Это не любовь...

Они никогда не знали слов «нежность», «забота»… «любовь». Нет, они от них не отказались! — просто никто ещё не показал им их значение. Акаши всегда был жесток, холоден и словно бесчувственен по мнению окружающих его людей. Он прекрасно слышал за своей спиной сплетни, испуганный шёпот или вовсе ненависть, раздражение. Ему всегда было плевать на тех людей. Нет, он не был равнодушен — просто не понимал чувств. Он не понимал, зачем нужна столь глупая, возможно даже безответная любовь, если от неё только одни страдания. Ведь лучше не иметь ничего, чем потом горевать о потере всего. Частенько он слышал в ответ на свои доводы лишь обиженное:«Да ничего ты не понимаешь, Акаши-чи!» — с чем он в принципе не мог поспорить, или сухое:«Мы неможем не любить, это наша бестолковая физиология, от которой не деться» — Шинтаро… он часто принимал сторону Акаши, однако в этот раз нет, ведь сам он уже познал такое, пока не понятное для императора, «счастье любви», с Аомине даже говорить бесполезно — уж слишком мал у этого бездыря мозг, чтобы понять столь глубокую тему, Куроко же яро, хоть и очень спокойно, монотонно, опровергал слова бывшего капитана, Момое тоже безнадёжный вариант, и только от ленивого:«Ака-чин, пойдём лучше поедим мороженку, а не будем говорить об этой странной штуке» — на душе разливалось непонятное тепло. Нет, Акаши до сих пор не верил в любовь — просто почувствовал нечто новое в себе, что-то такое, что заставляло глупо приподнимать уголки губ, что-то, то смутно напоминало покой… Мурасакибара тоже никогда не придавал значения столь странному чувству, как любовь, однако в последнее время всё чаще начал применять этот глупый термин к Сейджуро. Нет, он не любил — лишь хотел быть рядом. Он считал любовь бесполезной, ведь съесть конфетку куда проще, чем добиться чьего-то сердце. Да и зачем ему это. Мурасакибара всегда вёл себя эгоистично и никогда ничего не чувствовал к людям. Нет, он не был бесчувсвенным — просто не видел смысла в этих «бабочках в животе» и радовался, что в желудке у него только вкусные конфеты. Но в последнее время стало чего-то не хватать. Чего-то, что могло бы закрыть в его жизни все обидные моменты. Чего-то, что могло бы помочь ему забыть об этой самой бессмысленной любви. А может, не хватало кого-то. Нет, он не хотел любить — ему просто было интересно. Они оба не знали любви, однако для двух пустых сердец никогда не поздно дополнить друг друга. Нет, им всё ещё не были понятны столь нежные чувства — просто у них были свои — никому из тех «влюблённых» не понятные, знакомые лишь им, заставляющие улыбаться лишь их двоих. Теперь уже чужая очередь отрицать существование их священной привязанности. Теперь уже не им надо задумываться над логичностью этих чувств. Нет, они не были близки — они просто стали единым целым. У них одна улыбка на двоих, у них свой собственный мир. Нет, равнодушное одиночество никуда не делось — просто теперь оно тоже одно на двоих.