Запах молока и яблока

Солнце сияло ярко, согревая своим теплом летнюю жизнь небольшого села. Как раз на его окраине, на широком холме, росло дерево, раскинувшее свои широкие ветви, покрытые густой темной листвой. Девушка лет шестнадцати, одетая в легкое летнее платице и сандалии, с огромными необычайными глазами и темно-каштановыми волосами робко подкрадывалась к дереву на холме. Ее серо-белые глаза светились необычайным интересом и чем-то еще, достаточно нетерпеливым и даже жадным. Эти глазища то и дело прожигали своим загадочным взглядом спину красноволосого двадцати семи летнего молодого человека, что сидел в тени дерева и вырисовывал что-то на листе бумаги. Одет он был в черную формальную одежду, тем не менее, стиль его был больше романтичный, нежели деловой. Расстрепанные волосы, черный пиджак, из-под которого выглядывала белая рубашка с расстегнутыми первыми двумя пуговицами и не уложенным воротником, что придавало некой усталости и творческой ауры, темно-синие, почти черные джинсы, что удерживал черный ремень и черные кроссовки. Ханаби, а именно так звали девушку, медленно, словно заставляя себя переставлять ноги, подошла к молодому мужчине ближе и аккуратно, пристав на носочки, взглянула на его лист. Там был изображен пейзаж ее села, еще только начатый, но это совсем не мешало открыть от изумления рот и выдохнуть слова восхищения. — Как красиво… Сасори, а именно так звали объект внимания подростка, вовсе не ожидавший застать за своей спиной нежданную гостью, повернулся, прервав свою работу, и посмотрел на любопытную тихоню. Ее зрачки переметнулись от рисунка на мужчину и резко сверкнули чем-то, похожим на испуг. Девчушка погрузилась с головой в смятение и слегка отпрянула от того. Ветерок изредка колыхал подол ее платица, что на секунду привлекло внимание Акасуны, но его глубокий взгляд быстро вернулся к нарушительнице его спокойствия. — Ты что тут делаешь? — спокойно спросил парень, зажав между двумя пальцами карандаш, что говорило лишь о том, что он уже полностью отвлекся от своего начатого рисунка. — Я… Просто вы так красиво рисуете… — Ханаби слегка надула губки и уперла свой взгляд вниз, не скрывая смущения. — Простите, что отвлекла. — Ничего. Давно ты тут? — он улыбнулся уголком рта, что сумело подарить Ханаби немного расслабления. — Как сказать… — приподняла она плечи. Сасори едва заметно усмехнулся и повернулся обратно к листу. Ханаби, закусив нижнюю губу, чуть ли не на цыпочках прошла ближе и присела на колени рядом, сбоку разглядывая его задумчивое, необычайно спокойное лицо. Он так красив и притягателен, что Хьюга ничего не может с собой поделать. Она готова часами сидеть с ним рядом и любоваться его задумчивым взглядом вниз, его редко дающей о себе знать мимикой, его волосами, что так небрежно торчали во все стороны и подрагивали от дуновений ветра. С малых лет, когда она, будучи еще ребенком, впервые увидела его, так сразу и запечатлела на нем все свои мысли, все свои желания. Он молча продолжал рисовать, словно любопытной девушки и вовсе не было рядом. Ханаби не хотела считать, что он ее игнорирует и, шустро поднявшись с колен, сцепив ручки за спиной, замелькала перед ним из стороны в сторону, безразлично разглядывая горизонты вдали. — Мой папа говорит, что если девушка проявляет к мужчине излишнее внимание, то он, как истинный кавалер, должен ответить на это правильно и достойно. — И как же правильно, в этом случае, должен ответить я? — не глядя на брюнетку, внезапно произнес Сасори. Ханаби замерла, сморщила бровки и уставилась на мужчину слегка обидчивым взглядом, позволив молчанию на некоторое время затянуться. — Научите меня рисовать. — Что? — Теперь-то мужчина глянул на нее, перестав работать карандашом. Судя по его реакции, он вовсе не ожидал, что тема, заведенная ни с того ни с сего любопытной глупой девчушкой так быстро и внезапно сменится на совершенно другую. — Пожалуйста. Я хочу рисовать, как вы. — Тебе будет проще научиться самой, как и многим другим художникам. — Но как? — Просто постоянно тренируйся, со временем научишься. Ханаби, не отрывая от него пристального взгляда, немного поразмышляв над его словами, вновь подошла к мужчине и присела совсем близко, поджав к груди ножки, едва закрывая голенями оголившуюся под подолом платья часть