VANILLA

Нет, я не знал кто такой Брайан Молко. Я его никогда не видел. Никогда не слышал. И меня не интересовала эта информация никогда. И фестиваль был устроен, конечно же, не ради того, чтобы найти новые таланты. Япония страдала после землетрясения и Фукусимы, мое сердце кровоточило вместе с ней. Долг перед родной страной отдавался огромными усилиями и огромными суммами. Фестиваль в рамках проекта «Show your heart» собрал весь Старый свет и половину Нового. Все откликнулись на нашу боль. И теперь стотысячная аудитория футбольного стадиона "Tokio Dome " рвет голос и тянет руки к очередному белокожему гостю. Все-таки по статистике у нас, в Японии, самая благодарная публика в мире и самая дисциплинированная. Я зашел в комме нтаторскую будку, оборудованную под галерку для почетных гостей. - Это что? – я указал пальцем на сцену. Мой администратор, не рискуя поломать себе язык, пододвинул концертную программу и подчеркнул строчку написанную катаканой. - Брайан, - я подыграл ему, не желавшему произнести звук «л» ни в фамилии, ни в названии группы. – Нет, не знаю такого. Протянутый бинокль был очень кстати. На сцене миниатюрная девочка Брайан (! я еще раз заглянул в список программы – может ошибка?) истерично мяукала в микрофон и шустро гоняла по грифу незамысловатые аккорды. Гитара занимала половину площади тела исполнительницы и тянула к земле. «Фендер Стратокастер» весит почти 15 кг. Тяжеловато для такой девушки. Глядя на эту жалкую картину, возникло желание выйти на сцену и поддержать гитару. Я невольно улыбнулся. Сидящий рядом Чачамару, сразу это откомментировал: - Гакто-сан что-то замышляет? - Интересно… - я разглядывал фигурку в черном английском пиджаке и узких джинсах. Чача поднял свой бинокль. - Похож на морского конька, глазки и хвостик. Очень мило. - Похож? – я снова украдкой взглянул в список. – Я вижу девушку. Чача, глядя на меня, медленно поднял бинокль и также медленно повернулся к сцене. - А я вижу кадык и голую грудь под пиджаком. Мужскую, - он отложил бинокль, подводя итог. – Гакто-сан, это парень или я – небоскреб. Если он тебе понравился, то я завидую твоему чувству юмора. - Чача, язва моего сердца, он же европеец, - я бросил бинокль на стол и достал сигареты. – Попроси кого-нибудь, чтобы пригнали это существо на фуршет. - Кого попросить? - Что? Некого? Пригони сам. Да, глупо вышло, перепутал мальчика с девочкой. Впрочем, до фуршета я про него забыл. Напомнил звонок Чачи – вездесущего: - Я все сделал, ты сам где? - Что где сделал? - Пригнал на фуршет твоего морского конька, - друг выдержал паузу. – Гакто…, может я тебе какую-нибудь зверушку подарю? Экзотическую. Попугайчика хочешь? - Ты это к чему? - К тому, что твое «хочу» - знаменитая британская звезда. - Да ну? – я отключил телефон. Народу много. Чем старше становлюсь, тем реже выношу хаос светских вечеринок, приемов, презентаций. Улыбки… зачем я все это затеял? Улыбки… бессмысленное времяпрепровождение… улыбки… может развернуться и домой? Опять улыбки и жадные голодные глаза. Я посмотрел поверх голов, чтобы избавиться от них и вдруг мне в живот уперся бокал, а в грудь чей-то нос. - Сорри.. Я опустил голову. Улыбки не было. На меня вылупились два ледяных озера окруженные частоколом ресниц. В них не было привычного голодного восторга, скорее недовольство. Брайан поджал сочные накрашенные губы, и, поняв, что здесь ему дорогу не уступят, собирался обогнуть справа. Я попытался остановить его за плечо, получилось за шею. Как-то не особо вежливо. Он развернулся, взирая все теми же холодными озерами, и его затылок оказался прямо в моей ладони. Но руку я не опускал, чувствуя, что это вертлявое существо в любой момент может раствориться в толпе. - Чача-сан, - позвал я. Друг с откровенным любопытством наблюдал за мной. – Это он? - Не знаю. Ты просил, тебе подали. Я наклонился ближе. Хорошенький. Словно девушка. - Лучше закрой глаза – прошептал я прямо в губы, - а то выпрыгнут сейчас. *** Я не знал, кто такой Гакуто Камуи. Знал, конечно, что какой-то Гакт устраивает благотворительный фестиваль, и «дядя Боуи» в приказном порядке откомандировал нас в Страну Восходящего Солнца. Говорят, здесь живут самые умные люди. И это они придумали электрогитары, электропианино и тамагочи. Еще говорят, что у них в стране 8 миллионов богов. Это что же, каждый третий - бог? Во всяком случае «опэн эйр» был классным, я зря матерился двенадцать часов в самолете. И в чужой стране мы не чувствовали себя чужими: принимали тепло, сплошь и рядом знакомые лица европейских музыкантов. Правда в один момент постконцертного общения в наш круг пробрался какой-то невообразимый длинноволосый урод и сунул пригласительный билет на вечеринку. - Э-э, а почему один? А друзьям? Он поднял недовыщипанные брови и булькнул что-то на своем. - Три, - я показал на пальцах, - я один не пойду, на свой билет обратно. Урод поднял руку, показалось, что он сейчас залепит мне в глаз, но он достал из нагрудного кармана еще два билета и натянуто улыбнулся. Много было народу. Это не могло не радовать. Мне нравится теряться среди незнакомых, случайно попадать в чужую компанию, наступать всем на ноги и со всеми подряд знакомиться. Правда, на самурайской вечеринке все было как-то не так. Здесь все говорили на японском языке, мой же японский начинался и заканчивался на «аригато» и «сакэ». Где-то были еще Стив и Стэфан, но, похоже, они потерялись безвозвратно. Я налил в бокал что-то коричневое из фарфоровой бутылки, зажмурил глаза и пошел искать приключений на свою задницу. За все недолгое путешествие по анналам дальневосточного гламура меня пять раз толкнули, сказав вслед «сумимасен» Ну, никто не хотел со мной общаться! И вот на грани отчаяния, я с размаху уперся носом в чью-то шелковую грудь. «Нашел» - подсказала задница, и я открыл глаза. Ох, лучше бы не открывал! Лучше бы меня затоптали деревянными шлепанцами, не заметив, что я упал. Яркий запах дорогущих духов, величественная осанка, каскад черных волос спускающийся по спине и плечам, блестящий шелк длинного платья и каблуки, поднявшие и без того высокий рост. Я расхотел знакомиться, как только встретил внимательный взгляд незнакомца. Кажется, он раздел меня до костей. - Извините. Я попытался обогнуть оживший ужас японского