Beauty or Beast?

С самого начала Чимин решает для себя, что Чонгук флор. Парнишка, присосавшийся к фляжке с водой и приобретающий здоровый цвет лица прямо на глазах, только подтверждает его догадки. Чимин машет головой, едва не роняя защитные очки на подбородок от усердия, пытается отогнать ненужные мысли и не смотреть. Получается плохо, взгляд самостоятельно, без какого-либо участия со стороны Чимина, без конца возвращается к ярко-красным губам, выделяющимся на бледном лице. Мама всегда говорила ему держаться от флоров подальше, и теперь он понимает, как она была права. Чонгук улыбается, напившись, и Чимин едва не выворачивает руль от неожиданности. Чонгук просто запредельно, незаконно красивый, Чимину кажется, что если бы не защитные очки, он бы давно лишился зрения. Кажется, они спасают глаза не только от песка, но и от ослепительной красоты цветочных мальчиков. А в том, что если Чонгук флор, то непременно цветочный, Чимин не сомневается. Он в этом всём не то чтобы разбирается — он простой механик, а в школе по биологии и генетике у него была твёрдая тройка, но почему-то ему кажется, что настолько ирреальная красота могла получиться только из синтеза с чем-то прекрасным, вроде лилии или пиона. Чонгук неразговорчивый и немного медлительный, как и положено, в общем-то, флору. Их айкью значительно уступает человеческому, что компенсируется точёными чертами лица, идеальными пропорциями фигуры, а так же различными характеристиками, повышающими способность к выживанию, которые разнятся в зависимости от вида растения, чей геном был использован при создании. Чонгук засыпает на сидении рядом с водительским, наверняка утомлённый долгой пешей прогулкой по пустыне, прежде чем Чимин подобрал его к себе на борт, и тогда парень позволяет себе страшную слабость. Он ставит управление на автопилот, что при свете дня практически безопасно, и разворачивается всем корпусом в сторону уснувшего флора, чтобы иметь возможность рассмотреть его, не отвлекаясь на дорогу. Волосы Чонгука намного темнее его собственных, вьются красивыми волнами, обрамляя небольшое аккуратное лицо с большими глазами и длинными ресницами. Губы тонкие, фигурно изогнутые даже сейчас, когда он спит и лицо его расслаблено, а вот нос слегка крупноват, но всё равно нравится Чимину. Потому что Чимину уже бесконечно нравится в Чонгуке всё, несмотря на то, что он встретил его каких-то пару часов назад. Он вообще по натуре влюбчивый малый, ему и с людьми-то нелегко приходится, а тут самый настоящий флор. Чимин мысленно ругает себя за неосторожность, когда очерчивает кончиками пальцев овал лица спящего парня, пропадая в нём с каждой минутой всё сильнее. Нельзя. Ни в коем случае нельзя влюбляться в цветочных людей, особенно если ты Чимин и болезненно переживаешь безответные чувства. Флоры не испытывают сексуальное или романтическое влечение ни к людям, ни друг к другу, эта особенность была утеряна в ходе селекции, уступив место вегетативному размножению. Каждый из них — произведение искусства, незаменимый работник и, если постараться хоть немного обучить их общению с людьми, верный компаньон, но влюбляться в них бесполезно. Однако проснувшийся к вечеру Чонгук противоречит чиминовым догадкам, со вкусом потягиваясь и разминая затёкшую спину. — Прости, эм… — Чимин, — подсказывает водитель. — Да, Чимин. Не найдётся чего пожевать? А то я голодный, как зверь, — Чонгук улыбается, обнажая ровный ряд белоснежных зубов, и Чимину приходится мысленно дать себе пощёчину, чтобы сдвинуться с места. Он останавливает внедорожник, чтобы достать из багажника свои скромные запасы, которые, кстати, на исходе. Благо до Города осталось ехать не более суток, поэтому с голоду они не умрут, даже если разделят их на двоих. Пока Чонгук уплетает сразу несколько кусков вяленого мяса, запивая водой, и хрустит ржаными хлебцами, обмакивая их в какой-то соус, Чимин наблюдает за ним, подперев голову рукой. Флоры, как и большинство растений, являются автотрофами, поэтому не нуждаются в пище в привычном её понимании, а это может значить только одно — Чимин ошибся. Он внимательно наблюдает за жующим Чонгуком, за тем, как перекатываются сильно выделяющиеся мышцы под тонкой белой футболкой, в которой он остался, сняв дорожную накидку, какие обычно носят в пустыне. Чонгук шире в плечах, выше примерно на полголовы и, если верить мускулатуре, в несколько раз сильнее. Чимин хлопает себя ладонью по лбу. Зооморф! Кажется, он влип