тела. Сасори уже как-то безразлично выводил линии на листе, чувствуя, что отставать от него девушка не собирается. — Так, как я должен правильно и достойно ответить на твое поведение? По твоему мнению. М? — Вы должны сами знать ответы на такие вопросы. — Безусловно ответ я знаю. — Он резко прекратил черкать карандашом и замер. — И каков он? — Ханаби посмотрела на его лицо, чувствуя, как от такой близости ее сердце заволновалось. Сасори отложил планшет с листом и карандаш на траву, а сам повернулся к брюнетке. — Я должен сделать тебе замечание по поводу непристойного поведения в присутствии взрослого мужчины и немедленно отправить домой. Ханаби резко покраснела и вжала голову в плечи, отпрянув от него всем корпусом. Безусловно ее задели эти слова. Иначе она бы не подорвалась так резко и не убежала бы от этого места, не веря во всю нелепость, в которую она только что влипла. Сасори проводил проникновенным и слегка сожалевшим взглядом ее хрупкий силуэт, слегка усмехнувшись такой реакции. Всю неделю ни Хиаши, отец Ханаби, ни ее старшая сестра Хината не могли понять состояние девушки. Она почти не выходила на улицу, не смотря на прекрасную погоду, мало ела и постоянно сидела в своей комнате, не желая никого видеть. Любые попытки поговорить, попытаться понять причину такого сильного расстройства летели в безнадежность. Ханаби определенно была чем-то разочарована. Хината и Хиаши догадывались, что это может быть неудачная влюбленность или что-то подобное, однако волнения это не убавляло. Однажды, сидя в своей комнате и думая о предстоящей ночевке у подруги, молодая Хьюга услышала громкий, приветствующий какого-то гостя голос отца. Это можно было понять, не разбирая слов. Девушка неосознанно прислушалась. Второй голос, более спокойный, заставил ее резко соскочить и подлететь к двери. Она осторожно выглянула и, опустившись на четвереньки, подкралась к краю лестницы. Ракурс, с которого она наблюдала за беседой мужчин, был неудобный, но это не мешало ее сердцу забиться, словно ненормальное, стоило ей лишь увидеть эти густо-красные волосы и спокойное выражение лица. Сасори с ее отцом сидели в гостиной на диване и живо о чем-то говорили. Но дальнейшие слова, произнесенные отцом, заставили девушку широко раскрыть глаза и едва успеть закрыть ладошкой рот. — Так ты покидаешь деревню? — Да. Шесть лет назад я сюда приехал и надеялся, что это как-то повлияет на мое хобби. Я надеялся получить тут что-то большее. — Так тебе совсем не понравилось тут жить? — Нет, дело совсем не в этом. Я думал, что проживание в селе, где такая красивая природа, яркое солнце и звездные ночи доставит мне что-то новое, неизученное в моей душе. Однако, похоже, что я просто не предназначен для подобных источников вдохновения. — Так неужели за шесть лет тебя совсем так и ничего не вдохновило, ни малейшего просветления? — Нет, разумеется были такие моменты. Однако я понял, что мне это безразлично. — Понятно. Отец еще долго беседовал с их соседом. Ханаби осторожно, чтобы ее ни в коем случае не услышали, вернулась в свою комнату, заперев дверь, и в панике стала хватать воздух ртом. Неужели она больше никогда не увидит его? Это просто не справедливо! Почему он уезжает?! За что он так с ней? Неужели ему совсем плевать на нее? Ведь знает, что она чувствует к нему! Немного поколебавшись, девушка все же вышла из комнаты. Спустившись вниз, где, увидев свою дочь, отец приятно удивился, обрадовавшись, что та, наконец, закончила со своими депрессиями, Ханаби, посмотрев на уже пустой диван, живо обратилась к Хиаши. — Тут был господин Сасори, я слышала его. — Он пару минут назад ушел домой. Брюнетка незамедлительно выскочила из дома, нисколько не задерживаясь на зов и вопросы отца. Она прибежала к соседнему дому и тут же постучала в дверь. Лишь когда ей открыли, девчушка замерла. Она пришла в себя и теперь не знала, что ему сказать. Он смотрел на нее с непониманием и по его глазам было видно, что он совсем не ожидал увидеть ее возле своей двери. — Не уезжайте. — Только и произносит Ханаби, не собираясь отводить свой взгляд. Пожалуй, редкий случай, когда ей удается застать на его лице что-то большее, нежели простое безразличие и такую же улыбку. Он поджал губы, явно чего-то не понимая. — Детка, это, может быть, не мое дело, но почему