комикса, но его рука властно легла на загривок. Еще я успел заметить вынырнувшего откуда-то давешнего урода-билетера. Они о чем-то переговорили, и роскошный рот человека в черном что-то прошептал прямо мне в лицо. Будь что будет. Мне все равно с ним не справиться, и я закрыл глаза. Его рука скользнула в волосы, откидывая мою голову назад, влажный язык щекотно прошелся по губам, и я, не будь дураком, успел схватить его губами. Гакт тихо засмеялся. Я открыл глаза, и опять зря, лучше бы он перекусил мне сонную артерию, пока я был не в курсе, что происходит. А он все держал, смотрел и улыбался… *** - Я хочу пригласить тебя в гости, - отпустив его волосы, я показал глазами на открытые двери. Брайан внимательно изучил выход, возможно подумав о побеге, потом поводил глазами по банкетному залу в поисках подкрепления. Обзор был неширок, рост не позволял, хотя его друзья стояли в каких-то двадцати шагах от нас. Я сделал приглашающий жест к выходу, а маленькая, но довольно уверенная фигурка Чачамару перекрыла ему отход назад. - … - высказался Брайан и пошел к дверям. - Да, сзади он совсем как девочка, - согласился Чача. - Пиджак с зауженной талией даже мужскую фигуру сделает похожей на песочные часы. Брайан неуклюже поставил на мимо проходящий поднос бокал, спиртное плюхнулось на пол, он поскользнулся на лужице, смешно всплеснув руками. Чача успел поддержать его и подтолкнул вперед, прискорбно вздохнув. - Тебе не нравится? Чачамару пожал плечами. - Возможно, я не вижу того, что видишь в нем ты? - Я сам не вижу. - По-моему, обычный европейский фрик с набором комплексов. - Может ты и прав, Чача-сан. - Зачем он тебе, Гакто? Я усмехнулся. Мальчик впереди нерешительно остановился у выхода из отеля. Тысячи ночных огней огромного мегаполиса уставились на него цветными глазами. - Зачем Солнце восходит днем? Зачем Луна его сменяет ночью? Таков порядок. Так просто надо. И никто не спрашивает «зачем?». Чачамару хороший друг, и понимает все с полуслова. Он проводил нас до парадной лестницы вниз, а до машины нас с Брайаном довела охрана. Мы тронулись с места, оставив богеме лакомый десерт из повода для сплетен. Я был рад, что по дороге к дому он молчал и, прилежно сложив руки на сомкнутых коленях, смотрел в окно. Хотелось на самом деле одного: дом, ванна, легкая музыка, крепкий коктейль и постель. Словно прочитав мысли, Брайан отвернул голову от огней за стеклом, и, втянув ее в плечи, уставился на меня. У него слишком большие, слишком светлые глаза, и ресницы чересчур длинные. Как у куклы. И, когда он ими моргал, казалось, что сейчас улетит. Он разглядывал меня, не отрываясь, но в глазах не отражалось, ни одной мысли. Это было не очень приятно. - Выходи, приехали. Он выскочил, не дожидаясь пока охрана откроет перед ним дверь. Подождал, нетерпеливо перекатываясь с носка на пятку, пока выпустят мне, и чуть забежав вперед, зашагал прямо к воротам особняка. Я подумал, что именно так всегда обгоняет хозяина щенок, завидев дом. Было весело наблюдать за ним. - Вот. Замок Гакта. Можешь посмотреть. Вина налить? Или шампанского? Он рассеяно посмотрел мне на губы и согласно кивнул. Как будто понял… *** От ужаса я не чувствовал пол под ногами. У всех разная реакция на страх. Кто кричит и плачет, кто потеет и мочится, а я цепенею и мерзну. Из головы улетают все мысли, и я плохо соображаю. Иногда, в крайних случаях, меня тошнит. Вот и сейчас, желудок сжался, к горлу подступил комок, и я стиснул зубы. Хотите узнать мое мнение о Гакте? Я его боюсь как мышь кота. И я не знаю, какова моя цель визита сюда, и как долго он собирается играть со своим ужином, я тоже не знаю. Я уехал из отеля, не взяв телефон, не предупредив друзей, не узнав адреса отправного пункта. С очень вежливо-высокомерным бормотанием Гакт протянул мне полный стакан выпивки. - Аригато, - я как будто выплюнул это слово и залпом осушил стакан, как-то мгновенно захорошело… *** - Англичане никогда не умели пить крепкое вино. Брайан, скривив личико, отчаянно закивал головой и протянул пустой фужер: - Кампай! - Кампай? – я засмеялся и налил еще. Его глаза заблестели, плечи опустились, на бледных, как цветы сакуры щеках, заиграл румянец. И я понял, в чем заключалось его закоченелое поведение. Он боялся. Боялся до абсурда, а спиртное его расслабило, но страх еще остался, и его животная энергия легла истомой внизу живота. И тут он не выдержал, опустил глаза, опустил голову... Как все. Как и должно быть по сценарию. Я подошел ближе, его по инерции качнуло назад, но он устоял. Белая как снег грудь высоко поднималась и опускалась под черным бархатом пиджака. А потом он сделал то, что никто, никогда не позволял себе сделать с Гакуто Камуи после часа невнятного знакомства. Маленькие холодные руки легли мне на низ живота растопыренными пальцами вверх и медленно поползли на грудь. Он закрыл глаза и кончики пальцев, словно гладя клавиши пианино, начали изучать мое тело. То, забираясь под отвороты кимоно, то разглаживали его складки, перебирали черные пряди волос и вдруг, как бабочки взлетели, легко касаясь подбородка, губ, бровей. - Ладно, хорошо, пусть будет по-твоему, - я убрал с шеи прядь волос. В сумраке зала белая кожа казалась хрупкой как лед по весне. Я коснулся губами, из глубины маленького тела вырвался звук, похожий на стон, и те же холодные пальцы коготками впились в мою поясницу. Веки подрагивали, шурша ворохом ресниц, будто он сопротивлялся желанию открыть их. - Вот ты какой. Мне не составило труда расцепить кольцо худеньких рук вокруг торса. - Побудь здесь, я вернусь через 15 минут. Брайан согласно кивнул, и я оставил его в зале. Почему бы и нет? Я тихо смеялся в рукав. Конечно, весь опыт парнишки, по-видимому, терялся где-то между мечтательным хлопаньем глазами и словом « Вау!», но с другой стороны, он - гость. Сам пригласил его. Пусть получит то, что хочет. Знаменитая британская звезда. Я опять засмеялся, разматывая оби кимоно. Пусть получит свой кусочек Гакта. Вода зашипела, я подставил тело под струи. Мой мальчик с белой и хрупкой как весенний лед кожей. Просто поэзия. Я поднял руки, чтобы снять парик. - Гакт. Я резко обернулся на голос. - Ты очень красивый, Гакт, - на ломано-коверканном японском выдал Брайан. На этом словарный запас иссяк, и он продолжил