гораздо серьёзнее, чем казалось поначалу. — Хён, ты такой забавный, — тихо мурлычет Чонгук, закончивший трапезу и теперь глазеющий в ответ, слизывая языком остатки соуса с уголка губ. — П-почему ты решил, что я хён? — дёргается Чимин, когда понимает, что пойман с поличным за разглядыванием попутчика. — В лицензии прочитал, — младший постукивает пальцем по лобовому стеклу, к которому прикреплены водительские права. — Ты прости, я совсем обессилел, вырубился, так ничего и не рассказав о себе. Чонгук говорит, что вообще-то направляется в Город на заработки, потому что в его родных краях совершенно некуда приткнуться. У него был пустынный мотоцикл, но тот заглох на середине пути и пришлось идти пешком. Просит выкинуть его в ближайшем населённом пункте, а дальше он уже как-нибудь сам. Чимин пропускает его слова мимо ушей, напряжённо наблюдая за двигающимся кадыком на крупной шее, которая по ширине почти сравнима с головой. Нельзя. Ни в коем случае нельзя, зооморф — это дело гиблое. Чимин думает, что ему срочно нужен отдых. Осталось доехать до Города, высадить Чонгука от греха подальше, а там можно взять отгул от перевозок на недельку и найти себе кого-нибудь, пусть и на время. Он расстался с последним парнем около полугода назад, и после у него совсем никого не было, кажется, именно в этом причина того, что Чимин чувствует себя перевозбуждённым школьником, который заводится от простых прикосновений. Стоп, что? — Хён, ты вообще меня слушал? — смеётся Чонгук, облепив широкой ладонью чиминово бедро. Заглядывает своими огромными тёмными глазами, опасно блестящими сейчас, отражая лучи заката, в испуганные напротив. Он отключает питание внедорожника, заставляя тот мягко затормозить в песке, отстёгивает ремень безопасности Чимина и перегибается через его сидение, оказываясь у старшего на коленях. У Чимина сердце гулко колотится в глотке, когда тот приближает к нему лицо, и ему безумно хочется поддаться, раскрыться навстречу, притянуть к себе сильное тело, зарываясь пальцами в отросшие пряди на затылке. Но в последний момент инстинкт самосохранения берёт верх, и Чимин отворачивается от поцелуя, упираясь ладонью младшему в грудь. Зооморфы известны тем, что не способны контролировать свою сексуальную энергию, а человеческий организм попросту не выдерживает таких перегрузок. Чимину ещё дорога его жизнь и пусть маленькое, но крепкое тело. Чонгук разочарованно вздыхает, упираясь носом в чиминов висок. — Что не так, хён? Я думал, что понравился тебе. Я не прав? Ещё как прав. Чимин был на волоске от того, чтобы пожертвовать своей жизнью и здоровьем ради одного раза с таким, как он. Чонгук молча возвращается на своё сидение, а Чимин снова заводит мотор, и больше они не разговаривают. Ночью в пустыне чертовски холодно, поэтому Чимин никогда не делает привалы ночью, ведь оставлять включённой систему отопления в стоящей машине — пустая трата топлива. Он напряжённо обдумывает сложившуюся ситуацию, боязливо поглядывая вбок на вновь задремавшего Чонгука, приводит самому себе весомые доводы в защиту здравого смысла, но в итоге ближе к утру всё-таки сдаётся своим желаниям и потребностям. Чимин оказывается чертовски слаб перед этим пацаном. Чонгук просыпается незадолго до того, как на горизонте забрезжит первый луч рассветного солнца, и обнаруживает, что лежит на горизонтальной поверхности. Чимин ночью разложил сидения, откинув их назад, благодаря чему в салоне образовалось свободное пространство. Чонгук и подумать не мог, что эта машина умеет такое. Старший лежит рядом, в полусонном состоянии перебирая пальцами отросшие тёмные прядки на его голове, дёргается немного нервно, когда понимает, что тот проснулся. На Чимине нет его дорожной куртки и обуви, поэтому Чонгук тоже торопится избавиться от своих тяжёлых военных ботинок. Дальше всё происходит словно в замедленной съёмке и практически полной тишине, нарушаемой только тяжёлым дыханием двоих, в котором они без слов угадывают желания друг друга, и шуршанием одежды. Чимин думает, что в геноме Чонгука замешан кто-то из рода кошачьих, вроде пантеры, когда Чонгук осторожно касается его кожи и влажно целует, так, как Чимин не видел даже в кино, когда нетерпеливо разрывает на нём тонкую хлопковую безрукавку и тихо рычит что-то на ушко. Что ж, если ему суждено умереть от сексуального истощения под диким зверем посреди пустыни в свои неполные двадцать четыре, то он не станет противиться судьбе. Ближе к полудню Чимин