Путь целителя

― Плохие новости. Хуже некуда. А я так рассчитывал помереть спокойно. В этот момент как никогда отчётливо было ясно, что архимагистр Бахус не просто «сдал за последние годы». На Мегуса смотрел старик, и говорил он как старик. ― Вас выжили из совета Гильдии? ― Ещё нет, хоть я точно знаю минимум трёх претендентов на моё потёртое кресло. Новости хуже. Маги из Обители в Таузаре захватили соседнюю Обитель в Берсе. ― Как? Обители не воюют, если на них не нападут! ― Вот так! ― Бахус грохнул по любимой конторке сухим старческим кулаком. ― Вот и болваны в совете повторяют, что Берса не смогла отбить нападение степняков, а Таузар пришёл на помощь, благородно и по-соседски! Как големы, право слово, да и то засунувшие головы в задницы. А в донесениях пишут, что «спасённых» убивали и выгоняли из домов целыми семьями, убивали маги! Что угодно поставлю, из Таузера и науськали степняков. С вечно обкуренных кочевников что взять ― купились на посулы. А пока Берса их отгоняла, Таузер под шумок захватил Сердце Обители. Мегус и сам знал, что рост населения в Обителях и рядом с ними достиг критической точки. Магов становилось всё больше, а выход энергии в Сердцах начал медленно, но верно снижаться. Две Обители полностью прервали всякие связи с остальными. Мадаж и раньше держался особняком после того, как все дружно осудили их запрет рожать больше двух детей в семьях магов. А в Чахоре, по слухам, совет Гильдии настолько одурел от жадности, что отменил доступ к Сердцу для всех и установил непомерную цену. Вспыхнул бунт, верхушку Гильдии перебили, а новая верхушка заявила, что энергия отныне продаваться не будет, а будет делиться на всех по справедливости. С тех пор никто не покидал Обитель в Чахоре, чтобы рассказать, как у них там всё справедливо устроено. Мало того, никто из попавших в Обитель через «Врата спасения» не вернулся назад. Но до сих пор никто не додумывался до прямого захвата… ― Я же всё понимаю, ― тоскливо продолжил Бахус. ― Они закрывают глаза и затыкают уши, потому что боятся. Они тоже хотят закончить свои дни в сытости, тепле и на мягкой перине. Сдавай скорее на магистра, Мегус, мне больше не на кого рассчитывать, раз ты до сих пор меня не отравил и не прибрал к рукам дом и добро. ― Я вас прощаю, ― вскипел Мегус, ― только потому, что вы явно не в себе от дурных известий. ― Бывало уже такое, даже у лекарей бывало, а у прочих магов так вовсе сплошь и рядом. Ты ведь намного меня сильней, Мегус. Потому болваны в совете и упёрлись лбами, что без десяти лет в ассистентах никак не положено. Ты из них любого заменишь не глядя. Мегус завершил ученичество четыре года назад, когда его целительная магия вытащила пациентку, от которой отказался наставник, объявив безнадёжной. Бахус по такому поводу велел откупорить бочонок лучшей медовухи, торжественно объявил себя превзойдённым, надрался и, к ужасу мадам Опунции, заснул под столом. Для их тогдашней размеренной жизни это стало событием. Где ж вы теперь, те времена, куда вы улетели? В искусстве мага-целителя Мегус за четыре года продвинулся неплохо, и не имел никакого желания менять его на интриги и афёры совета, даже если бы прямо завтра ему присвоили степень магистра, а послезавтра ― архимагистра. Но и числиться ассистентом ещё шесть лет ― это уж слишком. «При условии, что эти шесть лет Обитель протянет». ― Подумаем об этом, когда я, наконец, получу степень. «Податься в какой-нибудь спокойный мир, обзавестись там практикой? Жениться…» «Бахус не захочет покидать Р’лиех, а я не смогу его бросить одного в такое время». Не слишком радостный ужин прервало явление посыльного. ― Срочное заседание совета, гарст архимагистр… «Жаждущие тёплых мест пошли в наступление?» Портал открывал Мегус. Когда растаял бурый вихрь, пришла Опунция с запоздалым травяным чаем. Одну искусно расписанную чашу она поставила перед Мегусом, в другую добавила медовухи и сделала глоток, не садясь в кресло. ― Я боюсь. Я каждый раз боюсь его отпускать в это логово степных змей. Он слишком стар. ― Он не утратил ни ясность ума, ни рассудительность, ― возразил Мегус. ― Из-за этого я боюсь ещё сильней. Кто-нибудь может решить, что слишком давно ждёт места в совете. А сердечный приступ так просто