Рок судьбы

Прохладный вечерний ветер стучал створками окон старенькой захудалой таверны на перекрестке. Вокруг бедного сельского домика темнели могучие стволы старых елей, пряча вечернее небо от любопытных людских глаз. Земля уже успела порядком подстыть после знойного дня, и в воздухе чувствовалось неминуемое пришествие дождя. Добрые и мягкие ладони молоденькой селянки Вильерины как-то по-особенному трудолюбиво месили тесто в деревянной бадье, а под потолком все дружнее и охотнее запевали голоса ветра. В таверне пахло на удивление приятно, и даже кислый запах забродившего пива терялся в благоухании свежей выпечки. Сегодня Вильерина справляла своё шестнадцатилетие, и всё село сочло за долг явиться сюда - на праздник единственной молоденькой девушки, что чудом уцелела после нападок неизвестного чудовища. Шум в помещении стоял отменный, слышно его было далеко за пределами перекрестков. Опьяневшие, в грязных лохмотьях трудяги в обнимку со своими не менее пьяными женами хором кричали непристойные песни и дико хохотали, ничуть не смущая девочку. Шум отгонял нечистую силу куда подальше – и эта истина грело её сердце. Ведьмак же, не смотря на веселье, спал, вытянув уставшие за день ноги на широкой скамье, и лоб его постоянно хмурился и морщился. Снился ему тяжелый сон, беспокоящий сознание. *** Славный же это был парень. Ничего лишнего не скажешь. Звали его Элледеф. Да и что уж с того, коль был он вовсе не человеком. Высокий стройный юноша, красив, как здесь несомненно точно – не по-человечески. Имеющий столь изящно, но одновременно гротескно выраженные черты лица - острые высокие скулы, тонкий нос, украшенный едва заметной аристократичной горбинкой, узкие, слегка приподнятые в шкодливой ухмылке губы. Лицо его хоть и казалось хищным, но это лишь добавляло ему неизменной благородности. А самым главным украшением были его глаза. Пронзительный, глубоко-зелёный изумруд, мерцающий из-под соболино-черных ресниц. И длинные чёрные как смоль волосы, которые так любил Геральт. Аромат топлёного молока и насыщенного гречишного мёда, что они источали. Ведьмак любил касаться их, гладить, пропуская сквозь пальцы, любуясь идеальными шелковыми волнами. И не заметил он, как околдовывала его таинственная магия, влюбляя без памяти, оставляя всех, кого любил он в далеком прошлом. И Геральт не жалел об этом ни секунды. Однако, уважаемый читатель, не будем поднимать историю столь значимой для него встречи, скажем лишь одно: были ли те чары светлыми иль темными, но пророчили они неразрывную связь на века, вплоть до того времени, когда сделает он свой последний вздох и в последний раз посмотрит ввысь– в это бездонное, как глаза Элледефа небо. Такой выбор влек за собой видимые последствия, а потому, любовники покинули город, укрывшись в лесной глуши, а дом их был хоть и невелик, но всегда спасал в трудный час. И все напасти и горести они сносили вдвоём, а после делили друг с другом одно ложе. Их связь была не просто порочна, а порочна вдвойне и каралась бы им лютой и постыдной смертью. Но и столь жестокие правила им были не по чём и жили они в любви и радости. Упоенный силой первой любви, молодой ведьмак не страшился самых безобразных и опасных чудищ, которых до того избегал всевозможными путями, и возвращался домой с полным мешочком весело позвякивающих монет. Элледеф же в то время занимался хозяйством, дом обустраивал, да и лекарства всевозможные варил. Одни продавал, другими залечивал нанесенные в бою раны Геральта. Изредка и сам Элледеф выбирался из хижины и помогал Геральту в сражениях с нечистью, ибо эльф обращался с оружием так, будь это его собственные руки. И не было тех, кто мог бы омрачить их порочную связь. До поры, до времени...