меняет защитные очки на другие, с более тёмными стёклами, солнце начинает нагло шпарить прямо в глаза. Чонгук спит на задних сидениях, свернувшись клубком, потому что передние нельзя откидывать по одному, а Чимин нервно барабанит пальцами по рулю и дебильно улыбается, вспоминая события сегодняшней ночи и думает о том, что зверь ему попался какой-то бракованный. Даже после нескольких раундов он залюбленный, излизанный, искусанный, облапанный и зацелованный, но живой. Довольный и впервые за долгое время удовлетворённый, но живой, что противоречит всякой логике. Парень знает о разрушительной природе зооморфов не понаслышке, одна из его бывших одноклассниц скончалась в результате такой связи, да и в целом в Городе подобные случаи не были редкостью. Зооморфы незаменимы, когда речь идёт о тяжёлой работе, их физические показатели и выносливость превосходят человеческие в несколько раз, только вот в плане интимной близости людям лучше держаться от них подальше. Вероятность летального исхода после сексуального контакта с подобным существом — девяносто шесть случаев из ста. Определённо, с Чонгуком что-то не так, раз Чимин мало того что остался жить, но и вообще никак не пострадал (разве что был морально уничтожен). Из мыслей его выдёргивает влажный поцелуй в шею, от которого поджимаются пальцы на ногах, и Чимин в сотый раз благодарит создателя автоматической системы управления, которую он не решается отключать с того момента, как подобрал Чонгука на борт. — Доброе утро, хён, — мурлычет тот хриплым ото сна голосом, и Чимин невольно улыбается. А что, если в геноме Чонгука кто-то не больше домашней кошки и разгадка кроется именно в этом? Чимин не решается спрашивать у Чонгука о тайне его происхождения, хотя вопрос чешется на языке страшно. Но младший может обидеться, например, мало ли что. Он изо всех сил старается сохранять спокойствие и титаническими усилиями удерживает беспристрастное выражение лица на протяжении двух часов дороги. Чонгук держится скованно, не понимая, чем вызваны такие перемены, но молчит, растерянно хлопая глазами, так и оставшись на заднем сидении. Чимин старается лишний раз не смотреть в зеркало заднего вида, чтобы не сталкиваться с ним взглядом. Доехать до Города, высадить, забыть. Другого сценария не предусмотрено, как бы ни хотелось ему продолжить странное знакомство с неправильным зооморфом, который кажется безопасным теперь, после того как несколько раз побывал в Чимине во всех многочисленных смыслах. — Так, голубки, достаём документы, — ворчит пограничник на въезде в Город, с усмешкой оглядывая Чимина. Тот отслеживает направление его взгляда и хочет провалиться под землю в ту же минуту, когда понимает, что его тёмные свободные штаны недвусмысленно заляпаны белёсыми пятнами. Он с некоторой опаской ожидает реакции военного, когда тот узнает, кем является Чонгук на самом деле, но пограничник, получая оба паспорта на руки, даже не ведёт бровью. Чимин осторожно подглядывает и заходится кашлем, когда понимает, что обложки их паспортов ничем не отличаются, разве что с чонгукова документа стёрлась защитная плёнка и грязно-синяя корочка теперь больше похожа на серую. Он не может поверить своим глазам, поэтому не сразу даже трогается с места, когда для них поднимают шлагбаум, разрешая въезд. — Хён, можешь высадить меня здесь, — несмело начинает Чонгук, наблюдая за переменой эмоций старшего, которые он никак не может прочитать. — Это ведь не может быть правдой, да? — наконец поворачивается к нему Чимин, тормозя у обочины, — Так просто не бывает. Ты же… ты такой… красивый, сильный и большой. Как же так, Чонгук? — Спасибо, конечно, — младший стремительно покрывается краской до самой шеи, — Но к чему всё это? Чего не бывает? Чимин начинает тихо смеяться, пугая запутавшегося вконец Чонгука, который после замечает слёзы в уголках его глаз. — Так ты человек, Чонгуки? — Конечно, хён. Конечно! — он почти срывается на крик, — Неужели ты думал?.. — Какое счастье, господи, — Чимин обессиленно падает головой на руль, утыкаясь лицом в локти. Чонгук осторожно приобнимает его за талию, просовывая руки между телом старшего и рулём, и наклоняется к самому уху. — Так ты не собираешься меня высаживать, м? — игриво шепчет он, пальцами поглаживая напрягшийся живот сквозь тонкую ткань. — Я чертовски устал и хочу в душ, — бормочет Чимин, нехотя поднимая голову, — Мы едем домой, — он разворачивается немного назад, чтобы найти губы младшего своими.