Кровавая Луна

Трансильвания, апрель, 1460 год

      Битва, длившаяся всю ночь, подошла к концу на заре, вместе с появлением молочного тумана, сквозь который с трудом пробивался тусклый свет солнца, поднимавшегося над горизонтом.       По полю, покрытому изувеченными телами людей, лошадей, перевернутыми повозками, дымившими ямами, бродили тени, занимавшиеся грязной, мясницкой работой — добивали раненых, напрасно умоляющих о милосердии, срезая тощие кошели с ремней мертвецов, сдирая с пальцев рук перстни и срывая с шеи серебряные и медные кресты.       Добро не должно было достаться тлену. Когда на землю ляжет ночь, на поле останутся гнить лишь голые мертвецы, лишенные милосердия быть погребенными по христианскому обычаю.       Победители желали оставить о себе долгую память, полную ужаса и осознания полноты поражения. По краю поля уже поднимались над землей приготовленные еще до начала битвы длинные копья колов, пока пустые, под наклоном, в ожидании своих жертв.       И тех, кто вскоре встретит на них свою мучительную смерть, уже сгоняли к месту казни, в окружении суровых воинов: черноволосых, смуглых, с длинными обвисшими усами, одетых в кольчуги из железа и дубленной кожи с нашитыми поверх медными пластинами.       Пленников усаживали у кольев, со связанными за спиной руками. Те не сопротивлялись, зная, что уже мертвы. Позади леса из копий, валили на землю кричащих женщин в разорванных платьях, которые следовали за обозами армии проигравших.       С ними не церемонились, ставили на колени и перерезали горло. Вскоре крики стихли, чтобы недолгая тишина сменилась гулом барабанов.       Одного из пленников — богато одетого молодого мужчину с раной на левом плече, оттащили в сторону, усадив на колени лицом к кольям. Он должен был узреть гибель каждого из тех, кто пришел сюда по его зову и проиграл вместе с ним.       На холм, возвышавшийся над полем, поднялись несколько всадников на лошадях, чьи длинные попоны были украшены на турецкий манер вышивкой бисером и шелковыми кистями.       Двое из них — брюнет средних лет, сидевший на крупном вороном жеребце, и юный блондин, оба в кольчугах, покрытых копотью и кровью, выехали вперед, обозревая представшую им картину места казни.       Воины, суетившиеся рядом с пленными, как по команде задрали головы к вершине холма. По рядам пронеслись возгласы приветствий, несколько войлочных шапок взлетело в воздух. Воины приветствовали своего властителя, который вновь принес им победу, но были и те, кто в страхе отводил глаза.       Встречаться взглядом с господарем Валахии — Владом Дракулой, носившем прозвище Колосажатель, рисковал далеко не каждый.       Господарь Валахии был красив ледяной красотой, с длинными черными, как смоль локонами, пронзительными глазами цвета обсидиана, тонким носом и скульптурно вылепленными скулами.       Совсем иным типом красоты обладал сидевший рядом с ним на белом жеребце статный блондин, возрастом чуть за двадцать, с длинной косой дивных для этих земель светлых волос и широкими плечами. Тонкие черты лица выдавали в нем саксонскую кровь. Синие глаза, подобные летнему небу, опушенные длинными ресницами не могли скрыть нетерпение.       Он изо всех сил старался выглядеть таким же величественно невозмутимым, как и властитель, но молодость заставляла кровь бурлить, выплескивая эмоции на лицо.       Блондин тянул шею, пытаясь разглядеть сидевшего перед кольями одинокого пленника.       — Это он? — прервал молчание государя Валахии блондин. — Иоанн Дан? Нам действительно удалось его захватить, властитель?       Дракула, оторвав взгляд от кольев, слегка пожал плечами. Битва была выиграна, враги раздавлены, и он не испытывал ничего, кроме скуки и голода, что заставлял его широко раздувать ноздри, вдыхая густой аромат крови и пороха, стоявший над полем.       — Радош сказал, что узнал его в лицо, — рассеяно выронил он, поворачивая профиль к своему спутнику.       