». — Тебя из-за имени дразнят, и поэтому ты плачешь? — участливо спросил он. Афродита кивнул. — Не только, — всхлипнул он спустя несколько секунд. — Я ещё… ну… скучаю… Сага поднялся с корточек, сел на камень рядом с ребёнком и приобнял его за плечи. Самому ему тоска по дому была чужда: Понтифик забрал их с Каноном из сиротского приюта. Сага знал, что их мать пила и вела разгульную жизнь; она была жива, но сыновьями не заинтересовалась ни разу. Да и близнецы не очень-то стремились её видеть. — Зато представляешь, как твоя семья будет гордиться, когда ты станешь Святым? — он снова тепло улыбнулся, глядя на Афродиту сверху вниз. — А пока я буду твоим старшим братом. У меня есть Канон, мне не впервой. Ребёнок посмотрел на него с надеждой, и Сага ласково, как настоящего маленького братика, погладил его по голове. — Афродита — одна из самых могущественных богинь греческого пантеона. А всех твоих обидчиков в честь кого назвали? Пфф! А если будут продолжать дразнить — сразу говори мне. Обещаю, я, Близнецы Сага, буду тебя защищать! Афродита несмело, но очень искренне улыбнулся, и Сага достал из кармана и протянул ему платок. В груди невыносимо болело и жгло; это не Афину — фальшивую? настоящую? — это его ранили стрелой. И не достать, не выдрать её из тела, не избавиться от боли, ставшей частью его самого. Зеркала насмехались, они отражали попеременно — Сагу и Ареса, добро и зло, любовь и ненависть, и Сага корчился на полу, лишь бы избежать их пронзающих взглядов. Святые-предатели шли через храмы, и с каждым их шагом воображаемая стрела в груди погружалась глубже. «Если она достигнет сердца раньше, чем они придут, будет лучше для всех», — шептали зеркала. «Чудовище. Предатель». «Самозванец. Эта девушка — настоящая Афина, и ты знаешь это. Она настоящая, а ты насквозь фальшив». «Предатель». Шаги. Сага дотянулся рукой до валявшейся рядом на полу маски Понтифика, но встать сил уже не было. Так и остался — полусидя-полулёжа на красном, как кровь Понтифика Шиона, ковре, сгорбившись и зажимая ладонью несуществующую рану в груди. — Ваше Святейшество, Бронзовые-предатели прошли храм Скорпиона. Мило пропустил их. «Ещё одно доказательство…» Сага повернул голову. Золотой Святой Рыб стоял в двух шагах, и в голубых глазах его застыл лёд. Самый красивый и самый жестокий, не знающий жалости, пропитанная ядом прекрасная роза — чего можно было ждать от него? — И Мило тоже, — прохрипел Сага. — А ты верен мне? Твой сад защитит меня — или обернётся против? Тот сделал шаг и вдруг опустился на одно колено. Склонил светловолосую голову, протянул руку. — Я всегда буду верен вам, Ваше Святейшество. Обещаю, я, Рыбы Афродита, буду защищать вас даже ценой жизни. Сага оперся на протянутую руку, встал сначала на колени. С огромным трудом — зеркала смотрели — выпрямился. — Исполни свой долг. Афродита не ответил. Но во взгляде его, когда он уходил сражаться, почему-то уже не было льда.