пепел в кофе

      Очередной закат тянет свои золотые руки в окно безликой многоэтажки, в квартире которой не первый день, а может и месяц стоит ядовитый дым сигарет. В квартире, где больше не будет ничего... Входная дверь больше не скрипнет, оповещая о приходе черноволосой красавицы, полы вряд ли будут вымыты ближайшие несколько недель, многие комнаты окажутся под замком из-за ранее приятных дурных воспоминаний. Вся радость, все сойдет так же быстро, как сошла с лица Энди улыбка в тот день.       Кофе. Сигареты. Бутылки коньяка и вина опустошенны, некоторые разбиты, другие только кое-где треснуты. Треснуты так же как и сердце бледнолицего паренька, что никак не может выбраться из агонии. В комнате душно, слишком жарко, но Энди отчаянно мерзнет под толстой шубой Луизы, которую девушка купила на каком-то блошином рынке, ведь: "Так дешево, Ди!". Парень закрывает глаза и в очередной раз решает, что не прочь напиться вусмерть. Это еще один напрасно прожитый день. Горло жжет от глубоких затяжек, но это все равно не помогает найти связь с реальностью; даже горький кофе не помогает. Все вокруг такое горькое. Слезы тоже горькие. Вся жизнь горькая, как бы заезженно и затерто это не звучало. Американские песни в колонках почти рвут барабанные перепонки. Слишком громко; музыка будит соседей и собственную душу. Похуй. Больно. Жить не хочется. Из-за чего так паршиво? Еще затяжка. Никотин в легкие, ядовитый дым, всю боль с перегаром наружу, куда-то в воздух, кофе в желудок: пусть еще раз обмоет его стенки, может, поможет пережить эту ночь. На полу холодно, ведь балкон открыт, а октябрьский холодный ветерок обвивает голую поясницу. Но... Разве сидеть так на полу холодно? Нет, холодно внутри, на сердце, в душе, где угодно, но не в комнате. Сейчас бы сюда Луизу, с ее милой улыбкой и изящными пальчиками, что приятно обвивали голую поясницу Энди когда-то. Мысли, мысли, мысли.. тяжелые, свинцовые или, нет, железные, точно кухонный тесак, мысли вновь настигают неожиданно, ударяя по самому уязвимому. "- Ди, пойдем на карусель? Я уверена, нам будет весело! - невысокая тощая девушка тянет за руку в сторону аттракциона, который так привлек его внимание, а Энди и не сопротивляется. Он любит делать приятно своей немного неуклюжей, но от этого не менее любимой подруге."       Нет. Еще сто раз нет. Убирайтесь. Прочь... Хочется забыться, потушить все мысли в ядовитом дыме сигарет, часть коих уже покоится в пепельнице, только, как ни старайся, ничего не выходит. Кофе уже привычно ласкает гортань и, кажется, та уже жить без горечи не может. "Почему ты ушла, Луиза?" - только и кружит, жужжит назойливой мухой в голове, ударяясь о бедную черепную коробку, отчего голова болит сильнее. Все кружится, все будто во сне. Тошнит. Тошнит чертовыми бабочками. Или это клопы, что, кажется, поселились в некогда мягкой обивки дивана? Больно. Как же больно. Вновь и вновь приходится глотать собственные слезы. "Горько". На глазах нежеланная влага, а сердце ноет, будто в него не спеша вонзают тупые швейные иголки, по телу табуном бегут противные мурашки; они отзываются чем-то уж очень неприятным. Руки дрожат, как в тот первый день их случайной встречи, заставляя сигарету чуть ли не падать на белый ковер. "- Энди, смотри какой милый щенок! Такой лохматый, прямо как ты! - Луиза улыбается, проводит ладонями по шерсти животного, тянет на руки огромную собаку, которую почему-то назвала "щенком", и прижимает ее к себе, желая объятий. Хочет, чтобы ее, - Лу, - так же погладили, полюбили. А Энди в очередной раз смеется и не знает над чем сильнее: над словами мелкой девицы или над этим добрым, но глупым зрелищем."       