Perfect day

      Ассистенты ещё не подготовили декорации к съёмкам, когда Персиваль приехал в студию. Его, как ни странно, встретил мистер Ковальски и вкратце пересказал сложившуюся ситуацию — кто-то из моделей в последний момент отказался от съёмок, поэтому им срочно пришлось искать замену. Якоб также извинился, если это могло повлиять на планы самого Грейвса, но Персиваль уверил, что он вполне может предоставить Ньюту один день, к тому же он сможет увидеть его в деле, что станет приятным бонусом.       Чем больше проходило времени, тем больше появлялось людей — ассистенты, стилисты, визажисты, фотографы; Персиваль лишь мельком разглядел светловолосую макушку Ньюта, которому подбирали одежду разнообразных брендов. Скамандер сидел у большого зеркала с ровными рядами круглых лампочек, и вокруг него, словно вокруг принцессы, ворковали визажисты. Грейвс невольно залюбовался этой картиной — Ньют, несмотря на всё оказываемое ему внимание, выглядел так, словно был не от мира сего, пусть даже это была всего лишь игра света и умелый макияж. Такой Ньют отличался от того, с которым Персиваль ходит ужинать по вечерам. Такой Ньют излучал безмерное умиротворение и покорность в отличие от энергичного и романтичного вечернего Скамандера, и Грейвс задался вопросом — сколько ещё у него есть граней, которых никто не видел?       Ньюта увели переодеваться, Якоб тоже куда-то упорхнул — Персиваль искренне удивлялся тому, как мистеру Ковальски удавалось, несмотря на свои габариты, оставаться незаметным и подвижным. Ассистенты готовили декорации, кто-то ещё докрашивал кусок стены в бледно-фиалковый оттенок. Всё было одного бледного фиолетового цвета, стены, кровать и постельное бельё, прикроватная тумбочка и ваза с цветами, даже картина над постелью была полностью выкрашена в фиолетовый и выделялась массивной рамой того же цвета. Лишь слегка менялись оттенки: цветы в вазе были немного темнее, тумбочка отчётливо выделялась деревянной текстурой, как и металлическое изголовье кровати. Грейвсу вспомнились фирменные фотографии Calvin Klein, сплошь чёрно-белые, с полуголыми моделями и тонкой надписью снизу, и это фиолетовое решение казалось очень странным.       Играла лёгкая музыка, все суетились, фотограф с блестящей лысиной раздавал команды ассистентам; через пару минут вернулся Якоб с одной бутылкой воды в руке, вторая чудом поместилась в карман его брюк.       — Ньют всегда жалуется на жажду после съёмок, — пояснил он. — По сути, я для него не менеджер, а мальчик на побегушках. Создаю условия для работы, нахожу контракты — на самом деле, контракты сами его находят, ещё бы, с таким-то личиком… В общем, обеспечиваю его всем необходимым. Иногда он бывает до жути капризным, вы и представить не можете.       — Капризным? — Грейвс считал, что такое определение совершенно Ньюту не подходило. — Никогда бы не подумал.       — Редко, но бывает, — Якоб добродушно улыбнулся. — Однажды мы снимались в Лос-Анджелесе, и он потребовал для себя президентский люкс, — Ковальски скорчил рожу, явно намекая, что задача была непосильной.       — И что же?       — Мне очень повезло, что отдыхавший там в то время конгрессмен уехал на следующий день, — проговорил он медленно, и Персиваль понял по интонации его голоса, что это было вовсе не простая удача.       — Почему вы?.. — он не знал, как правильнее сформулировать вопрос, но Якоб его понял.       — Почему терплю его капризы? Потому что он приносит агентству хороший доход. Поверьте, даже президентский люкс в конечном итоге окупился с лихвой, и в целом особых проблем его заскоки мне не доставляют.       Грейвсу подумалось, что у всего этого явно должны быть какие-то особые причины, о которых он не знает и про которые спрашивать у Якоба было бы неловко.       Кто-то начал аплодировать, и остальные подхватили волной. Персиваль повернул голову и увидел Ньюта, неловко кутающегося в чёрное большое пальто и босиком ступая по прохладному полу. Он чуть смущённо улыбнулся и опустил голову, пытаясь казаться меньше и ниже, и прошёл к декорациям, резко выделяясь на фиалковом фоне чёрно-белым пятном. Его волосы были уложены в беспорядке, спутаны и топорщились во все стороны, словно он только что проснулся, кожа была ещё бледнее чем обычно, и веснушек почти не было видно. Он уселся на кровать, придерживая пальто руками, чтобы не съехало с узких плеч, и поднял голову, внимательно слушая энергичные объяснения фотографа по поводу съёмок. Ньют время от времени кивал, не спорил, а после забрался с ногами на кровать и распахнул пальто, открывая его белую подкладку и своё бледное стройное тело. Персиваль чуть не подавился воздухом, совершенно забыв, что ему уже приходилось видеть Ньюта без одежды в собственной студии, но здесь всё было по-другому. От вспышек он будто светился, то его глаза были томно прикрыты, то Ньют смотрел прямо в камеру; он скидывал тяжёлое пальто на кровать, открываясь полностью, после игриво прикрывался, словно стесняясь. Когда Ньют закусил губу, Грейвс почувствовал, что в помещении стало слишком душно, а в штанах — слишком тесно, но он не мог оторвать взгляд от этого зрелища. Ньют выглядел чертовски сексуально, но не пошло — пошлость дорисовывалась лишь в голове Персиваля, который мельком заметил, что чёрно-белое пальто было в его вкусе и что он вполне мог носить такое сам. Легко было представить, что это вовсе не профессиональная фотосессия, а ленивое утро в доме Грейвса, и Ньют лежит на его кровати, в его одежде, сонный, ленивый, довольный…       Ньют действительно лёг на кровать, на смятые шёлковые простыни, на скомканное чёрно-белое пальто, и фотограф, поднявшись на стремянку, снимал его сверху, командуя, куда Ньюту смотреть и как согнуть руки. Скамандер подчинялся беспрекословно, и Грейвс не выдержал и всё-таки отвёл взгляд, лишь для того, чтобы наткнуться на экран компьютера, на котором мгновенно высвечивались фотографии, на которых не было ничего, кроме распластанного на кровати Ньюта. Персиваль резко вдохнул и вынырнул в реальность, когда звонкие аплодисменты прорвались словно сквозь глухую толщу воды, оповещая об окончании съёмок. Ассистенты засуетились снова, Ньют ушёл переодеваться, и Якоб немедленно сорвался с места, чтобы «обеспечить его всеми условиями». Грейвс попятился к выходу, желая поскорее оказаться на свежем воздухе.       Ещё никогда он не чувствовал себя так глупо.       Персиваль вышел на улицу, в живой и шумный Нью-Йорк, яркое дневное солнце ослепило его, перенося из затемнённой студии в настоящую жизнь, и он тяжело вздохнул полной грудью, безуспешно пытаясь вытряхнуть из головы неподобающие мысли о Ньюте Скамандере в собственной постели.