Все в тронном зале знакомо, все
так же, все разрушено, стоит в руинах. Пепел кружит в воздухе, похожий на снег. Запах гари пробивает на кашель, и мнимые снежинки залетают в горло, опускаются на язык, отдают горечью. Мун старается не думать, что этот пепел может быть останками тех, кто был ей дорог.
Ее пронзает будто молнией, страхом. Пару секунд она не в силах пошевелиться, смотрит невидящим взглядом на разрушенную стену и дыру в полу. Ей кажется, что она потеряла… Выдох вырывается из груди. Но рука нащупывает серебряный шарик, он просто закатился под обломки столов для прислуги. Нет, все в порядке. Облегчение прокатывается по телу, расслабляя невольно напрягшиеся мышцы. Мун не торопится. Пока. Ей требуется четыре минуты, чтобы собраться с мыслями, магией, силами.
Когда время выходит, она подскакивает, все еще оглушенная тишиной, которую вспарывали взрывы магических заклинаний. Женщина молится, чтобы их произносила не Стар. Чтобы Стар здесь вообще не было, но она понимает, что на это надеяться — верх наивности. Серебряный шарик размером с грецкий орех обжигает израненную ладонь, но боль кажется незначительной. Мун пошатывает, но она срывается на бег, перепрыгивая через груды мертвых тел.
Превратиться в шестирукую бабочку, чтобы ускорить спринт, не выходит, потому что обезвоженный организм вовсю протестует. Поэтому королева не отвлекается ни на Ривера, мелькнувшего в центральной галере, ни на Канцлера, которого повалили монстры, ни на кучку людей, сбившихся в центральной коридоре. От них скоро останутся лишь кости, но Мун не может помочь. У нее чертовски мало времени. Она знает, что скоро произойдет, поэтому спешит в Южную башню. Там Тоффи...
...и Стар.
Доспехи звенят, Баттерфляй отбрасывает бегущих к ней чудищ магией, потому что меч она бросила сразу, чтобы он не мешался. Воздух наполнен дымом, ведь большая часть замка в огне. Языки пламени слизывали ее прошлую жизнь, те жалкие крохи. Мун не смогла защитить свой дом, народ, мужа, но может спасти дочь.
Их отношения трещали по швам. Мун знала, что мать из нее никудышная, что она совсем не понимала свою девочку, но это не мешало ей любить ее. Может быть, с Тоффи и его монстрами они еще справятся, и тогда она ей откроется. Раньше Мун хотела, чтобы её видели идеальной королевой и матерью, но за всем этим она как-то незаметно перестала быть «мамой».
Когда родилась девочка, она расстроилась, хотя Ривер был счастлив. «Мы воспитаем в ней прелестнейшего война, любимая!». Стар была розовенькой, с пухлыми ручками и без волос. Кто это краснолицее, смотрящее серыми глазками на нее существо? «Наша дочь, дорогая!».
Может Мун строга и черства с ней, но сейчас она всей душой желает спасти ее от лап монстра. Дыхание сбивалось с ритма, а колени подгибались, но скорость сбавлять женщина даже не думала.
Кормилиц в замке не было. Пусть ребенка юная королева и боялась немного, но в чужие руки она бы его не дала. Когда Стар исполнился год, все королевство праздновало вместе с ней. Служанка наряжала ее в желтенькое платьице под внимательным взглядом Мун. У девочки выросли реденькие волосы цвета лучей раннего солнца. Принцесса хорошо выговаривала три слова: «бабах, кися, папа-возьми».
Стар росла трудным ребенком. Вырывалась с рук матери и убегала, теряясь в коридорах замка. Ривер устраивал целые экспедиции, отправляясь на ее поиски, а она, бывало, находилась то в подземельях, играющая с чьими-то костями, то в шкафу королевы, намотав на себя нитки жемчужных бус. Мун не находила себе места, пока принцессу, чумазую, с порванным платьем не приводили к ней.
Мун спотыкается на тридцать седьмой ступени. Из-за утечки магии лифты не работали. Может быть, не будь так, женщина бы успела данным-давно? Все стенания, философские размышления утонули в волне чистейшей ярости. Крылья аристократического носа трепещут, а коса цвета лунного света подпрыгивает в такт прыжков по ступенькам. Рано или поздно злость растворится в усталости - такой тяжелой, что королеву, а вместе с ней и Мьюни раздавит. Но пока она взбегает по лестнице, которая скоро будет снесена мощным взрывом (в первый раз так и было, поэтому пришлось превращаться в бабочку). Мун похожа на потревоженную лисицу.
