Booty

Маленькая девушка с густыми волосами каштанового цвета, закрывающими часть лица своей обладательницы, сидит на полу перед диваном. В детских ручках вертится полароидный друг, который на своём веку повидал многие события жизни хозяйки и не только. На девушке длинная майка с черным черепом и короткие шорты, которые иногда выглядывают из под белой ткани. Она касается фотоаппарата кончиками пальцев и изучающими движениями проходится по каждой царапинке предмета, наблюдая за всем этим с задумчивым видом. - Чем занимаешься, задничка? - раздается знакомый голос, и девушка вздрагивает. Синеволосая особа преодолевает расстояние от холодильника до дивана за секунду, держа в руках два стакана с холодным лимонадом. Один стакан она протягивает брюнетке и залезает на диван. - Задничка? - такое прозвище явно отвлекает юного фотографа от своих далеких мыслей, она даже поднимает слегка затуманенные честные глаза на расслабленного панка перед собой. - Твоя задница видна любому, кто заходит в комнату, Супермакс, - усмехается неформалка, заставляя подругу покраснеть и поправить майку. Макс не знает с каких пор ее начали смущать такие вещи. Раньше рядом с Хлоей ее не смущало абсолютно ничего, хотя подколы девушки становились пошлыми ещё лет в тринадцать, но на тот момент двенадцатилетняя Колфилд не понимала их до конца. А сейчас любые замечания Прайс по поводу тела или поведения подруги вводят ту в краску. Она догадывается о причине, и все равно не готова признаться себе в этом. - Да ладно тебе, Максимус, я же не сказала, что она выглядит плохо, - Хлоя игриво подмигивает брюнетке, на что так закатывает глаза и опускает голову, возвращаясь к камере. И это явно не нравится синеволосой, которая до безобразия сильно любит привлекать внимание своей скромной спутницы. - И я все еще не понимаю, почему ты в моей майке. Прайс показывает на предмет одежды, принадлежащий ее собственному гардеробу, словно иначе Макс не поймет о какой майке идет речь. Но все возможно, ведь она не кажется сосредоточенной на Хлое сейчас. И неформалка хочет это исправить, ничего не подозревая об отвлекающем маневре подруги с помощью старенького полароида. Ведь что бы Макс ни делала, она всегда думает о Хлое. - В моей футболке слишком жарко, - объясняет девушка, чувствуя нарастающую неловкость. «А вдруг ей не нравится, что я ношу ее одежду? Но ведь мы всегда обменивались вещами даже несмотря на разницу в размерах. И все-таки прошло четыре года - все могло измениться», - быстро проносится в голове брюнетки, пока та с некоторым волнением смотрит на себя в такой удобной майке. В майке, которая приятно пахнет тем, что Макс точно не считает приятным, - куревом и странной смесью костра и бензина. Девушка никогда не была ярой поклонницей совершенно незаконного и безбашенного образа жизни, но она была и будет самым преданным фанатом и обожателем несравненной и невыносимой Хлои Прайс. - Да, я горяча сегодня, - пожимает плечами Хлоя и смеется, замечая скептический взгляд подруги. Макс хочется ударить заносчивую девушку подушкой, чтобы не признавать, что та права: синие волосы непостижимым человечеству образом убраны в маленький хвостик сзади, очередная свободная майка открывает вид на узкие плечи и выпирающие ключицы, а короткие шорты позволяют Макс впервые за столько времени внимательно рассмотреть худые ноги подруги, покрытые как старыми шрамами, так и теми, истории которых остаются все еще загадкой для Колфилд. - Но если ты так хочешь, то можешь снять майку - я не буду против, - добавляет синеволосая засранка с неприкрытым намеком на вызов. - Ты не настолько горяча, Прайс, - так же невозмутимо выдает фотограф, через секунду радуясь своему удачному ответу. Хлоя ухмыляется, но замолкает на время. Колфилд интересно, о чем думает подруга, в то время как сама Прайс пытается залезть в ее голову, не подавая вида. Так они и проводят около минуты в самом наиглупейшем молчании. Возможно, однажды Макс и признается себе в том, что она чувствует к Хлое, не боясь своих чувств. Возможно, однажды Хлоя признается Макс в том, что она без ума от нее, не боясь, что малышка Колфилд ее отвергнет. Кажется, что проходит год, хотя минутная стрелка на часах едва ли успевает сделать один круг. Вот он, шанс Макс застыть в мгновении с Хлоей, однако вряд