Пожалуйста, хватит, хотя бы на минуту. Мысли... Такие жестокие, режущие на части искалеченную душу. Уходите. Укутаться бы посильнее, забыть все это и наконец раствориться в тяжелом сером дыме. Когда успела взойти луна? Куда пропало кровавое золото заката? И где, кстати, эта проклятая собака? "Хочу умереть на этом полу", - опять бьется о несчастный разум и все живое вновь трещит по швам, разрывая молодые раны с особой силой и жестокостью. Немой крик вытягивает в такую жуткую, тягучую, болотистую реальность. Голос прорезается случайно. Такой оглушающе сильный, громкий. Горький. Он будто бардовая песня, что играет в баре напротив, от которой становится слишком тошно и ее исполнителя хочется превратить в решето с помощью украденного автомата, лишь бы это прекратилось. "Почему ты ушла?" - ответа на давно поставленный вопрос не последует. Никогда. Еще одна затяжка обжигает сильнее прошлой, дым заливается уже, кажется, в самую душу, пьянит и радуется своей какой-то победе. Эта пятая сигарета из третьей пачки, кофе оседает осадком на дне желудка; он почти неотъемлемая часть парня. Сейчас Энди и не вспомнит откуда у него столько сигарет. Вспоминать, правда, даже не хочется, главное, что они есть - его спасение на ближайшие несколько жгучих болью вечеров. Хозяин не владеет собственным телом. Это похоже на жестокое рабство, от которого всегда старался сбежать измученный парень. Судьба его, кажется, совсем не любит, швыряет от одной холодной стенке к другой, сковывает руки и ноги тонкой железкой с шипами, а на шее закрепляет ошейник из плотной кожи. За него-то судьба и подвесит несчастного, душа не только оболочку, но надежды на счастье. От осознания смеяться хочется, так долго и протяжно, насколько это вообще возможно, но получается только пить нескончаемо горький кофе и наслаждаться муками и душевными терзании в одиночестве. Правда, скоро и напиток закончится, как жизнь Энди и Луизы. "- Пойдем отсюда? - девушка стонет тихо в щеку Энди, трется о его ногу, как мартовская кошка во время течки, а парень опять не сопротивляется, лишь кивает, сдавленно глотая воздух, который, кажется уходит от него, берет за руку молодую и полную страсти и жизни Луизу и ведет домой по той дороге, по которой они вроде пришли."       Случайная встреча ночью в пропитанном блевотиной и сексом клубе закончилась болью, тихо, но резко отдающей где-то под ребрами. Гребанной горечью в горле Энди и третьим криком за несколько часов этим вечером. Жестоко. Несправедливо. Больно. Будто выжали всего, посадили на цепь и оставили дохнуть. Жжет в груди так, будто там солнце пропитанное алкоголем взрывается, разливая по венам горечь и смерть. Опять немой вопрос в мыслях, заданный давно в пустоту, и что-то новое, но необычно пугающее: "Чтоб ты сдохла", - какой ироничной является эта фраза. В остатки кофе, вместо пепельницы, сыплется пепел сигареты, растекается по поверхности ядовитой жижи, просачивается в каждую трещину в кружке, почему-то это месиво походит на кровь и будто смеется над болью пьяного, потерявшего рассудок человека. Громкий мат. Затем шепот. "Горько" . "-Не оставляй меня, Ди, - скупые слезы катятся по щекам, очерчивая острые скулы, а после скрываются в темном свитере Энд, ведь тот рядом, подставил плечо, когда девушке больно. Сам захотел. Сам поклялся защищать ее от ночных кошмаров."       Мысли все текут быстрой рекой, окутывая весь опьяненный мозг, заставляют в полной мере прочувствовать всю жестокость мира, боль, горечь. Уже темная ночь, нет ни единой звезды; куда ты летишь, время? Такое легкое, неощутимое в моменты восторга или боли, но только не сейчас: несмотря ни на что, с каждой секундой становится все больнее и, пожалуй, самое ужасное в том, что понятия не имеешь, когда все закончится. Лохматая собака рядом скулит протяжно, кладет слюнявую морду на руки человека, а тот больше не шипит, не пытается уйти от надоедливого животного. Энди улыбается горько и утыкается носом в макушку собаки. - Где ты пропадал, уродец? - парень все еще улыбается добродушно, а собака все скулит, переживает. За него ли? Вряд ли. Пес так давно не видел хозяйку, он так скучает. - Теперь мы одни, малыш. Прости.       