ты на улице в пижаме? — Что?.. — только сейчас до Ханаби дошло, что до нее пытался донести отец, когда она стремительно выбежала на улицу вслед за Акасуной. Она в домашнем! Да еще и перед ним… Сказать, что внутри девушки все перевернулось и она, разумеется, жутко покраснела, значит, ничего не сказать. Пока девчонка, чуть ли не разрыдашись, что-то мычала под нос и уже слабо хныкала, умирая от стыда, Сасори быстро, невзначай оглядев улицу, дернул ее за руку в дом и захлопнул дверь. Ханаби все же проронила слезинки, и те предательски скатились по нежным щекам. Сасори подтер одну щечку тыльной стороной руки, растерев влажную дорожку, — Да ладно тебе, ты же не голая на улице ходила. Она резко и очень рассержанно посмотрела на соседа, обрушив на того всю свою злобу и негодование. — С чего ты взял, что я реву из-за того, что в пижаме к тебе прибежала! Я не хочу, чтобы ты уезжал! Ты же прекрасно знаешь о моих чувствах! — девушка толкнула его в грудь и хотела было совершить нападение, но мужчина блокировал ей такую возможность, буквально распяв перед холодным и беспощадным собой все ее несчастное беспомощное существо. От этого ее слезы хлынули с большей силой. Но и вырваться он ей не позволил. — Глупый ребенок. Я понимаю, твои чувства сейчас очень сильны, но они будут терзать тебя недолго, поверь. Со временем ты поймешь, что это все было несерьезно. — Ну надо же, какой ты умный и уверенный! — ей все-таки удалось вырваться, но лишь потому что он сам перестал ее удерживать. Она отдалилась на несколько шагов в противоложную сторону. — А если я скажу, что хочу тебя с самого первого момента встречи? Шесть лет назад, когда ты только переехал сюда! — она вновь набросилась на него, желая ударить, чтобы причинить такую же боль, как у нее на душе, только физическую. Но ее хрупкие ручонки снова были перехвачены с небывалой легкостью, казалось, молодому человеку ничего не составило бы и отшвырнуть от себя наглую засранку. Но он никогда так не сделает. Ханаби знает это. Она замерла, чувствуя, как крепко он сейчас сжал ее плечи. Вот он ослабил хватку, смотря в ее серо-белые глаза, в которых застыли слезы. Казалось, место пустоте в его глазах всегда найдется, даже когда в них четко видны искры раздражения и сожаления одновременно. Хьюга сердито дернулась, отбив его руки, и теперь просто смотрела на него, не собираясь снова убегать. Плевать ей на все. Она не отпустит его просто так. Девчушка делает несколько шагов к нему и бросается на его шею, впившись своими губами в его губы. Сасори опешил. Ее поведение слишком непредсказуемо. Сейчас он намного сильнее ощутил ее запах, который всегда тонко исходил от нее каждый раз, когда она была близко. Сладковатый запах молока и яблока, тонкий, еле уловимый, но сейчас еще сильней дурманящий и манящий. Ханаби жадно, слегка неумело, но уверенно целовала его, стремительно углубляя поцелуй. Сасори непроизвольно положил свои руки на тонкую талию и, дождавшись, когда она оторвется от его губ, отстранил ее и со злостью посмотрел в ее глаза. — Думаешь, я стану совращать ребенка, да еще и безмозглую малолетку вроде тебя? — А по-моему, сейчас я тебя совращаю. — Ханаби вновь рванулась к нему, но Сасори не позволил ей еще раз впиться в свои губы. Девушка отчаянно обхватила его плечи ручками и заключила себя в кольцо его рук. — Я хочу, чтобы это был ты. — Она поднялась на носочки, тянувшись к его губам. — Дура. — Выдыхает он, позволяя девушке прижаться к себе и чувствуя весь ее трепет, который сейчас пренадлежит лишь ему. Его руки властно и по-хозяйски прихватили ее за талию, от чего Ханаби стала еще податливее. Ей удалось-таки вновь прильнуть к нему поцелуем, но на этот раз нежно и мягко, словно умоляя не отвергать. Ее язык робко коснулся его нижней губы, вызвав у Сасори уже что-то большее, нежели одно раздражение по отношению к этой глупой разбалованной девчонки. В него влюблялось немало девушек, нередко он пользовался такими моментами, но сейчас перед ним слишком юное сердце, слишком невинное и глупое. Ему не нужны такие жертвы, да еще и ради таких глупых целей. Ханаби отстранилась и потянула его за руку в спальню. Сасори сделал пару неуверенных шагов и резко остановился, не позволив тянуть себя дальше. — Если ты сейчас добьешься своего, это произойдет лишь раз. Никаких