Стар разбила их семейный портрет, висящий над камином. Ей тогда было восемь. Ночь обнимала окна бархатной темнотой, в камине весело трещал огонек, отбрасывая на ковер из медвежьей шкуры янтарные блики. Мун читала, а девочка игралась с куклами у ее ног. Женщина думала, что играла, пока не раздался звон бьющегося стекла и стук упавшего на шкуру портрета. Стар стояла рядом, держа булаву, которую ей на день рождения подарил один из охранников (она была против таких подарков, но Ривер убедил ее в том, что надо дать девочке самой выбирать увлечения). Виноватой она не выглядела. Скалилась на остатки полотна.
— Стар, что ты наделала? — Мун сдержала порыв гнева и желание выпороть дочь.
Художник, писавший эту картину, очень влиятельный вельможа, который не поверит, что «наша дочь очень эмоциональные ребенок. Иногда она лупит булавой предметы, не держите на нее обиды».
— Мама! Нарисованный папа следил за мной, эта картина точно проклята! — уперев руки в бока, объяснила она. Щечки раскраснелись, а голубые глаза блестели. Королева отложила книгу и встала с кресла, села напротив дочери, чтобы посмотреть ей в лицо.
— Стар, — имя из ее уст звучало, как упрек. Будто то, что она родилась, было самой главной ошибкой младшей Баттерфляй. — Ты — принцесса, такое поведение не подобает вам, юная леди. Подумай над поведением в своей комнате, и завтра никакой охоты с отцом. Будь умницей, не заставляй нас отправлять тебя в институт Святой Ольги.
— Но глаза… — губы у нее дрожали. Мун хотелось встряхнуть ее (почему характером она пошла в Ривера?), но она ненавидела слезы.
— Тебе показалось. У нас в замке не может быть никаких проклятий, это все игра света. Свет мешается с тьмой, а тебе чудятся всякие вещи. Это не повод уничтожать фамильные ценности.
Стар опустила взгляд в пол и сжала кулачки.
— Ты никогда не понимала меня, — охрипшим голосом сказала она, а потом, прежде чем ей успели ответить, убежала.
«Не понимаешь», — стало девизом их отношений.
Поскальзываясь на последней ступени, испачканной в луже крови, Мун жалеет, что их девиз такой. Эта лужа может быть тем, что осталось от ее дочки. В голове мутнеет, отчаяние сжимает гулко бьющееся сердце. Оно сидит в груди подобно ядовитому пауку, который отравляет организм. Мун уже теряла Стар. Но она никогда не привыкнет к этому.
День рождения королевы совпадал с днем, когда она стала Мун Неустрашимой, поэтому праздник этот ей, мягко говоря, не нравился. Подданные ждали торжества, но упорству их правительницы не было предела, поэтому людям пришлось смирится, что в их календаре стало на два выходных меньше.
Однажды королеву вырвали из ее покоев, где одна из самый старых и самых преданных служанок заплетала ей волосы. День рождения она вычеркнула из жизни, но идеально надо выглядеть каждый день. Прибежала круглолицая кухарка с оттопыренной губой и позвала, попросила спустится в кухню. Умом она никогда не отличалась, поэтому ворвалась без стука, осыпая женщин бессвязным лепетом.
Пару раз среди шелухи слов мелькало отчаянное «Стар, Ваше Величество», и сердце матери сжалось в малюсенький комочек: девочка могла забежать на кухню в самый неподходящий момент - ее могли случайно облить кипятком, она могла упасть в котел с варящимся обедом!
— Веди меня, — прервала Мун и вскочила. Кудряшка, которую сейчас закручивали, одиноко повисла. Руки подняли подол, и королева едва не сорвалась на бег.
Когда они шли по коридорам, охранники, встречавшиеся им на пути, выпрямляли спины. Будто меч проглотили. Видно их госпожа выглядела уж слишком воинственно. Картина возможных несчастий, случившихся со Стар, одна за другой всплывали в мыслях. Вдох и выдох сменяли друг друга чересчур часто.
Наконец двери перед ней распахнулись. Огромные столы, ломящиеся от овощей, мяса и других продуктов, загораживали Мун от людей, собравшихся в дальнем углу. Они все смотрели на что-то, и ей грозным окликом пришлось привлечь их внимание.