тихо выдыхать слова на английском. - Ты допил бутылку? Он не слушал меня. Машинально его рука залезла за ворот пиджака, а вторая ласково царапнула малиновыми ногтями шею там, куда ложились мои губы. Он смотрел на меня восторженными широко распахнутыми глазами, а губы беззвучно шептали. Вот-вот и его хватит удар. Я вышел из-под душа и подтянул Брайана за локоть. - Хочешь, принять со мной душ? Мне нравится твоя снежная кожа. Брайан что-то хотел сказать. - Т-с-с, - я положил на его рот палец, провел по подбородку, шее, груди, пока не нашел первую пуговицу пиджака и расстегнул. – Дай посмотреть на тебя. Я ожидал всего, но только не того, что он откинет мою руку и наглухо закроет грудь отворотами пиджака. - Извини, но я Японии моются без одежды, и, кстати, занимаются любовью тоже без нее. В ответ он только что-то выкрикнул, развернулся и пошел из ванной. Дерзко, даже чересчур, даже ради шутки. Я успел обхватить его сзади и подтянул к себе. Брайан мяукнул и локтем ударил мне по ребрам. А вот это совсем никуда не годилось. Я уронил его на колени и, наклонившись над ним, сжал ладонью шею. Он не мог сопротивляться, и я легко расстегнул пряжку ремня на джинсах. Ему было немного больно и его дрожащая рука (другой он слабо упирался в пол) вцепилась в мое запястье на шее. Возбуждение захватило сознание. Я на секунду ослабил хватку, чтобы стянуть с него джинсы, парень выгнул спину, оторвал мою руку от шеи и вцепился зубами в палец, прокусив до крови. Я выкинул его из-под себя так резко, что он ударился головой о стену. *** В голове зашумело. Сверху с полочки на меня посыпались какие-то ароматные порошки. Но страх оказаться изнасилованным, пусть даже самым красивым японцем во всей Японии был сильнее любой боли. Я собрался с силами и кинулся из ванной, на ходу затягивая ремень. Дверь в конце коридора как в самом нелепом триллере была заперта. И, конечно, когда я тщетно подергав ручку, обернулся, Гакт в накинутом на мокрые плечи халате, стоял в противоположном конце коридора. От одного его взгляда можно было окоченеть. И я уже не понимал, чего мне бояться больше, его глаз или того, что внушительно обозначилось под пестрыми цветами халата. - Не трогай меня! – заорал я так, что зазвенел хрусталь на люстре. Гакт приблизился быстро и бесшумно. Я вжался спиной в дверь, от выпитого алкоголя не осталось даже запаха. Изящная и сильная рука Гакта подняла мою голову под подбородок, за пять секунд безумные глаза высосали из меня остатки жизни, и в следующие мгновенье он хлестко ударил тыльной стороной кисти по моему лицу. Сорвал со стены телефон-рацию, оставляя на нем след крови от прокушенного пальца, и два черных человека вывели меня под локти за дверь. - Почему?! – крикнул я. Гакт повернувшись спиной, обхватил руками плечи. - За что, Гакт?! Фигура в пионовом халате, чуть склонила голову набок и сказала на чужом языке. Это было адресовано охране, а не мне. Меня уже не существовало. Ни в этом доме, ни в этом сердце. Засыпанный ароматной пудрой, с красной оплеухой на поллица я беззвучно плакал в шикарной машине великого Гакуто Камуи, свернувшись калачиком на заднем сидении. Меня передали прямо в руки Стэфана Олсдала. - С тобой… - Не спрашивай, отведи меня в номер, я хочу спать. Очень. *** Чача слушал мою историю молча и терпеливо. А когда я замолчал, он близко-близко наклонился ко мне, долго высматривал что-то на моем лице и, наконец, спросил: - Гакто, скажи, почему тебя это беспокоит? Способность Чачи задавать самый важный вопрос была его отличительной чертой. - Ты знаешь, я не люблю нелепых ситуаций. - Ситуацию ты закончил пощечиной, - уточнил друг. – Значит она не нелепая. Мои руки подрагивали, я сцепил пальцы. - Я ударил гостя, которого сам пригласил. - И который напился и полез тебе в штаны, - отмахнулся Чача. Дрожь в руках не унималась. - Я мог убить его. Чуть не убил. Все как-то с самого начала пошло неправильно. Как вообще это все могло произойти? - Ты же сам сказал – он европеец. Не надо пытаться понять его, европейцы сами себя не знают. Прокушенный палец перестал кровоточить и начал чесаться. - Не знают, - эхом согласился я. Перед глазами пролистывались события прошлой ночи: вишневый вкус помады среди шума и блеска фуршета. Испуганные глаза в лимузине. Боялся. Очень. Но поехал. Зачем? Любопытство? Холодные руки с растопыренными пальцами, ласкающие мое тело. Легкая фигурка с белоснежной, почти прозрачной кожей. Внезапная истерика… Я невольно поморщился. Мое возбуждение поднявшиеся волной из самой глубины… Чача сейчас читал по моему лицу. - Гакто, почему тебя это беспокоит? – повторил он вопрос, на который я не знал ответа и поэтому сменил тему. - На завтра все готово? - Наверно, да. Мотояма еще не звонил, - Чача откинулся в кресле. – Узнать? - Узнай. - И все? - Пока да. Я вспомнил его отчаянный жест, когда охрана выводила его за двери. Что он крикнул? *** Мне было холодно. Меня трясло. Кажется, я проснулся. Проснулся и понял, что это тряс меня Стэф с такой амплитудой, что постель ходила ходуном. - Что тебе? Утро уже? – я еле разлепил веки. - Давай выкладывай, что случилось. Чтобы я окончательно проснулся, он поставил подушку вертикально и, подхватив под подмышки, толкнул на нее спиной. - Ничего. - Все видели, что ты ушел с фуршета с Гакуто, так что колись. - С чего начать? Как он любезно пригласил меня в дом, или как загнул раком на мраморной плитке в ванной? - Я издевательски усмехнулся. – Представь, у него в ванной мраморный пол! - Ты… - Стефана подбросило с постели, он опять сел, ткнул в меня пальцем. – Ты занимался любовью с Гакуто? - Он хотел меня изнасиловать. Я сопротивлялся, он въехал мне по морде и отправил обратно в отель. Все. Стеф помолчал, ожидая продолжения, потом развел руками. - Ничего не сходится, братец. - Какого черта? - Гакуто не мог тебя изнасиловать. - У меня синяки на коленках! - Да хоть вся жопа в дырках, не поверю. Я взбесился. - Откуда ты знаешь? Тебя там не было. - Я знаю кто такой Гакуто. Он - японец! - Он – извращенец! - Извращенец – это ты, Бри! Я стиснул зубы. Стэф навис всем длинным телом надо мной. Похоже, у него были какие-то аргументы. - Прости, Бри, но твои познания о стране, в которую ты приезжаешь, всегда на уровне «привет, а где у вас тут туалет». Мать твою, ты