поторопить. Или заставить тромб оторваться. Мегус не сразу нашёлся с ответом. Опунция резко отставила свою чашу и вышла. Вернулась она, держа в руке матовый шар. ― Это «Слухач». Когда-то с Бахусом расплатился им один проходимец. Не знаю, где его сделали, но в нём можно не только видеть Бахуса, но и слышать, что рядом говорят. Бахус почти им не пользовался и не показывал никому, но я сейчас не могу смотреть в шар одна. Если вдруг что, я ничем не сумею помочь. ― А что смогу я? ― Сделать портал и вытащить живым, это всё, что мне нужно. ― Хорошо, ― кивнул Мегус. ― Запускай. В зале совета гомонили наперебой. ― Будь этот Вангус хоть величайшим предсказателем семьи Эрли на все века! С чего мы должны признавать главенство Таузера и доверять им решать за всех? ― Зря болтать не станут! Таузер сожрал Обитель в Берсе, и им так понравилось, что они всех захотели подмять под себя! Не подавятся? ― Да поймите же! ― надрывался с кафедры лысый упитанный отец ректор. ― Нас известили о такой угрозе, что перед ней все наши споры, кто кого сожрал, не стоят тухлого яйца! ― Это вам послы из Таузера сказали? А вы, конечно, каждому их слову поверили? ― Но объясните же, с какой стати им было придумывать? ― Как с какой? Чтобы мы сами себя им на золочёном подносе преподнесли! ― Верно! Про Берсу врали, и сейчас врут! ― А если правда, что делать будем? ― Как такое может быть правдой, сами посудите! ― Тридцать лет сужу! Вы себе вообразить не можете, какую я правду в зале суда слыхал! ― И про тьму тёмную, которая весь Р’лиех поглотит? ― Не срамитесь, Мартус. Предсказатели никогда прямо не говорят, всегда с подвывертом. Как можно их слова так примитивно толковать? ― Ну так истолкуйте! Я, между прочим, почти дословно за отцом ректором повторил. ― Бахус, а вы что скажете? ― Скажу, что если небывалое нашествие ― единственный способ заставить семью Эрли перестать грызть друг друга, пусть лучше предсказание будет правдивым. ― Да это предательские речи! ― Нет-нет, старик просто рехнулся. Ему давно пора на покой. Лежащая на столе рука мадам Опунции сжалась в кулак. ― Приходите, ― сказала Опунция, обращаясь неизвестно к кому. ― Жгите, глотайте ― здесь уже некого спасать. Мегус начал сплетать заклинание, чтобы выдернуть учителя из зала при малейшей угрозе. И в этот момент галдёж со всех кресел перебил вопль, несущийся откуда-то стороны. ― Смотрите, смотрите же! Вглядываться в шар больше не было нужды, потому что день за окном резко превратился в сумерки на три часа раньше положенного. Мегус и Опунция выскочили из дома и уставились в сторону запада. Тусклое солнце Р’лиеха никто не поглощал. Оно просто напросто скрылось за многочисленными дальними переходами, в которых клубилась тьма. Оттуда вылетали громадные чёрные и серо-чёрные крылатые бестии. Каждая ― с чёрной обманчиво-маленькой фигуркой наездника на шее. ― Что же теперь… ― беспомощно выдохнула Опунция. ― Не знаю, ― горько ответил Мегус. ― Пока знаю лишь одно: сейчас Бахусу лучше быть с нами. Не успев взять в руку гаснущий шар, он понял, что опоздал. Крылатые твари не обрушивались на зал совета, и никто не оказался настолько хладнокровным, чтобы расчётливо воспользоваться всеобщей неразберихой. Некому было мстить, некуда посылать аркан, мгновенно, пришедший в голову, мощный аркан ― внутренние органы убийцы изошли бы на бурую гниль в несколько дней. Приход Тьмы оказался слишком сильным потрясением для сердца архимагистра Бахуса. Никогда еще Р’лиех не видел столько воинов разом. Сила, которую Мегус чувствовал в них, внушала ужас и уважение. Она словно разом отбросила Мегуса на пятнадцать лет назад, когда сын знахаря и думать не смел когда-нибудь встать вровень с настоящими магами. С тех пор он вырос, превзошёл большинство из них и возомнил, что до вершины рукой подать. Глупый, наивный деревенский мальчишка… Чёрные клинки принесших Тьму не разили безоружных эрлийцев, но и без того каждый скорее согласился отрубить себе обе ноги, чем приблизиться к этим воинам и осмелиться с ними заговорить. Лишь шёпотом передавали друг другу название, услышанное от редких на Р’лиехе знатоков других миров. Навь. Раса, повелевающая стихией Тьмы. Великая Навь… Слово облетело Р’лиех, и Р’лиех застыл в напряжённом ожидании. Степняки, и