ли такая неловкость – это именно то, что хочется продлить на ближайшую вечность. Гиперактивность Хлои взрывает холодную паузу на радость обеих девушек: тонкие пальцы синеволосой вцепляются в стакан с лимонадом, и тот рывком оказывается у ее губ. После одного глотка поморщившаяся Прайс чудом не запускает предмет в стену, выплевывая слова еще перед очевидным вопросом подруги: - Теплый, зараза, - выдает неформалка, оставляя виновника на столике. Макс хихикает и ставит свой стакан к уже изгнанному – кто же любит теплый лимонад? Несмотря на относительную прохладу от старого вентилятора, все-таки дома всего лишь на несколько градусов ниже, чем на улице. Лето в Аркадию Бэй пришло преждевременно в этом году: уже в конце мая градусник показывает неизменные 29 градусов по Цельсию. Колфилд не может вспомнить такой жары в их детстве, возможно, потому что детям всегда жарко – они с Хлоей носились по городу круглый год, и будущий фотограф всегда возвращалась запыхавшаяся и раскрасневшаяся от бега, в то время как ее лучшая подруга выглядела так же спокойно как котенок, готовый погнаться за игрушкой в любую секунду. И если маленькую Хлою девушка сравнивает с котенком, то вполне справедливо отметить сходство повзрослевшей Прайс с молодой кошкой – в меру агрессивной и своевольной, а иногда до жути любвеобильной, но все такой же непредсказуемой, как и в детстве. Глядя на лениво потягивающуюся на солнце подругу, Макс становится интересно увидеть ту в тридцать и сорок лет: если следовать кошачьей теории, то панк станет еще ленивее и ласковее, чем сейчас. И странное ноющее чувство в груди Максин говорит, что она хочет быть рядом с мисс или уже миссис Прайс в это время. Хотя, думая об этом, она не может представить свою лучшую подругу с каким-нибудь мужчиной. Да и не хочет, если честно. Так что не бывать Хлое миссис Прайс – решает Макс, чувствуя себя последней эгоисткой и собственницей. - Макс, я вижу твои сиськи, - доносится голос Хлои, и фотограф тут же опускает взгляд вниз, однако не замечает абсолютно ничего, что могло бы спровоцировать подругу на эту фразу. «Давно уже пора понять, что она и сама себя прекрасно провоцирует», - проскальзывает в мыслях брюнетки, и та обиженно смотрит на синеволосую засранку, которая чуть не задыхается от смеха над собственной глупой шуткой. И такое чувство, будто саму шутку Макс пропустила. - Тогда я тоже вижу твои, - выдает Колфилд, желая прекратить эту странную вспышку подруги. - Я знаю, ты ведь только на них и смотришь, - прекращая смеяться, произносит панк, откидываясь на спинку дивана, чтобы предоставить подруге лучший обзор. Фотограф как всегда закатывает глаза, борясь с желанием высказать, что не смотрит она на грудь Хлои. Потому что это будет по-детски. Потому что это будет правдой. А Прайс продолжает скрывать, что она специально привлекает внимание подруги, чтобы та наконец обратила все внимание на нее. Ведь такой заносчивой особе не нужна часть Макс. Ей и 99% не нужно, если хоть кто-то будет занимать этот 1%. Он тоже должен принадлежать Хлое, потому что никто никогда не полюбит эту маленькую брюнетку так, как она ее любит. После длительного сидения на полу в одной позе Макс чувствует, как затекли ее ноги. Она встает и делает пару шагов, чтобы размять конечности, пока подруга не сводит с нее взгляда голубых глаз. Даже в такую жару брюнетка чувствует себя просто прекрасно в свободной майке из гардероба Прайс – теперь понятно, почему Хлоя так любит эту одежду. Возможно, Колфилд бы прикупила себе такую, но это явно не ее стиль. Хотя, как говорит ее лучшая подруга и настоящий панк-фейшен-эксперт, – у Макс нет своего стиля. И где-то в глубине души девушка уже признается себе, что любит майку не только за удобство, но и за близость какого-то образа Хлои со своей кожей. Это как объятия с лучшей подругой, только без подколов, отстранения и большей части одежды. Смелая мечта, признаться в которой себе не хватает храбрости, хотя и так уже давно все понятно. - А тебе идет, - каким-то отстраненным голосом говорит синеволосая, наблюдая за подругой. Во взгляде Хлои есть что-то такое, что заставляет сердце Макс биться словно птица в клетке, жаждущая свободы. А Прайс на какое-то мгновение оказывается загипнотизированной этим откровенным образом. В последние месяцы