По губам властителя скользнула скупая улыбка, блондин неизменно радовал его взор, напоминая чертами лица горячо любимую невенчанную супругу, саксонку Катарину. И хоть жива была его законная супруга Анастасия, внучка польского короля, развод с которой ему так и не позволил Папа римский, дорога его сердцу была лишь белокурая Катарина и её брат Фэйн Валентайн.       Любовь к ним двоим, делимую в равной мере, господарь в тайне не держал. Властителю было позволено всё, и брал Влад Цепеш на свое ложе, как брата, так и сестру, деля между ними свое внимание и ласку.       Но лишь одному Фэйну доверил Дракула тайну своей силы, обретенную им несколько лет назад в одну из безлунных ночей.       И с того момента стал белокурый юный любовник властителю Валахии еще ближе. Потому и берег его до сих пор, не пуская в кровавую сечу, но саксонец так и рвался на поле боя, как молодой волк в гон за добычей.       Сегодня был его первый бой, в котором он дрался рядом со своим повелителем, и троих зарубленных им врагов отметил саксонец на своем щите, сделав три памятных зарубки на верхней кромке.       Скоро таким зазубринам будет утерян счет, и Фэйн докажет свое право называться лучшим воином в войске великого Влада Колосажателя.       Сам саксонец не получил ни царапины, как и господарь Валахии, его возлюбленный и учитель, что заменил ему отца и стал первым и единственным.       В честь крещения кровью господарь Валахии после боя снял с руки тяжелый золотой перстень с черным камнем и одел на палец юного воина, награждая за мужество и верность.       Дракула тронул коня, медленно послав его с пригорка, и саксонец двинулся за ним, следуя на пол корпуса позади властителя. Пусть шепчутся завистники за их спиной, обливая грязью слухов отношения молодого воина и господаря, Дракула был единственным, чье мнение было важно для него.       Спустившегося с холма властителя воины встречали, почтительно склоняя головы. Перед вороным жеребцом поспешно расступался люд, большие копыта месили грязь, пропитанную кровью. Глаза Влада Дракулы отливали багрянцем, ноздри беспокойно раздувались, ловя витающий в воздухе запах смерти.       О его тайне во всем его войске знали только трое, включая саксонца, но воины испытывали неизъяснимый страх, смешанный с благоговением и спешили отвести глаза в сторону, не желая остановить на себе внимание господаря Валахии.       Добравшись до пленника, стоявшего на коленях в грязи перед рядом кольев, Влад спешился и направился к нему. Саксонец следовал за ним, обходя лежавшие на пути тела, уже избавленные от одежды и ценностей. Иоанна Дана — давнего врага Дракулы блондин в лицо не знал и воеводу-мятежника видел впервые.       Воевода оказался статным усатым мужчиной, еще молодым, полным силы, с крепким телом и смелым взглядом. Посиневшие от пут руки Дан держал у груди. Дракулу воевода встретил с гордо поднятой головой, хоть и разлилась по лицу бледность.       Колосажатель усмехнулся, опознав старого недруга, что не раз возводил на него поклеп и воевал с ним за престол Валахии заодно с венгерским королем.       — Ну, здравствуй, воевода, — голос Дракулы, тягучий и сильный, заставил окружающих пригнуть головы в безотчетном страхе, — как обещал, что еще свидимся, так и вышло.       — А тебе здравствовать я не пожелаю, — смело огрызнулся воевода, выпрямляя спину. Двое воинов удержали его за плечи, не позволив встать на ноги.       — Вот значит, как нынче ты врагам своим уважение проявляешь, — прошипел воевода, впадая в гнев, — я с тобой говорить на коленях не стану! Кодекс рыцарей чту, да только тебе он неведом. Слова воеводы Дракулу задели, во взгляде вспыхнул и погас отблеск недоброго огня.       — Поднимите его, — велел он. Воеводу подняли. Дракула и Дан были одного роста, и глядели друг другу в глаза, не задирая головы.       — Рыцарем ты себя зазря величаешь, воевода земли Угровлахийской, — сказал Колосажатель, — рыцарь рыцаря ложью поливать не будет, приписывая мне библейские грехи, в которых моей вины нет.       — Неужто безгрешен стал, Дракула? — фыркнул воевода.       — Безгрешен или нет, то потомки рассудят, а тебе за свои грехи и смерть отца моего и брата Мирко сейчас отвечать придется. И смерть твоя будет долгой и придет к тебе только тогда, когда отдаст душу последний твой союзник.       Влад взмахнул рукой, намереваясь отдать приказ начать казнь захваченных с воеводой вельмож, но не успел произнести ни слова. Воевода вдруг ужом выскользнул из рук своих стражей и, выхватив ловко спрятанный под одеждой на груди кинжал, с криком бросился на Дракулу.       Не ожидавший нападения от связанного узника, господарь отшатнулся, запоздало уходя от удара в сердце, когда между ним и воеводой возник, укрывший собой Дракулу, Фэйн.       Лезвие вонзилось в грудь саксонца, вызвав слабый стон у блондина, и легкое тело упало на руки Влада.       Никто не должен был узнать о секрете Дракулы, которому не было страшно никакое железо на свете, и саксонец отдал свою жизнь, защищая тайну своего повелителя.       — Казнить всех! — прорычал Дракула, подхватывая любовника, из раны на груди которого лилась багровая кровь, и горестно взвыл.       За спиной Цепеша раздались пронзительные крики пленников, насаживаемых на кол, первым взлетел над землей пронзенный колом воевода Дан.       Но Дракула думал лишь о лежавшем в его объятиях блондине.       — Возвращаемся в замок, — крикнул он, садясь на своего вороного и принимая Фэйна из рук подбежавших воинов.       Никому саксонца не поручил, только у его груди еще билось сердце возлюбленного.       В замок Дракула прибыл, едва не загнав коня.       Он сам внес блондина в свою спальню, уложил на простыни, еще хранившие запах их тел, разметал одеяла, крича, чтобы позвали лекаря. Старик лекарь, привезенный им из османского плена, пришел немедля. Осмотрев раны, старик покачал головой, бледнея под свирепым взглядом господаря.       Умирающему он помочь не мог. Кинжал пронзил грудь прекрасного брата Катарины, задев сердце.       Вышвырнув из комнаты бесполезного эскулапа и выгнав набившуюся в спальню прислугу, Дракула остался с умирающим один на один.       Саксонец в беспамятстве хрипло дышал, с трудом втягивая воздух в грудь, уложенная на рану тряпица пропиталась кровью. Тонкие багровые струйки стекали из-под повязки между сильных грудных мышц, скапливаясь во впадинке пупка. Бледно-мраморная кожа светилась венами, тревожа слух Дракулы слабым биением бегущей по ним крови.       Спасение для саксонца было только одно, и хотя Дракула пообещал любовнику, что не станет изменять его, другого выхода не было.       Поднявшись, Влад склонился к лицу блондина. Веки саксонца трепетали, бросая тени на бледные щеки. Посиневшие губы раскрылись, простонав в беспамятстве имя Дракулы.       Влад, рыкнув, приблизился к шее юноши, но его словно хлестнуло жаром. На шее саксонца висел, застрявший в белокурых волосах, серебряный крест. Ухватив тонкий кожаный шнурок, господарь разорвал его и отшвырнул прочь. Слабый христианский бог не мог помочь сохранить жизнь Фэйну, а вот его мрачный демон мог даровать ему бессмертие.       Подняв голову, Дракула зарычал, призывая живущую в нем темную сущность, и длинные клыки проросли из десен. Отвернув голову саксонца, господарь склонился к блондину, и клыки пробили тонкую кожу.       Спину саксонца выгнуло дугой. Он страшно закричал, открыв помутневшие глаза, дрожащие руки вцепились в плечи Дракулы, но сдвинуть высасывающего из него жизнь Влада не смогли. Рука властителя прижала кричавшего блондина к постели.       Вскоре все было кончено, и Фэйн опал на окровавленные простыни.       Дракула, распрямившись, уложил ладонь на грудь любовника. Его сердце больше не билось.