те забросили свою траву и стояли безмолвными кучками возле шатров. Все молчали, когда тёмный предводитель, не дожидаясь ночи выхода энергии, отправился к Сердцу Обители. «Зачем, при их-то силе?» ― удивился Мегус, узнав об этом. Половина совета Гильдии попряталась по домам и боялась высунуться. Другая половина решила, что не явиться по приказу выйдет себе дороже, и плелась, словно изгнанники, выброшенные зимой в горы без припасов. Мегус, которого никто не звал, шёл впереди. Если бы их смерть призвана была устрашить Р’лиех, она бы уже пришла. Вместе с ними у Сердца собирались маги из других Обителей. У Таузера хватило духу явиться вооружённым отрядом. Наверное, захватывая Берсу, они выглядели очень даже грозно. Но рядом с навами и их чёрными клинками походили на жалких шутов. Не было одного Чахора. Их справедливый совет отказался впустить посланцев Нави. Те попросту смели стены Обители вместе с защитой, прежний совет обратился в пепел, а простые жители чуть не удушили навов в объятиях и до сих пор праздновали возвращение к былой несправедливости мира. Так шептались в толпе. И самым тишайшим шёпотом передавали друг другу новое имя. Ярга. Ярга, Повелитель драконов, князь Великой Нави. ― Навь пришла сюда в надежде найти Источник. Источника у вас нет. Ваши слабые и редкие выходы природной силы не нужны Тьме. Ваша земля и имущество не нужны Нави. Навь не задержится в вашем мире, её путь лежит дальше. Вы можете не опасаться за свои жизни. Или вы признаете в будущем власть Тьмы вместе со Вселенной, или продолжите жить, как жили прежде. «Копошиться внизу, с нашими слабыми и редкими выходами, ― с горечью думал Мегус. ― Изучать другие расы по книгам, ничего не видеть, кроме Р’лиеха, и смотреть вслед подлинной Силе, которая зашла, презрительно огляделась и пошла дальше. Вперёд». Каждое слово Ярги разносилось гулким эхом. Он говорил на своём наречии, но, видно, использовал какую-то магию, чтобы его понимали все. ― Здесь должны были собраться первые из ваших магов, и Тьму не радует то, что она видит. Но, быть может, ещё не все из вас заплыли жиром, и найдутся способные идти по пути к истинному величию и славе? «Сейчас или никогда!» ― Дозволено ли ничтожным знать, повелитель, что в конце твоего пути? Десятки пар вытаращенных глаз уставились на Мегуса, десятки глоток ахнули в ожидании сокрушительного удара. Невозможно было встретиться взглядом с владыкой Тьмы без предательской дрожи в ногах. ― Земля. Мегус не сразу сообразил, что услышал ответ. Легендарная Земля, колыбель магии и первых детей Спящего, как может такое быть, он что-то не так понял… ― Земля принадлежит асурам… ― Мегус испугался собственных слов, но неистовая ярость Тьмы, вспыхнув в чёрных глазах, не вырвалась наружу, и Ярга так же коротко ответил: ― Это ненадолго. Голос прозвучал с такой убеждённостью, что Мегус поверил и принял сразу. И сказал, преклонив колено и моля Спящего, чтобы слова были приняты всерьёз: ― Я пойду за тобой, повелитель, и найдутся другие, подобные мне. Мы не умеем сражаться, но считаемся хорошими целителями, и готовы познавать и совершенствоваться всю жизнь. Миг, растянувшийся в бесконечность. Толпа, застывшая в ожидании ответа. ― Тьма принимает твою присягу, эрлиец. Эпилог ― Дедушка, дедушка, расскажи сказку! ― теребит Азалия. Есть в ней что-то от Пинии в детстве. Несмотря на то, что отец ректор не видел Пинию с того дня, как оставил родное село на Р’лиехе. ― О чём, попрыгунья? ― Расскажи про асуров. Про то, как их Свет пал перед Тьмой. «Только не провалиться туда снова! Не сейчас! Не при ней!» ― Нет, попрыгунья, ― с трудом совладав с собой, говорит Мегус, мягко, но непреклонно. — Это очень страшная сказка. Ты и вообразить себе не сможешь, какая она страшная. Настолько жуткая, что, когда все взрослые эрлийцы услышали её, то решили крепко-накрепко, что семья Эрли во веки вечные не возьмёт в руки оружие и не создаст ни одного заклинания для битвы. Будет спасать жизни, а не отнимать их. Разве можно рассказывать маленькой девочке такую сказку? ― Я стану большой, ― обиженно сопит Азалия. ― И тоже буду лечить. Мегус поправляет одеяльце и гладит ручонку внучки сухой старческой ладонью. ― Конечно, будешь. Для этого мы и приснились Спящему.