это была ее фантазия, самая искренняя и самая желанная, которая сейчас почему-то проникает в ее жизнь. И затуманенному разуму неформалки требуется какое-то время, чтобы накинуть случайно упавшую маску безразличия. Она знает, что замечтавшись падать больно. Она знает, что ее чертовы чувства не должны помешать их дружбе, которая имеет ценность для Хлои больше, чем собственная жизнь. - Спасибо. Робкий голос Макс окончательно помогает Хлое прийти в себя. Она все еще здесь, в гостиной своего дома, а ее лучшая подруга все в той же чертовой майке, которая делает девушку еще меньше и еще уютнее. Брюнетка кажется девушке очаровательным щеночком, таким домашним и таким приятным. Она сжимает кулаки буквально на секунду, и именно это действие накидывает маску на лицо с заостренными чертами. - Только не забери ее себе, - голос Хлои звучит резко, отрезвляя теперь и Макс. Колфилд поворачивается к девушке и показывает ей язык, и та словно ребенок отвечает ей тем же. А потом срывается с места со всей своей кошачьей грацией, и первое, что приходит в голову Макс – это бежать. Зная, что соревноваться с Прайс бесполезно, она отвергает этот факт и выбегает во двор. Синеволосая перепрыгивает через кофейный столик на то место, где была подруга, и несется за ней, догоняя уже когда задница фотографа приземляется на качели. - Я в домике! – радостно кричит Макс и, оттолкнувшись ногами от земли, взмывает ввысь. Хлоя на секунду разочарованно вздыхает, а потом чертики появляются в голубых глазах. Конечно, она помнит, что в «домике» никто не смеет трогать друг друга, однако раскачивать подругу никто не запрещал. Как только бледная ладонь оказывается на цепочке, в глазах брюнетки появляется ужас. - Нет, отойди, - пугливо просит девушка, прекрасно понимая, что ничто в мире ее уже не спасет. Она вспоминает, как в детстве Хлоя сильно раскачивала качели с Макс, а та визжала и пыталась освободиться от пытки. Это было больше страшно, чем весело, однако признаться в том подруге означало обидеть ее. А чтобы не обижать Прайс, можно было пожертвовать и своим здоровьем. Вот и сейчас синеволосая решила, что Колфилд непременно хочет развлечься как в детстве, но если бы она сравнила сердцебиения испуганного кролика Кейт и Макс, то точно не нашла бы отличий. Пара сильных рывков, и ноги Макс уже подлетают выше, чем туловище. Маленькие руки до боли вцепляются в металлические цепи, как в спасательный круг. Она издает странные звуки, которые обнажают страх, однако для Хлои кажутся восторгом. «Вот и пришло время отдуваться за свою слабость, Макс», - думает «жертва». Видно, Прайс давно мечтала отправить подругу в космос, ну или она настолько сильно хочет ее осчастливить – качели раскачиваются до предела. Вдруг в зоркий глаз фотографа попадает какая-то пылинка, и девушка пытается избавиться от неприятных ощущений, слегка расслабив одну руку, чтобы потереть лицо. В этот же момент она сильно жалеет о своем глупом решении, вылетая из качелей на зеленую лужайку. Хотелось бы думать, что в этот момент качели слегка замедлились, но чудеса редко встречаются в нашей жизни. Пролетев над землей, маленькая брюнетка проезжается коленями и локтями по свежей траве, сдирая нежную кожу в кровь. И это еще хорошо, что Джойс так и не согласилась на предложение Дэвида заасфальтировать участок. - Макс, - в голосе девушки чувствуется неприкрытая паника. Синеволосая подруга тут же оказывается на коленях рядом с Колфилд, глядя на нее с сильным испугом. Фотограф чувствует жжение сразу в нескольких местах и с сожалением понимает, что этим летом уже не сможет смело ходить с оголенными руками и ногами. - Черт, мне так жаль, прости меня, - бормочет Прайс, чувствуя сжигающую изнутри вину. Она помогает Макс перевернуться и нормально сесть на траву, чтобы рассмотреть ранения: колени, голени, локти и предплечья содраны в кровь, на щеке красуется относительно небольшая, но кровоточащая царапина. Видно, «счастливица» еще и ветку встретила на своем пути. - Все хорошо, это я виновата, - ободряюще говорит девушка, не сводя глаз с лица подруги, пока та качает головой и смотрит на последствия их игры. Наблюдая за заботой со стороны Хлои, Колфилд уже не так озабочена своей болью, хотя та и не преуменьшается. Голубые глаза внимательно осматривают каждый миллиметр