же хихикал, когда увидел их флаг! Если ты даже не можешь понимать такие вещи, о чем тут говорить? Гакуто – он национальное достояние Японии! Он – их флаг! Он – их гимн! Гакуто – воин! Я поздоровался с ним случайно, это для меня честь. Честь, понимаешь, Бри, что такое честь? - Ты гонишь. - Я знаю тебя не первый год, и сам могу рассказать твою историю с начала. - Валяй, - я скрестил руки на груди, понимая, что Стэфа уже не заткнуть. - Ты чем-то зацепил Гакуто... - Да, я умею ловить ртом чужие языки на лету, - перебил я. Друг поперхнулся. – Да, Стэфи, талант бесполезный, но тут прокатил. - Ладно, скажем, ты ему понравился. Он как настоящий джентльмен приглашает тебя в гости. И ты, по-любому, выпил. А когда ты выпьешь, тебя тянет со всеми лизаться. Ты пил? - Да. - Ты лез к Гакуто? - Немножко, - я виновато начал грызть ноготь. - Ты, чертово порнокопытное животное. Твое немножко… - Ладно, хватит. Он тоже ко мне лез. - Ой, ли? Прямо лез? – Стэф жеманно всплеснул руками. – Ты забыл одно: Гакуто – японец. Дать гостю то, что он хочет, это его долг. Ты просил у него близости. Он предложил то, что просил, а ты тут же его продинамил. Ты всегда так делаешь. - Я не просил его ни о чем. - Гакуто, дружок, никого просто так не подпустит к сердцу. Это не тот случай. - Я не лез к нему в сердце, - я пафосно положил на грудь руку. - Хочешь знать какой ты, Бри? - Не хочу, - я отвернулся. Он пододвинулся ближе и пальцем заправил мою челку за ухо. Я сразу успокоился под его родной заботливой рукой. - Ты меня любишь, Брайан? - Конечно, люблю, - я поднял на него глаза. - Поцелуй меня. - Да иди ты, - я отмахнулся от его руки. - Ты позер, Бри. Вот какой ты. Ты готов целоваться перед десятитысячной аудиторией, перед камерами, ты всегда играешь на публику. Но Гакуто так не будет делать, он не позер. Ты его не достоин. - Ты и вправду хорошо меня знаешь, Стэф. И, похоже, ты прав, я позер. И выпив бутылку сакэ, я до смерти залижу всех здешних самураев вместе с их женами… Но ни с одним из них я не лягу в постель. Никого я не динамил, просто … я не сплю с мужиками. Я… я наверно боюсь. - Бри… - Ничего не говори. Все, что угодно, но это… Это больно, страшно и противно. Стэф, он бы меня на куски разорвал… Нет, я никогда не лягу под мужика. Достоин я его или нет, честь это будет для меня или позор. А еще… Я встал на колени прямо на постели, оказавшись выше Стэфана, взял его большую лысую голову в обе руки. - Я люблю, я очень люблю тебя, Стэф. И горячо поцеловал его в губы, пусть и не такие великолепные, как у Гакта, но зато я точно знал, что меня за это никто не трахнет и не отлупит. И не дрогнула ни одна жилка, когда Стэф легко поднял и, перевернув меня в воздухе, прижал к себе на коленях. - Мой, мой, мой. В его руках со мной ничего не случится, даже если обрушится мир, в его руках я выживу. - Есть еще один неразрешенный вопрос. Завтра Гакуто будет вручать тебе благодарственное письмо. Что собираешься делать? - Я извинюсь. - Вот так просто? - Могу сложно. Припрыгаю на одной ноге. Думаешь, оценит? Я замолчал, потому что, как я буду извиняться, даже не представлял. - Стэф. - М-м? - Расскажи мне о Гакте. - С чего начать? С того каким он бывает любезным или каким ужасным? Я шлепнул его ладонью по плечу. - Не дразнись. - А тебе-то как самому кажется? Я закрыл лицо ладонями, пытаясь вспомнить о Гакте еще что-нибудь, кроме диких безумных глаз, цепкой ладони, сжимающей мое горло, и того, чему Стэфан обзавидовался бы до конца дней своих. Да, был еще тихий низкий шепот волшебного обволакивающего голоса. Он говорил, я не понимал ни слова, но ощущение вибрации, которое отдавалось по всему телу, было важнее значения всех слов в мире. Я вспомнил мускулистый торс под невесомым шелком длинного платья… - Был момент, когда я решил, что встретился с совершенством, - прошептал я и вновь почувствовал, как горячие упругие губы прикоснулись к шее, отгоняя наваждение, открыл глаза и даже проморгался. Вроде отпустило. Стэф, не беспокоя, наблюдал, все так же держа меня в кольце рук как в гнезде. - Стэфи, говорят в Японии 8 миллионов богов. Это правда? Расскажи. - Да, Бри, ровно 8 миллионов, а Гакуто Камуи числится у них главным. Когда-то давным-давно… Когда я проснулся, Стэфана уже сдуло, в номере вообще кроме меня никого не было. Я взглянул на часы и понял: единственное, что могло разбудить меня этим утром – это совесть и навсегда неоплаченный долг перед «дядюшкой Боуи». - Блин! Чертова презентация! Я дернул из первого же чемодана торчащую штанину. Чемодан соскочил с полки и прибил меня к полу. На лету я рукой качнул туалетный столик, и вся косметика рассыпалась по комнате. Лязгнув, защелка придавила мне палец. Я вылез из-под чемодана, сел среди барахла и протяжно завыл. *** - Гакуто-сан, минуточку внимания. Я слегка кивнул, мне поправляли прическу шесть рук, так что я полностью был обездвижен. Менеджер Мотояма вырос в прорехе между парикмахерами. - Давайте уточним еще раз по программе. - Гакуто-сан, поверните голову вправо. - Гакто-сан, ваш выход через пять минут, - я снова едва кивнул, внимательно выслушивая Мотояму. - Все верно, Гакто-сан? - Все верно, Усуи. Меня выпустили из кресла. Навстречу шел Чачамару в элегантном белом костюме с красным галстуком. Белое с красным – аллюзия на государственный флаг. Я выглянул из-за кулис на сцену. Все уже были здесь. Выход на публику. Миллион какой-то. Не возьмусь сосчитать, и всякий раз сердце барабанит дробь, словно перед смертельным номером. Но к стуку сегодня добавилась щемящая боль от благодарности всем гостям за то, что они остались неравнодушными к нашей беде. - Идем, Гакуто-тян. - Чача, где? - Третий ряд, восемнадцатое место, - просто ответил друг. И я шагнул на сцену. *** - Вау, Бри, ты только посмотри на него, - Стефан захлопал со всеми, - он в белом! Он – невероятный! - Да уж, - не поднимая головы, ответил я. На ширинке сломался замок. Ну, что за день сегодня? Лучше бы я ночью пожестче головой к стене приложился и меня в беспамятстве увезли бы в Великобританию. Очень хотелось домой. Придавленный защелкой чемодана палец распух и болел. И еще эта чертова ширинка! Этот долбанный фестиваль! Эта проклятая Япония! На глаза навернулись слезы, я шмыгнул носом. Моя тихая истерика прошла незамеченной. Все