Материнство

«Ваша милость, добрый государь мой король, - вздыхая, выводила буквы Кейтилин. – Вы помните, что я была обещана Брандону Старку, помните и то, как молоды и безрассудны мы были тогда. Мы согрешили с моим нареченым, зная, что вскоре принесем обеты. Боги решили иначе. Я прошу высочайшего соизволения даровать моему ребенку имя и герб отца. Он будет расти вместе со старшим братом, наследником Эддарда и будущим Хранителем Севера, братья Старки будут самыми преданными слугами Железного Трона…» - Старшим братом? Роберт будет говорить о тебе непочтительно. Я не желаю этого. - Молчи. Он посмеется и забудет. Ему будет приятно думать, что я переспала с тобой раньше, чем с Брандоном. А не поверит, что за беда? Никто не усомнится в том, что Робб мой сын. Никто не усомнится в том, что Джон - сын кого-то из Старков. Потом все забудется, любовь моя! Я была невестой Брандона. Я твоя жена. Никто из нас тогда не собирался жить долго. Если мы остались живы и нарожали детей - здесь нет ничьей вины. Кейтилин ходила в септу, которую Нед выстроил для нее, ходила и в богорощу. Молилась там и сям. «Верните. Верните мне его», - просила она богов. Если бы Нед привез дюжину бастардов, она любила бы их всех. Когда Эддард вернулся – живым, даже не искалеченным, Кейтилин чуть не спятила от радости. Она целовала маленького Джона, который разревелся и описался, неохотно доверившись шокированной няньке, положила рядом с Роббом в колыбельку, позаимствованную у какой-то швеи, и каждые полчаса бегала проверять, как он, хотя Джон лежал уже спокойно, глядя серыми старковскими глазами в потолок детской. Эддард был озадачен, она и слова ему не дала сказать. Позже, обжигая горячим дыханием его ухо, от которого шла вниз по щеке полоска уже коротко остриженной бороды, прошептала: «Что скажет Роберт?» «Как ты поняла, Кет? – спросил он. – Ведь все Семь королевств поверили в то, что я был тебе неверен». «Вот дураки», - рассмеялась она, целуя его в губы. Что проку быть благородным человеком, если жена тебе не верит? Как жить, если не уверена, что муж только посмеется над теми, кто усомнится в твоей добродетели? Для остальных - будь ты хоть святым, не уйти тебе от наветов, будут на тебя показывать пальцами и попирать твою честь ногами. «Мой лорд-муж почтительно ходатайствует о родовом имени для племянника, и мой отец, владыка Речных земель...» Лорду Хостеру она угрожала. «Вот как, папа? А Лиза? Ты будешь умолять о честном имени для моего бастарда. Ты подтвердишь все, что я скажу». Кейтилин отложила перо и побежала в детскую. Ей послышалось, что кто-то из мальчиков плачет. Рыженький, толстощекий Робб спал, а Джон и вправду хныкал. Она подхватила его, целуя в горячий младенческий висок, забормотала успокоительную бессмыслицу. Уложив его головку поудобнее у себя на плече, припевая, вернулась в свои покои и вымарала из письма строчку об отце. Джон плакал. Ей всегда казалось, что для нее у него припасен какой-то особенно горький сиротский плач. - Перестань, - сказала она, скорее себе, чем ему. Она будет презирать себя, если замешает в это дело Талли, а Роберт – ну, что ж, Роберт! Он охотно поверит всему, что согласуется с его представлениями о женщинах и мужчинах. Эддард никогда не позволил бы хулить своего короля и друга, но себе-то она могла признаться, что бедный Роберт вряд ли даст себе труд досчитать до девяти. Джон окончательно решил, что никому на свете не нужен и разорался на весь замок. Да неужто кто-то усомнится в том, что он сын Брандона! Вот это легкие! Робб характером пошел в Неда, тихий и терпеливый, золото, а не мальчик. Прибежали няньки и кормилица, сделали все необходимое, косясь на госпожу, видя только ее спину. Они до сих пор не знают, любить им бастарда или постараться поскорее его уморить. Она уже слышала, как его называли «Сноу». Она им покажет Сноу! «Надеюсь, государь, вы снизойдете к моей покорнейшей просьбе…» А если нет, обойдутся они и без его соизволения. Джон будет носить их имя, кто посмеет этому воспрепятствовать? Брандон уж точно не был бы против. За всю историю их помолвки наследник Старков проделал с Кет следующее: дернул за косичку (ей было пятнадцать и вот уже три года она считала себя будущей хозяйкой Винтерфелла, до чего же ей было обидно!), задразнил до слез на совместной конной прогулке (годом позже) и вечером того же дня, в качестве извинения, зажал после ужина в коридоре и пылко поцеловал, кажется, он тогда был изрядно пьян. Он чуть не убил Петира, хотя бы за это одно он задолжал ей жизнь дорогого для нее существа. Несколько раз они танцевали, Неду никогда не бывать таким танцором. О, Брандон! Кейтилин привыкла думать о нем, как о взрослом мужчине, а ведь он был едва старше, чем она нынче, он же был совсем юным, когда Безумный Король… О, Брандон, Брандон! Джон не переставал плакать, а у Кейтилин разрывалось сердце. Когда женщины ушли, она кинулась к Джону. - Джон, - сказала она в отчаянии, - Джон, сыночек, тише, тише. А потом, покачивая в воздухе маленькой пяткой, пообещала: - Ну и вздую же я тебя, когда ты подрастешь, противный мальчишка! Джон разинул рот и попытался ухватить деснами ее палец, которым она щекотала его под подбородком. «Зубы, - вдруг сообразила она. – У него режутся зубы. Эдмар так же плакал, ты просто забыла». Она сама чуть не разревелась от облегчения – она уж думала, ее мальчик болен. Нянькам нужно задать хорошую трепку. Она свернула чистый носовой платок в несколько раз и Джон, мусоля его, замолчал было, но тут за стенкой заворочался и закряхтел Робб, они с Джоном побежали к нему. Потом Кейтилин долго стояла у окна, держа на сгибе каждого локтя по ребенку. Она была счастлива. В воздухе пахло оттаявшей хвоей, зима была далеко от нее.