кожи, а кончики пальцев осторожно касаются ран. - Я… я сейчас принесу аптечку, - растерянно бросает Прайс. Она встает на ноги, и Макс отмечает, что кошачья грация куда-то испарилась: обеспокоенная неформалка на своем пути сносит все, что только можно и через минуту возвращается с небольшой коробкой. За время отсутствия подруги Макс почти начинает жалеть себя, но осознание того, что она никогда бы не увидела свою пиратку настолько взволнованной, не дает ей отдаться в коварные объятия жалости. Отбрасывая синие волосы, выбившиеся из хвостика, чтобы не мешались, девушка достает из аптечки бутылочку с перекисью водорода и подносит ее к коленке. - Сейчас будет больно, - предупреждает Хлоя, глядя в глаза подруги, и желая добавить, что она не хочет делать той больно снова, но так надо. - Я потерплю, - пожимает плечами Макс. Прозрачная жидкость шипит, касаясь раненой кожи, и против своей воли фотограф повторяет те же звуки, шумно вдыхая и кусая губы. Да, она совершенно точно не рассчитывала, что будет так больно. Заметив поведение подруги, Хлоя опускается и начинает дуть на ногу Макс, чтобы облегчить той боль. Она забывает, что не обработала ногу до конца - просто невыносимо наблюдать за страданиями той, которую любишь. Брюнетка вздрагивает и замирает, наблюдая за этим едва дыша. Да, ей становится легче, но от вида такой Хлои ее тело готово разорваться на тысячи кусочков. Видимо, вспомнив о наличии и других ран, Прайс снова берет перекись и обрабатывает ноги уже до конца. Макс видит, как трясутся руки подруги, а потом та снова наклоняется и чуть ли не касается губами стертой кожи, чтобы ей стало лучше. Незаметно для самой себя Колфилд сжимает кулачки. Ей так сильно хочется сейчас поцеловать свою лучшую подругу. Нет, она никогда не признавалась себе в этом раньше, но сейчас оно само вырывается наружу. - Настолько больно? – спрашивает Хлоя без малейшей доли усмешки. - А? – выдернутая из наблюдения за Прайс Макс краснеет. - Ты сжала кулаки, - поясняет девушка, осторожно приподнимаясь так, чтобы их лица оказались на одном уровне, и она могла заглянуть в глаза брюнетки. - Нет, это… - Макс честно не знает, как объяснить. Их взгляды встречаются, и ни одна из девушек не может оторваться. Происходит что-то странное, что-то воспламеняющее как искра и одновременно охлаждающее как жидкий азот. Оно все сталкивается, заставляя дыхание обеих сбиться, а сердца выпрыгивать навстречу друг другу. Один рывок навстречу, и губы девушек соприкасаются в неловком первом поцелуе. Они не касаются друг друга, только лишь их губы впервые могут изучить то самое заветное желание, которое испытывали обе. Поцелуй прерывается, когда Хлоя отстраняется и смотрит на свою подругу детства. Ни она, ни Макс не ожидали взаимности. Ни она, ни Макс не чувствовали себя так совершенно правильно до этого момента. Подруги еще с минуту смотрят друг другу в глаза в молчании, а потом синеволосая говорит: - Я больше никогда не причиню тебе боль. Ее голос звучит хрипло и надломлено, как после сна. Она абсолютно беззащитна и открыта перед подругой. - Я знаю, - отвечает Макс и притягивает к себе девушку за еще одним поцелуем, совершенно позабыв о результатах своего недавнего падения.

***

Через час они сидят на диване в гостиной. Макс с перевязанными руками и ногами лежит на коленях у Хлои. Они не рассматривают друг друга как в первый раз, не изучают. Они просто наслаждаются тем, что теперь их две страшные тайны объединились в одну самую важную и уже ничуть не страшную. - Знаешь, а я ведь никогда не любила тебя раскачивать на качелях, - тихо говорит синеволосая, касаясь повязок на теле возлюбленной. Макс удивленно смотрит на подругу, заставляя ту задать вопрос о природе этого взгляда. - Я разрешала тебе это только потому что думала, что тебе это нравится, - в голосе Колфилд так же звучит удивление. - Знаешь, если бы ты сказала это раньше, то все бы обошлось, - Хлоя поднимает брови и еще раз рассматривает «потери» подруги. - Если бы я сказала это раньше, то ты бы никогда меня не поцеловала, - уже немного тише говорит фотограф и мягко улыбается, вспоминая поцелуй. - И то верно, задничка, - задумчиво произносит девушка, восстанавливая в голове тайм-лайн. Макс обиженно фыркает, а Хлоя смеется. И все в этом мире наконец встает на свои места.