с воплями подскочили, когда на сцену вышел Гакт. *** Мы появились под аккомпанемент аплодисментов небольшой аудитории, состоящей из музыкантов, специально приглашенных гостей, прессы и тех немногих, кому удалось каким-то образом вытянуть счастливый билет. Именно они и поднимали радостный шум. - Мы бесконечно рады приветствовать вас здесь, - начал я речь. Переводчик, старательно выговаривая слова, вторил моему голосу. Третий ряд… раз, два, три. Его не было. Вот его друзья, стоят, хлопают с открытыми ртами. А его нет, ни рядом, ни дальше. Что это? Обида? Неуважение? Что? Просто наглость? Абсолютное непонимание разницы между долгом и личными переживаниями? Рука Чачи коснулась запястья, я расслабился и улыбнулся встречавшим меня улыбкам. Любая работа, выполняемая от сердца, увлекает полностью, и я ушел в работу с начала презентации, отогнав все другие мысли. Чтобы я не сломал язык, переводчик сам вызывал музыкантов, по сценарию зачитывая благодарность. А моей задачей было принять от Чачамару очередной багет с письмом, написанным на обоих языках, отдать в одну протянутую руку и пожать другую. - Благодарю. Поэтому я снова взял багет и в очередной раз посмотрел на ступеньки, откуда поднимались на сцену музыканты. Длинный шел впереди, Брайан, которого он держал за руку, поднимался следом. Он был таким же, как вчера, черный женский пиджачок, узкие джинсы, аккуратная французская стрижка карэ, яркий макияж. То ли мальчик, то ли девочка. Только со вчерашнего вечера его веки стали немного тяжелее, наверно плакал. Люди с большими глазами часто плачут. Он приближался, и я чувствовал, как охватывает живот предательское волнение. *** Стефан и Стив наконец-то уселись, и я увидел Гакта. Был ли он великолепен? Да. В роскошном белом наряде из длинного платья, жакета и брюк, с высокой черной прической, он смотрел поверх голов, и его ровный голос рокотал в микрофон слова благодарности. Да, он был великолепен в этой одежде, но перед глазами все равно стоял другой Гакт. И я боялся его. Не как человека, а как разгневанное чужое божество. - Стэф, давай ты возьмешь письмо, а я в тылу отсижусь. - Помнится кто-то хотел перед кем-то извиниться. - А…, точно, - я потерял последнюю надежду. Да с чего я собственно так волнуюсь? Извинит – хорошо, а нет, так и что? Все равно я живу на другом конце шарика. Хрен он меня найдет. Или найдет? - Британская группа «Пласибо», - услышал я знакомое слово. Стэфан, схватив за руку, потащил за собой на сцену. Стив, счастливо махая ручкой вправо-влево, последовал за нами. Уже на сцене Стэф как-то ловко вытолкнул меня из-за спины вперед. Так ловко, что я лбом стукнулся о деревянную рамку протянутого багета. - Ой, здрасте. Я потер лоб, закрыл рукой глаза, открыл глаза, закрыл рот, потом выхватил письмо-дощечку и обеими руками прижал к груди. Гакт смотрел, не опуская рук, в которых лежал мгновенье назад багет. И один из длинных пальцев был изуродован отпечатками моих зубов. - Прости меня. В его глазах не было сейчас безумства. Была по-восточному загадочная, неопределенная мысль. Будто после долгих скитаний и раздумий все-таки нашлось решение. Совсем другие глаза. - Прости меня, пожалуйста, - я аккуратно коснулся его пальца. - Гомэн… гомэннасай. И вдруг добавил. - Я не могу быть твоим любовником, но могу быть кем-то еще. Гакт сжал челюсти, сглотнул и поправил микрофон за ухом. - Аригатоо, - он кивнул. Я не помню, каким путем Стэф тащил меня за локоть в зал, потому что постоянно оглядывался на высокую фигуру божественного японца. И я не знал, какие чувства меня разрывали. - Молко, выходи на связь, - Стив защелкал передо мной пальцами, и попытался отобрать прижатое к груди благодарственное письмо, - Брай, прием. Дай сюда. Я отпустил. - Всё пошли, ты молодец, справился, - Стэф, обхватив рукой мои плечи, подвел к зрительским рядам. - Нет-нет, Стэф. Вы останетесь, а я в отель. - Так нельзя. - Я не могу. Я пойду. -Ты что? Я часто заморгал, боясь расплакаться прямо здесь, выскользнул из-под опеки друга и бросился в партер. - Стиви, будь здесь, - услышал я за спиной, и Олсдал нагнал меня уже у выхода ревущим и размазывающим по лицу косметику. - Ладно, в отель, так в отель. Стэф махнул рукой служебной машине. - Это правда, то, что ты о нем говорил? - О Гакте? Лично не проверял. - Стэф, я его не достоин? - Тихо-тихо. Он хотел обнять, я как мог уворачивался от его рук. - Можете оставаться здесь на каникулы, я уезжаю домой. - Брайан, не истери. - А ты не трогай меня! - Мы же запланировали… целую неделю. - Я не могу оставаться в его стране! Мне здесь плохо! Я не люблю суши, меня пугают лица гейш, и тошнит от вида иероглифов! Я ненавижу их мультики! Уже в номере Стэфан перестал хватать меня за все подряд, чтобы утихомирить и обреченно стоял, подпирая стену. Я, глотая слезы, лихорадочно собирал рассыпавшуюся утром косметику. Оставался еще один чемодан, самый злостный, цапнувший меня за палец. И все. Такси, аэропорт, прощай Япония. Надеюсь, больше не увидимся. Я залез под постель, пытаясь выкатить помаду, как в номер вернулся Стив. Правда очень тихо, для счастливого обладателя титула «спаситель мира», и так же тихо сел на постель. - Брайан, - шепот Стефана настиг меня, когда я все-таки поймал помаду, - Бри, вылезай уже. Постель была низкой, и вылезти оттуда было труднее, чем залезть. Лохматый, взмыленный и сердитый, с зажатым тюбиком в кулаке, я оказался снаружи, а сверху на постели сидел Гакт. *** Он стоял передо мной на коленях, волосы в беспорядке падали на мокрое лицо, а в кулаке надежно зафиксирован тюбик с помадой. Я развязал красный галстук-шарф и вытер подтеки туши под его глазами. Какие огромные. Как небо. Потом наклонился и осторожно поцеловал. Брайан потянулся, отвечая на поцелуй, его девичьи губы дрожали, но настойчиво требовали ласки. Одной рукой я привлек его ближе. И поцелуй был таким долгим, что казалось, прошла вся жизнь. Он со всей юной страстью врывался в мой рот, искусно выписывая языком письмена тут же исполняющихся желаний. Кто же учил тебя так сладко целоваться? Все также, стоя на коленях, он смотрел мне в лицо плачущими небесами и тяжело дышал. - Маленький мой, - я положил руку на бледную щеку, - если не можешь быть моим любовником, может, будешь кем-то еще? Я