обязательств после я на себя не беру. Имей ввиду. Ее слегка отчаянный, не скрывающий боли взгляд на секунду застыл. После она настойчиво дернула его за собой, заведя в комнату и захлопнув дверь. Она моментально повисла на его шее, жадно прижимаясь к его губам своими, проталкивая в его рот язычок. Когда она стала увлекать его к кровати, он вновь отстранился и серьезно посмотрел. — Ты услышала меня? Это лишь секс. — Я уже сказала, что хочу тебя. Я хочу, чтобы ты стал моим первым. — Ханаби легла перед ним на кровать и, спустив с себя ночные шортики, откинула их ножками. Вещь прилетела прямо к нему и бесшумно скатилась по его ноге на пол. Стройные ножки не смогли оставить себя без внимания. Сасори преодолел шаг, который разделял их и склонился над девушкой, подарив умелый поцелуй. Его язык уверенно проник к ней в ротик и столкнулся с ее язычком, подарив брюнетке непривычное, внезапное наслаждение. Она слегка приоткрыла глаза, столкнувшись с ним взглядом. Что-то тугое возникло в ее животе. Ее пальцы сжали его рубашку, тело подалось вперед, ножки охотно раздвинулись, обхватив собой мужчину. Его рука проникла под ее маечку, огладив горячую нежную кожу, на что Ханаби слегка выгнулась, позволяя Акасуне избавить девушку от еще одной вещи. Небольшая грудь побудила мужчину на большие действия. Он обласкал ртом девичью шею, оставил мокрый поцелуй на ключице и вобрал в рот окаменелый сосок, затевая игру языком. Ханаби издала стон и задышала с небывалым томлением. Ее пальцы зарылись в его алые волосы, требуя продолжения. Акасуна обласкал второе аккуратное полушарие и поднялся с кровати на ноги, попутно стянув с девчонки трусики. Он сжал белье в руке на мгновение, а затем откинул их на край кровати. Когда его руки перешли к ремню его штанов, Ханаби поспешила встать на колени и помогла расстегнуть металлическую застежку. Сасори не возражал, когда она справилась и с его ширинкой, и с пуговицами рубашки, прижавшись в итоге голым телом к его голому торсу. Он дарит ей еще один поцелуй и толкает, заставляя девушку упасть на спину. Приспустив на себе джинсы, высвободив возбудившуюся плоть, молодой мужчина нависает над Ханаби, устраивается между худых ножек и приставляет головку члена к влажным полым губкам, внимательно вслушиваясь в учащающиеся с каждым мгновением вдохи и выдохи, которые становились все волнительее и громче. — От тебя молоком пахнет. — Сильнее упираясь головкой в узкую мокрую промежность, слабо усмехнулся Сасори. Его добрейские сравнения этого избалованного создания с типичным ребенком сейчас всплыли на поверхность, словно готовясь обратиться во что-то уже не такое беспечное, каким было до этого момента. А этот сладковатый молочный запах стоял в сознании Сасори резким звоном, что только нагнетало все его предельное состояние. Ее запах, запах молока и яблока всегда будет говорить о том, что она — неизменный ребенок, которому требуется постоянное внимание. Ханаби, беспомощно хныча, стонет, когда чувствует в себе детородный орган, немалых размеров. Нет мучительной боли, однако нельзя сказать, что нет режущего дискомфорта. Сасори не позволяет прикоснуться к себе, прижав ее ручонки к простыне. Он отвлекает ее поцелуем. Чтобы помочь ей расслабиться, он целует ее нежно, упиваясь этим неповторимым трепетом, исходящим от девчушки. Первые движения были медленные, аккуратные. В какой-то момент он понял, что так сколько внутри — за счет крови. Слеза, скатившаяся из уголка ее глаза свидетельствовала о том, что Ханаби стойко терпит, чтобы не мешать ему. Она терпеливо ждет, когда боль сменится наслаждением. Ее миниатюрное тельце, пахнущее молоком не позволило мужчине действовать грубее дозволенного. Он плавно вошел почти во всю длину и задержался, давая Ханаби свыкнуться. Девушка посмотрела ему прямо в глаза. Ее взгляд сопровождался не только болью, там светились искры счастья, счастья — не смотря ни на что. Даже ее дрожащее тяжелое дыхание было наполнено чем-то большим по отношению к нему, нежели простое желание. Сасори на несколько секунд засмотрелся свеху-вниз на тихо терпевшую девчонку. Сейчас, когда он так близок с ней, он не может не заметить эти чувства, которые позволили себя заметить таким образом. Он понял, что ее сердце будет разбито вдребезги, не смотря на его предварительные