— Ваше величество! — заголосили на разные лады они, а она шарила взглядом толпу и позволила себе расслабится только когда взгляд наткнулся на светлую макушку.
— Мамочка! — бросилась к ней пятилетняя Стар.
От нее пахло заварным кремом, брови ее белели, присыпанные мукой, а зубы перепачкались в шоколаде - это было видно, когда она улыбалась. Мун обнимает ее и берет на руки. Смеется. Стар подхватывает ее смех. У женщины словно гора с плеч свалилась, надо бы отругать кухарку за то, что она ничего не объяснила, но даже этого не хочется. Наверное, потом заменят ее на другую, менее слабоумную.
— Мамочка, а мы сделали тебе торт, — размахивает руками девочка, выкручивается, чтобы вырваться из маминых рук. Мун не свойственно публичное проявление любви, но испуг на время стер такие мелочи. Она целует Стар в макушку.
— Наверное, он будет очень вкусным.
В Южную Башню ведет длинная лестница, а коридор в ней длинный, как кишка. Двери высокие и узкие, с железными кольцами вместо ручек. Бойни тут еще не было, поэтому ни металлический запах, ни запах жженной плоти тут не витает. Мун втягивает носом аромат прошлой жизни и, делая последний рывок, залетает в последнюю комнату. В одной руке горит сиреневый сгусток магии, а другая сжимает серебристый шар. Нога в тяжелом ботинке выбивает дверь из петель.
На первый взгляд кажется, что комната пуста, но королева, бывшая тут раз шестнадцать, знает, что это обманчиво. Она заглядывает за дверь. Держа руку с заклинанием над головой, заходит в смежную комнату и видит его — рептилия, засунутая в консервную банку, которую монстры громко именуют доспехами. Шаг. Два назад и влево. Она уклоняется от смертоносного луча и бросает свое проклятие. Оно бы могло разнести здесь все, но Тоффи ловит его ладонью, и оно погасает с легким «пшик».
— Здравствуй, Мун, — говорит он, помахивая ей рукой. Все пальцы на месте.
Приветствие пролетает мимо ушей, а мир едет в сторону, будто он нарисован на листке бумаги, а художник сейчас тянет его за край. Кровавая пелена стоит перед глазами, и она думает, что сойдет с ума. Что-то мокрое обжигает щеки.
— Что же Вы, Ваше Величество? — спрашивает монстр с сочувствием. Пинает тело, валяющееся у него под ногами. Стар… Темные провалы зияют на ее лице вместо глаз. — Ты воспитала прекрасную дочь. Будущее Мьюни, его надежда. Ах, как получилось неловко. Простите ли Вы меня, дорогая Мун? Что Вы теперь сделаете? Что же?
чточточто?
— Ты! — ее голос раскатился по пустынным покоям. Рука сжала шарик, который Тоффи у нее не заметил. — Монстр, тварь дрожащая! Ты убил мою девочку!
— Что ты сделаешь, Мун? — повторил он, награждая ее улыбкой. — Делать-то что?
Она не отвечает, сжимает кулак, чувствуя, как осколки лопнувшего артефакта впиваются ей в ладонь. Тоффи приподнимает бровь, когда видит капающую кровь, что пачкает молочный ковер. Вспышка. До него дошло. Он обнажает клыки, хочет бросится на нее, но, ха, слишком поздно! Мир рассыпается на песчинки и заводит хоровод.
***
Она просыпается. Все в тронном зале знакомо, все
так же, все разрушено, стоит в руинах. Песочные часы где-то во вселенной опять перевернулись, давая ей время спасти дочь. Мун приподнимается на локтях. На стене догорал гобелен, и его пепел вперемешку с тем, что остался от сожжённых тел, кружил в воздухе. Могло показаться, что здесь наступила зима.
Мун встает, ее трясет, выворачивает наизнанку. Она сблевывает (совсем не по королевский) остатки той неказистой еды, что съела недавно. Ее вдруг пронзает страшная мысль, от которой женщина падает ничком на пол и рыщет руками под обломками столов для прислуги. Голова кружится, но шарик Мун найти удается. Прихватывает в этот раз и меч, блестящий в лучах полуденного солнца, которое светило сквозь дыру в стене. Недалеко звучали взрывы, но не они ее волновали - Баттерфляй казалось, что в этот раз сил у нее осталось чуть больше, поэтому она решила, что в нужный момент сможет превратится в бабочку, а сейчас
бежать.