встал, обхватил ладонью его кулак с помадой, и, подняв с пола, повел к выходу. Двое из охраны тихо вошли в номер и взяли его чемоданы. - Зачем? – спросил длинный парень по-японски. - Солнце встает каждое утро, и никто не спрашивает зачем. Такой порядок, - ответил Чачамару и закрыл за нами дверь. Я улыбнулся. Вот ведь незадача, я могу управлять тысячами сердец, а свое совершенно неуправляемо. *** Проснулся где-то к полудню, хлопая глазами, пытаясь понять, где это я. Огляделся, вспоминая. Во все стороны вокруг меня в полумраке исчезала спальня Гакта. Откинулся на подушку, хотелось улыбаться во весь рот. Вот занесло-то. Вчера он привез меня сюда, к себе домой. После его внезапного визита, честно говоря, я был в глубоком коматозе и дорогу совсем не помню. Помню, что мы молчали и выразительно смотрели друг другу в глаза. Потом он за руку таскал меня по дому, тыкая пальцем в разные двери. И односложно булькая по-японски. И я понял. Это- столовая, здесь еда, этот бассейн для бессмертных – ванная комната, тут – спать. Я открыл глаза, рот и кивал. Потом поел, помылся и лег спать. Спать мешали кошки, они ходили кругами, обнюхивали меня, трогали лапками. Попытка найти с ними контакт успехом не увенчалась. А что вы хотели? Это же японские кошки. Они ни слова из английского «мяу» не понимают. Наконец пришел Гакт, потихоньку сгреб кошек и унес куда-то. Потом вернулся, молча, долго смотрел на меня, сел на постель рядом, сложил руки на груди и уставился в одну точку. Думает. А мне стало уютно, тепло и так хорошо, что захотелось пододвинуться поближе, положить голову ему на колени, потереться щекой об руку. Но я решил не рисковать, вдруг в Японии этот маневр расценивается как вероломное вторжение в личное пространство. Оставшись на своем месте, я принялся изучать его застывший профиль и свое новое положение. Так и заснул. А вот теперь проснулся, и про полдень, кажется, немного поспешил. Гакт уже не сидел рядом на постели. Интересно, а где он спал? Здесь? Я встал. Тело ныло после вчерашней нервотрепки. Кто-то не может заснуть, когда нервничает, а я впадаю в спячку. Ни окон, ни балконов, время определить невозможно. И все же лучшее начало дня – это пожрать, практично решил я и отправился на кухню (надеюсь). Долгий час брождения по темному дому чуть не загнали меня из состояния радостной эйфории в глубокую депрессию, хоть бы указатели повесили какие-нибудь на стенах, желательно в картинках. И я уже начал сомневаться, что удастся найти хоть одну живую душу и, желательно, чтобы это была Гактова душа. Где-то далеко бухала музыка, и я пошел на звук, нередко ударяясь лбом в стекло, потому что каменные перегородки, вдруг резко становились стеклянными. И комнаты перемешивались, как в калейдоскопе. Я вытянул руки и пошел на ощупь. Лабиринт японского Минотавра (я поздно вспомнил, что надо было бы оставить какие-то следы, чтобы вернуться назад, ниточку, хлебные крошки или хотя бы крестики на стенах) закончился не кроваво-красным троном, окруженном факелами и зловещими тенями, а большим, ярко-освещенным тренажерным залом. И в зале - о чудо! – была-таки чья-то живая душа. Человек в черном трико и безразмерной футболке, которую уже можно было выжимать и мыть ею пол, выделывал такие акробатические номера, что у меня закружилась голова. А у него ничего, кажется, не кружилось, даже не вздрагивали черные очки на носу. Надо было поинтересоваться у него, где Гакт. Чтобы привлечь внимание человека в черном, после очередного сальто я захлопал в ладоши и заорал: - Браво! Браво! Человек резко обернулся, улыбнулся и двинулся в мою сторону. - Извините, сэр.., сан, блин, - я запутался. – А вы не знаете, где тут Гакт? Человек красиво засмеялся и сел на пол, прямо у моих ног. Не понимаю, что смешного я сказал? Но без информации уйти и теперь уже точно потеряться навсегда, мне не хотелось. Я сел на пол рядом с ним. Единственная живая душа в доме стянул с себя мокрую футболку, снял темные очки и уставился на меня смеющимися голубыми глазами. Я бы упал от неожиданности, хорошо, что сел на пол. На меня смотрел Гакт! Лицо то же, но в нем не было ничего общего с той каменной надменностью, с которой Его Совершенство познакомилось со мной на фуршете. Не было ужасающей копны черных волос и вообще ничего страшного не было. Я так обрадовался, бросился на шею и свалил его на спину, отчаянно вопя в смеющиеся лицо: - Гакт! Я нашел тебя! Я соскучился! *** Он какое-то время смотрел на меня с открытым ртом, потом кинулся на шею так неожиданно, что я не удержался и упал. «Что ж мне с тобой делать-то теперь?» До визита к Мотояме еще добрых три часа. Ребята в разъезде. После фестиваля и презентации всем нужно было делать недоделанные дела, и они дружно рассосались из дома, пообещав собраться только вечером в репетиционном зале. Ах да, я еще хотел заехать купить кое-что для европейского гостя. Засада. И решил так. Мы же музыканты? Музыканты. Потащу его в студию. И сам время с толком проведу, и досуг гостю организую. Вообще-то, в этом доме каждый организует его себе сам, но Брайан, с его маниакальной беспомощностью, требовал особого отношения. Конечно, его даже на сцену за руку вывели согруппники. - Пошли, - я поднялся, отцепил его от себя и развернул к выходу, - музыку делать будем. В студии, кстати, он стал совсем другим. В глазах появилась вполне взрослая серьезность. И слава всем богам! Хоть не придется объяснять, какие кнопочки можно нажимать, а какие нельзя. Спустя три часа, Брайан примерил на себя еще только треть стеллажей с инструментами и, трезво оценив обстановку, я решил, что часа два, а если принести обед в студию, то и все пять, он намерен толкаться именно здесь. И пошел приготовить ему обед. Время поджимало, нужно было ехать. Брайан в трусах и футболке с визгом промчался через коридор и скатился по лестнице на нижний уровень. Тявкая и счастливо крутя хвостами, шесть собачек пронеслись вслед за босыми пятками. Ю так и остался стоять с протянутой сумкой в руке. Чача хмыкнул, «мол, у всех свои заморочки». Тем временем моя «заморочка», судя по грохоту, лаю и воплям, где-то не вошел в поворот, упал и придавил собаку. - Гакт, я, конечно, извиняюсь, но по-моему это…, - Ю пришел в себя. - Знаменитая британская звезда, - подсказал Чача, скинул туфли