Опять слезы глотать приходится, не дай Бог кто-то (даже если это собака), увидит его слабость. Глухой стон вырывается из приоткрытых губ Энди, поддерживая затяжной вой собаки. Им обоим слишком больно. Колкая и пушистая одновременно шерсть попадает на губы, остается на одежде и больше не раздражает. Пес ближе подходит, устраивается на коленях Энди и засыпает слишком быстро, беспокойно дыша... Еще сигарета. Два ночи; куда ты летишь, время? Такое легкое, неощутимое, но только не для людей. Завтра в школу, в универ, на работу; все нормальные люди спят. Но кто сказал, что этот парень нормальный? Об этом речи не шло. Опять дым вырывается из приоткрытых губ, луну за грязным окном окутывает и завораживает своим существованием. Он беспечен, легок, растворим. Энди хочет быть таким же и, наверное, поэтому вновь думает о поджоге дома вместе с собой и вновь одергивает себя, переводя все свое жалкое внимание на испорченный кофе. "Что со мной стало?" - еще один вопрос в никуда, на который не последует ответа. Музыка давно не играет протяжные сладкие мотивы, ведь плеер сел. Сейчас все тягостно, лениво, но так же горько. Заезженное слово, протертое до дыр, как старые штаны, что носила Луиза. Они сейчас лежат старым хламом в шкафу на нижней полки и пылятся. Нет. Прочь. Оставить мысли даже на считанные секунды не удается, и они падают огромными камнями на голову, раздавливая кости в крошки. "Луиза". Это имя вызывает боль, похуже удара молота. Похуже боли, от удара тока. Сердце сжимается в безжизненную тряпку, нехотя качая теплую кровь, руки дрожат сильнее. Кое-как держа бутылку дешевого виски, что нашлось под деревянным столом, Энди поднимает ее, несет к губам и больше не может сделать глоток. "Не пей так много, Ди" - в мыслях, а на глазах выступают соленые слезы, которые так непривычно видеть у парней. Надоело. Сейчас все надоело. Лу говорила это о кофе. "Не пей так много..", -мол, посадишь сердце. Но про виски не было ни слова. Поэтому Ди хлебает янтарную "воду", даже не морщась. Луиза больше не вернется. Ни ради него, ни ради собаки. Мысли путают, желают доставить хозяину еще больше боли. Сигареты уже напрочь сожгли больное горло. Уже постепенно светлеет. Куда спешишь, время? Туда, где сейчас Лу? Или в долину обещаний? Будущее не известно. Настоящее - подавно. Прошлого не изменить. Что остается? Проживать свои жалкие пару десятков лет в незнании и горечи. Еще глоток, второй, а потом третий. Энди пьет это дерьмо, как воду, не заботясь, что будет с ним, его желудком и горлом после сна. Но парень не уверен, что в следующую секунду все еще будет дышать.       Где-то он слышал, мол: "В хороших историях герой всегда умирает", - тогда Энди надеялся, что это только в книжках, никак не в реальности... Но вот проходит еще один напрасно прожитый день. Ничего не ясно, перед глазами двоится, а сидеть в этой позе парню уже неудобно, но так лениво двигаться... Все плывет, бумажным корабликом в бушующем море, только осколки бутылки из-под виски на полу напоминают о том, что происходит на самом деле. "- Когда мне будет двадцать, Ди, я потащу тебя в ЗАГС и мы поженимся, - громко смеется Луиза, прижимаясь спиной к груди парня сильнее, щекоча нос Энди черными кроткими волосами. Она шутит, но Ди все равно отвечает серьезно: - Я пойду добровольно."       Никуда он больше не пойдет. А Луизе никогда не стукнет двадцать. Девушка не раскрасит новый день жалкого несостоявшегося музыканта яркими красками. Не снимет для маленького незнакомого ребенка котенка с дерева... Лу просто захотела спасти других. Паника, как и время, - беспощадна. "Я тебя убил" - шепчет в пустоту Энди, вспоминая счастливое лицо возлюбленной, которая, держа билет на концерт любимой группы в своих тощих пальцах, все дальше и дальше уходила от дома. Ночь. Поджег клуба. Паника. Убийство. Звонок. И вопрос в пустоту: "Почему ты ушла?". Энди не верил, кричал, надеялся, что Луиза на самом деле выбралась, она же сильная, она бы смогла. "Почему ты ушла, Лу?" - в мыслях, слезы по щекам и собака, уснувшая на побитых ногах паренька, в реальности. Ее нет уже второй год, но Энди до сих пор верит, что Луиза придет, постучит в дверь и, улыбаясь, прошепчет: "Я дома, Ди".