«На Мьюни уже не так безопасно, но ты больше не можешь оставаться здесь».
Всемогущие боги! С чего она взяла, что сможет в нужный момент защитить Стар? Она, можно сказать, сама привела ее в ловушку - это все равно, что запереть дочку в горящей комнате.
Предметы перед глазами размыты: глаза из-за гари слезятся. Крысы окружили кучку королевских портных, их вот-вот разорвут на части. Кажется, мелькнул Ривер, размахивающий булавой и призывающий бойцов к обороне страны. Монстры нападают и на летящую будто луч света Мун, но она работает мечом, поэтому путь быстро расчищается. Кто-то выкрикивает смертельные проклятия, но королеву защищают доспехи.
Они виделись редко. Из-за восстания западных земель королеве пришлось покинуть замок. Она остановилась у местных родственников и в упор отказалась от помощи мужа, ведь он должен был продолжить поддерживать порядок в стране, иначе все ее труды пропали бы даром. Стар осталась с папой, потому что когда она заикнулась о «а можно мне тоже…», то Мун послала ей такой испепеляющий взгляд, что девочка проглотила остаток просьбы. Наверное, с этого начался их явный разлад в отношениях, потому что Стар больше не говорила «мамочка», «ты красивая, как небо, вырасту и всегда буду помогать тебе, меня же уже пустят на совещания?». Мун и рада бы была отойти от дел, но кто бы встал на трон вместо нее? Любой из Баттерфляй не годился - они разнесли бы страну в прах. Поэтому приходилось глотать горесть и страх, целовать макушку дочери, пропахшую солнцем, и оказываться в гуще разборок. Стар даже не догадывалась, как ее мать решала военные проблемы. «Люди должны видеть, что их королева достойна ею быть, дорогой. Тем более я потеряла несколько лет, пока занималась ребенком, я хочу им напомнить».
Напоминать о себе не забывала и Стар. Наперекор матери делалось все. Однажды она разнесла танцевальный танцпол, когда познакомилась с Келли и Пониголовой. Ух и показали же они тогда всем! Ее парнем был Том — демон, от которого в восторг пришел только Ривер.
— О, я знаю таких парней! Один чуть не загарпунил меня на прошлой неделе, а твой кажется поспокойнее.
Мун подала Тому сухую напудренную ладонь и натянуто улыбнулась.
Стар казалось, что в отличии от матери он ее любил.
В зале для переговоров, куда свернула Баттерфляй, клубится в воздухе белая пыль. Мраморные колонны падают одна за другой, грохот стоит страшнейший. Ориентироваться помогали золотые вспышки — Канцлер отбивается от ракообразных чудовищ. Мун отрубает одному клещи и спешит на блеяние друга.
Треск. Вой. Лязг оружия. Мьюнианцев слишком мало, чтобы победить. Хитиновая лапа ударяет Мун со спины, и она на миг теряется в пространстве. Мир превратился в взбесившуюся карусель. Королева наверняка бы упала и была растоптана, если бы Канцлер не подхватил под локоть.
— Спасибо, — хрипит она. Тело несет в сторону, оно явно не желает слушать свою хозяйку. — Надо бежать.
Они берутся за руки и бегут: крылья старейшины подбиты.
Он не спрашивает, куда они бегут, и едва находится в сознании. Мун, лавируя между своими и врагами, надеется, что он дотянет до Южной башни. Он должен дотянуть, иначе бы ей в восемнадцатый раз пришлось переживать весь этот ужас. Кошмар, который будет лет десять преследовать ее во снах.
Её мир разваливается, как и её страна.
Мун утягивает на дно, но она с упорством оттряхивает крылья и летит прямо на пламя.
Старстарстар.
Лестница уже пылает, пройти по ней нет возможности, а Канцлер, повисший на руке, что успела отечь, явно не собирается прийти на помощь. Баттерфляй не осуждает его, ведь он и так спас ее раз, едва не пожертвовав собственной жизнью. Сейчас он должен спасти Стар, поэтому Мун сосредотачивается, и спину обжигает огнем. Кожу будто обливают серной кислотой, настолько болезненным оказалось превращение в шестирукую бабочку.