и пошел в столовую заваривать чай. - Ничего, вы друг другу понравитесь, - я похлопал друга по плечу. Хотя уверен был в обратном. Топот внизу возобновился, гонка-преследование продолжалась. Мы прошли в столовую. Несмотря на то, что Чачамару был самым старшим из нас, почему-то именно он готовил чай, а мы с ним никогда не спорили по этому поводу. Ведь он был старшим. - Сделаем соло длиннее, тогда времени на выход, и построение танцоров будет достаточно. Это займет десять секунд, не больше. Друг медленно снимал куртку, прислушиваясь к веселой карусели на нижнем уровне. - Ю, мы еще работаем, - я побарабанил пальцами по крышке стола. – Я познакомлю вас позже. - Все в порядке, - он устроился напротив, стараясь сосредоточиться только на мне. - Разовьешь выступление в соль-мажоре, клавишные поднимем на квинту, и получится отличный бридж между куплетами. Спасибо, Чача-сан, - я принял чашку чая. Ю слушал, но кажется ничего не понимал. - Все ясно. Брайан-тян! – Я крикнул в пролет лестницы. Босые пятки мгновенно застучали наверх. Он появился в столовой все в тех же трусах, прижимая к себе собаку. Я встал ему навстречу, и он радостно прижался вместе с собакой ко мне. Ю снова оцепенел. - Это тебе, - я вынул из сумки заранее приготовленный подарок, - иди, переоденься, я хочу представить тебя друзьям. Брайан выронил собаку и взял коробку. - Давай, пять минут на сборы, - я подтолкнул его за поясницу. Он что-то сказал, метнулся ко мне и, оставив розовый отпечаток блеска для губ на моем подбородке, умчался с коробкой в спальню, собака стремглав бросилась за ним. - Гакт? – Ю смотрел вслед. – Это парень с фестиваля? Я кивнул. Чача протянул салфетку, чтобы я стер помаду. Такие тихие как бы намеки. Ничего, приживутся, всему свое время. Я сел обратно за стол. Над чайной церемонией нависла тишина. Я заранее знал, что получится именно так. Но ругаться с друзьями из-за Брайна, или отпускать мальчика из-за предрассудков друзей, я не собирался. Если не возможен выбор, найдется компромисс. Ровно через пять минут Брайан тихо появился в столовой, все в том же наряде, не считая, что на шее висел, спускаясь до пола, пояс оби. А ярко-бирюзовое кимоно с серебряными веточками цветущей вишни он нес в руках. Вид у него был удрученный. - Пойдем. Я повел его обратно в спальню. - Снимай. Он молча повернулся спиной и стянул футболку, стеснительно сутуля плечи. В его теле не было ничего, что могло бы восхитить, особенно человека не понаслышке знакомого со стандартами красоты. Но эта немая застенчивость и хрупкая бледность делали его странную красоту утонченно-трогательной. Я ласково прошелся по его телу взглядом. (Может сегодня ночью?) Не прикасаясь, я накинул на плечи кимоно, в широкие рукава проскользнули тонкие руки, я аккуратно завернул его в шелк и несколько раз затянул, словно корсет широкий пояс. Так затянул, что на мальчишеской фигурке обозначилась талия. Он стоял не двигаясь, только крутил головой, пытаясь себя разглядеть. Судя по всему, ему даже нравилось. Нравилось до тех пор, пока я не присел перед ним на колено и руки по икрам не забрались под кимоно, а когда достигли коленей, в глазах Брайана заметалась паника. - Надо, - остановил я и сделал строгое серьезное лицо, он закатил глазки к потолку. Я стянул с него нижнее белье. Брайан сжал все, что мог, но не сопротивлялся. - Так надо, - успокаивал я. Паренек переступил босыми ногами через мои руки и сложил ладони на живот. - Ну-ка, выпрямись, - я показал как. Брай распрямил плечи и поджал подбородок, глядя в пол. Отлично, я угадал с цветом. Он был хорош в бирюзовом, друзьям не стыдно показать. Волнуясь и постоянно поглядывая на меня, он вошел в столовую. - Это Брайан-тян. Он будет здесь жить, - я подтолкнул мальчика, маленькими шажками его понесло вперед, и он уперся руками в стол. - Как долго? - Ю? - Гакто-сан, извини еще раз, но это пародия на мужчину или женщину? - Ю, он будет жить здесь. Тем временем Чача пододвинул стул Брайану и поставил перед ним чашку чая. *** Маленького урода звали Чача. Он был довольно милым, хотя может просто лояльным. Но после того когда усадил меня за стол, я склонился все же к первому варианту. Чего не могу сказать о высокомерном красавчике со странным именем Ю. Он сидел напротив нас троих (я между Гактом и Чачей) и пытался стереть взглядом именно меня. А так, практически никакого внимания в мою сторону не было, хотя говорили они ясно-понятно о чем. Только Чача время от времени подкидывал мне то сахарок, то конфету. Я бесшумно глотал невкусный зеленый чай, Гакт так затянул меня в пояс, что ничего из подкинутого Чачей, все равно не попало бы в желудок. Японский язык это что-то ужасное. Я не понял ни одного слова, и слушать их вскоре наскучило. Хотелось быстрее покинуть столовую, вылезти из тесного, неудобного халата и побеситься с собаками, где-то в книжном шкафу еще пряталась кошка. А еще (больше всего прочего) хотелось остаться наедине с моим Гактом. Я посмотрел на него. Немного по-детски, положив на кулак подбородок, он слушал недовольного Ю. Остаться с ним? Но что дальше? Говорить не получится. Ведь японский язык ужасный. О близости и помышлять не стоит, мне было бы стыдно своей неуклюжести рядом с ним, таким опытным и уверенным. Да и хотел ли я? Одно дело целоваться и обниматься, другое дело его «легендарный магнум», который по своим габаритам не вписывался в мое понятие об удовольствии. Я представил… Ой, нет… - Брайан-тян, - низкий голос, к которому я уже начал привыкать, вывел меня из пикантных размышлений о вилках и розетках. Я так понял, что они достаточно со мной назнакомились и, взяв со стола конфетку, засеменил обратно к своей футболке и собачкам. У нас в спальне висело зеркало. По дороге подняв кем-то кинутый веер, я подошел ближе. Да уж, на японца я походил еще меньше, чем Чача на Бритни Спирс. Открыл веер, пококетничал, не помогло. Платье конечно красивое, наверняка дорогое, но фасон уж больно неудобный, ногу не задрать. И я пошел искать свои трусы. Успел одеть, а вот футболку нет. В комнату вошел Ю. И, шипя сквозь зубы что-то на своем, он вырвал у меня из рук кимоно и ударил ладонью в грудь. Так внезапно и сильно, что я на мгновенье отключился. А когда включился (ох, лучше бы я умер, все равно уже под землей), Ю лежал