предупреждения о дальнейшем. Ханаби тоже засмотрелась на него. Ее руки все так же были прижаты к кровати, но такой боли в животе уже не было. В ее еще влажных глазах возник едва заметный вопрос о том, почему он остановился так надолго. Ощущение какой-то нежности по отношению к ней не покидало молодого человека. Не отпуская ее рук, он совершает первые движения, уткнувшись носом ей в висок только для того, чтобы не сталкиваться с ней взглядом. Он не знает, жалость это или же что-то большее. Он просто постепенно ускоряет толчки, слушая девичьи стоны еще не ушедшей боли и приходящего наслаждения. Спустя некоторое время он отпустил ее руки, двигаясь грубее и резче. Ханаби, издавая сладкие стоны, которые становились все громче, обняла своего любимого, желая раствориться в нем. Она так долго мечтала об этом, и сейчас ей кажется, что нет никого счастливее ее. Она подавалась бедрами ему навстречу, обнимала его ножками, прижималась к нему как можно сильнее, выгибалась под ним, давая возможность приласкать ее шею. Сасори слегка замедлил толчки, прихватив рукой ее бедро и насаживая девушку глубже, сдавленно постанывая. Ханаби прильнула мокрым ротиком к его подбородку, оставляя от него влажную дорожку к шее Сасори. Мужчина беспощадно двигался, слушая, как девушка неустанно повторяет его имя, чувствуя, как его животный инстинкт сильнее разгорается от ее нежных прикосновений. Ханаби, словно не живая, содрагалась от его требовательных толчков. Она выпускала часть небывалой эйфории со стонами, запрокинув голову, ерзая макушкой по кровати. В какой-то момент Ханаби громко воскликнула и вцепилась ногтями в спину Сасори. Она резко прижалась к нему всем своим хрупким телом, выпуская волнительные стоны. Сасори почувствовал, как на несколько секунд ее лоно стало еще теснее, а потом снова расслабилось. Ханаби обмякла под ним, обессиленно закрыв глаза. Она уже просто слабо постанывала от быстрых толчков мужчины. Наконец, Сасори издал стон, свидетельствующий о пике наслаждения. Акасуна в последний момент вышел из девушки, излив семя на простыню. Молодой человек рухнул на спину рядом с девчонкой, которая тут же прижалась к нему в жадных поисках нежности. Он просто лежал, прижав к себе одной рукой голое тело Ханаби, и смотрел в потолок, чувствуя, как девчушка сильнее жмется к нему, устраиваясь удобнее и засыпая. Под деревом на холме, покрытым густой темной листвой, в один из жарких летних дней сидела красивая темноволосая девушка с белым листом бумаги и карандашом. Она вырисовывала крыши домов деревни и растущие деревья. Ее белесые глаза, слегка утратившие былой детский блеск, внимательно следили за каждой выводимой линией на листе. Ветерок изредка колыхал ее длинные прямые волосы, подхватывая и тут же покидая темные пряди. Мужчина, одетый черную формальную одежду, незаметно подкрался к ней со спины и аккуратно заглянул через плечо, увидев почти законченный графический пейзаж на листе в руках красавицы. Он отчего-то знал, что она будет здесь. Улыбка, сопровождаемая небывалой теплотой и грустью украсила его красивое лицо. — Ты неплохо научилась рисовать. Ханаби замерла, резко перестав работать карандашом. Сердце забилось чаще, откликаясь в груди на этот неизменный спокойный голос, этот родной тембр. Она не ощущала больше подобных чувств спустя два года и боялась, что больше никогда не ощутит. Ее руки откинули на траву планшет с листом и карандаш. Девушка поднялась и, наконец, посмотрела на мужчину. Он мало изменился. Разве что в его глазах прибавилась капля более взрослого опыта. А вот Ханаби, как только что увидел Сасори, повзрослела сильно. За два года она преобразилась в более серьезную повзрослевшую девушку, которая перестала вести себя, как избалованный ребенок. Ее глаза вновь засияли, но уже чем-то более значительным, значительным для ее сердца, которое она хранила все это время для него. — Я думала, что уже никогда тебя не увижу. — Капли слез наполнили собой прекрасные глаза. Ханаби бросилась на шею мужчины, сдавив его в своих объятиях и не желая больше никуда отпускать, никогда. — Я люблю тебя. Сасори, крепко прижимая девушку к себе, вновь ощутил ее запах, без которого он все это время сходил с ума. Все тот же молочный запах ребенка, с маленькой долей яблока, без которого он уже точно не сможет.