Вдох-выдох. Воздуха совсем мало, легкие горят от его нехватки, лишь гарь, гарь, гарь. Пламя дружелюбно протягивает ей свои объятья, но Мун, тащившая крылатого козла, не поддаётся желанию упасть в пламя, решая этим все свои проблемы. Хочется встретится с дочерью совсем не на том свете.
Она сносит дверь волшебным мечом. Он полыхает один раз фиолетовым и тотчас погасает, а на месте дверного проема зияет обугленная дыра. Канцлер блеет, явно пришедший в себя.
— Осталось чуть-чуть, — успокаивает королева, но себя или его - неясно. Одна из рук сжимает серебряный шарик на случай чего.
— Здравствуй, Мун, — Тоффи дарит ей одну из самых нахальных улыбок. — Мы с твоей дочерью мило побеседовали.
Стар лежит у его ног с пробитой головой.
Он машет Баттерфляй лапой, показывая, что все пальцы на месте.
Мун разбивает шар. Снова.
Это происходит раз за разом. Она никогда не приходит вовремя. Девочка умирает всегда по-разному. На двадцать седьмой попытке, Мун застает Стар за пару секунд до ее гибели. Предсмертный хрип и мольба в светлых глазах лишают женщину остатков хладнокровия. Замкнутый круг.
замкнутый-замкнутый-замкнутый.
***
Она просыпается. Все в тронном зале знакомо, все
так же, все разрушено, стоит в руинах. Огонь с жадностью набрасывается на деревянные предметы: столы, стулья, рано или поздно он пожрет и саму Мун. Она сжимает в руке шар, слезы расчищают на ее перепачканном лице дорожки. Сил хватает на то, чтобы откатиться в сторону, приподняться на локтях и рухнуть обратно. Попытка номер шестьдесят восемь. Женщина больше не выдержит.
Никудышная королева.
Мать — еще хуже.
***
Заберите всё что есть, всё что было и всё что ещё могло бы быть, только избавьте ее от необходимости жить.
Ривер подкрадывается сзади и обнимает ее со спины, желая стать ближе. Желая растопить ее. И стоят они у окна, открывающего вид на заснеженный город, - король и королева. Им удалось со слезами на глазах и потом на спине поднять Мьюни с колен. Они выиграли войну, потеряв дочь, замок, себя.
Столицу отстроили, новый дом тоже, вот только не удалось собрать из осколков, оставшихся от их душ, то, что было раньше. Стар не вернуть тоже. Мун вспомнился мальчишка, неизвестным образом пробравшийся на территорию Мьюни, он слезно молил им позволить встретится с его подругой. Как его звали? Марко? Он ведь даже не успел попрощаться со своим лучшим другом.
А прощаться и не с кем было.
Мун кажется, что даже когда на нее обрушилась стена, было не так больно. Она хромает на левую ногу, не может сделать и пары шагов без посоха или трости, но она живая. Несправедливость какая. Какая жгучая несправедливость!
— Я нарвал тебе цветов, дорогая, — шепчет Ривер ей в спину. В ответ тишина. Огоньки в домах, гирлянды на крышах, поблескивающий в свете фонарей снег и дым из труб намного интереснее для Баттерфляй, чем ее муж.
— Они сказали, что я больше не могу иметь детей, — ледяным тоном сообщает она и чувствует, как в этот миг что-то умерло в душе. Еще утром казалось, что умирать там нечему.
После смерти Стар они пытались завести еще одного ребенка, но ничего не выходило. Мун была сломанной и пустой. Только дела королевства спасали ее от тяжких мыслей. Спасало и сидение у портрета, где рядом стояла колонна с надписью «Стар недооценённая». На картине она прожигала монстра заклятием, после которого погибла сама. Героиня. Когда-то Мун потеряла Тоффи, сейчас… о дочери лучше не думать. Больно-больно-больно-больно. Руки, лежащие на ее талии, исчезают. Ривер охает. Оставляет жену одну, потому что знает: лучше ее сейчас не трогать, иначе можно сломать искалеченную душу еще (куда?) сильнее.
Баттерфляй опускает руку в карман. Серебряный шарик так привычно обжигает ладонь, и решение принимается молниеносно.
***
Она просыпается. Все в тронном зале знакомо, все так же все разрушено, стоит в руинах. Мун улыбается: здесь у нее есть время, здесь у нее сердце не окаменело, а жизнь не потеряла смысл.
«Я иду, Тоффи».
Попытка номер девяносто четыре.