на мне, между раздвинутых ног, одной рукой прижимал оба запястья над головой к постели, другой предусмотрительно закрыл мне рот…. *** - Брайан-тян, - я повернулся к мальчику, - иди, займись чем-нибудь, нам поговорить надо. Он послушно поставил чашку и вышел из-за стола. Хороший мальчик. Я прикусил губу. Да, сегодня ночью, наверняка. - Не поверю, что ты серьезно. - Думаю, дело не в нем, а в тебе, Ю. Ты ревнуешь. Его передернуло, он встал. - С чего бы?! Сколько лет замужем! - Тогда почему злишься? - Приятного чаепития, - он церемонно поклонился и нарочито шумно вышел из-за стола. Так оно, в общем-то, и должно быть. У Ю интересный характер. То ли покладистый, то ли скверный. Не поймешь. Как только скрылся Ю, раздался телефонный звонок. - Чей? Чача пожал плечами. Телефон на стуле, где недавно сидел Брайан, призывно мигал синим экраном. Стул стоял между нами. - Посмотри, Чача-сан. Друг перегнулся со своего места. - Э-э… Зэ бэст фрэнд. Лучший друг, - прочитал он. - Надо ответить. - Надо, - Чача взял телефон, - все-таки лучший. Алло? Да? – Чача перешел на английский. - Ваш Брайан задержится в гостях у Камуи-сана. Я?... не… нет, сэр. Я – прислуга…, ну как что? Чай завариваю. Нет, Камуи-сан не может подойти, он занят. Нет, Брайан-сан не может подойти, он занят с Камуи-саном. Но я могу все передать. Тут Чача врубил громкую связь. - Будет всем лучше, если Гакуто-сан отпустит Брайана Молко. - Но они выглядят вполне счастливыми, сэр. - Я боюсь, Гакуто-сан ошибается насчет Брайана. Понимаете, он не такой, каким кажется, - Олсдал пытался подобрать нужное определение. – Он – не мужчина… он – капризная, маленькая девочка. Он много требует, много боится. Знаете, он совсем не самостоятельный. - Ничего страшного. Они найдут общий язык, - Чача выразительно посмотрел на меня, - мой господин тоже капризный и не самостоятельный. Я согнулся пополам, чтобы не рассмеяться. - Вы не понимаете, - Олсдал был не на шутку встревожен, - Брайан, он… он… девственник. Для него это в порядке вещей заигрывать с мужчинами. Но, я думаю, Гакуто-сан рассчитывает совсем не на это. - Что вы хотите сказать? – Чача был так серьезен и вежлив, очень хотелось кинуть в него чашкой, не мог больше сдерживаться. - Брайан никогда не будет любовником Гакта. - Ну-у, мой дорогой, - вдруг растянул Чача, - не нужно быть таким уверенным. У Гакто-сама большой опыт, а у твоего дружка так, в голове вороны накаркали. Так что не переживайте. Гакт его быстро оформит и как надо. Так же серьезно Чача выключил телефон и поставил блокировку. - Я не собираюсь успокаивать его друзей, Гакто-тян. Я вам не психотерапевт и не священник. Все. И тут я засмеялся в полный голос. - Европеец, девственник, зачем тебе это надо? – Чача встал. - Зачем? – улыбаясь, отозвался я. - А, ну да, что-то про солнце и порядок. - Ладно, Чача, времени уже много, пойдем. - Спать? - В студии посидим. Ю наверно уже соло записал. Мы вышли в коридор, чтобы спуститься вниз, и, проходя мимо спальни, я решил взглянуть на Брайана. Наверняка уже спит или возится с кошками. Я открыл дверь… Беспомощно скользя пятками по простыням Брайан пытался вылезти из-под Ю. Довольно жестко имитируя половой акт, тот сдавлено шипел в перепуганные глаза: - Сука европейская! Этого тебе не хватает?! Чача кинулся за ногу стаскивать Ю, только тогда тот заметил, что уже не один. Аккуратно сбросив с ноги Чачамару, он встал и несколько даже обиженно развел руками: - Прости, не сдержался. - Это было глупо, - я остановил его, уходящего, за плечо. - Поживу в студии, пока оно спит у тебя в постели. - Твое дело. Давно я не видел Ю в таком скверном настроении. Брайан тем временем зарылся в простыни и подушки. Он не визжал, не плакал и не лип ко мне. Что было правильно. Черт возьми, эта незатейливая сценка меня вдруг вдохновила. Вдохновение туго уперлось в ширинку на джинсах. - Чача-сан, дай телефон, позвоню Танаке… *** Гакт, как будто ничего не произошло, подошел, наклонился, легко поцеловал в губы, сказал: «Саёнара», и взяв у Чачи телефон, исчез из спальни. А Чача действительно очень милый. Он помог выпутаться из постельного белья, погладил меня по голове, развернулся спиной и засопел. Или может просто лояльный? Заснуть в эту ночь, я понял, что не смогу. Слишком сильное впечатление от знакомства с другом и по ходу сожителем Гакта, разлилось в паху неприятным жжением и кажется растяжением связок. Я пододвинулся поближе к Чаче и уткнулся носом в его волосы. Он был одного роста со мной и надежной защиты я в нем не находил. Тут, конечно же, вспомнив большие руки Стэфа, тихо захныкал в рыжую шевелюру. Захотелось домой, или хотя бы в отель. И почему так быстро ушел Гакт? И где сейчас прячется злобный Ю? Почему я опять куда-то влип? - Да, что опять случилось? – Чача потянул волосы из-под моей щеки. - Что?! – я вскочил на четвереньки, - ты говоришь по-английски? Ты говоришь по-английски! Я кинулся обнимать обмякшего от сна самого близкого и родного человека во всей Японии. - Ну, скажи что-нибудь еще. Скажи по-английски. - Отвали от меня. Задушишь, - сказал Чача. Внезапный приступ нежности потихоньку отпускал, и я уронил Чачу обратно на постель. В голове зароились вопросы, я не знал, какой задать первым. Обалдеть, единственный японец в мире говорящий по-английски, и он лежит рядом со мной! Вопрос вывалился сам. - А где Гакт? - Где-то дома, - Чача сонно жмурился и потягивался. - А почему Ю чуть меня не трахнул? - Потому что Ю любит Гакта. - Ну и трахал бы Гакта, причем тут я? - Гакт любит тебя. Я прервал логическую цепочку, потому что не был готов к конечному выводу. - И что мне теперь делать? - Спать, - Чача повернулся спиной. Я развернул его обратно (хоть с кем-то могу справиться). - Чача, ну не спи ты, поговори со мной. Он что-то пробормотал на своем. - Хорош прикалываться, я тебя не понимаю. - Я говорю, если бы не Гакт, задушил бы подушкой. - Сначала Ю оттягал, потом ты подушкой? Нормальненько закончатся каникулы. Чача понял, что от меня не отделаться и скорбно охая, вылез из-под одеяла. - Хочешь поговорить? – он устроился поудобнее и сложил на животе узкие ручонки. - Конечно, хочу. - Ну, давай. Я уселся напротив так, чтобы Чача не терял меня из поля зрения. - Знаешь, это наверно звучит глупо, но я боюсь здесь оставаться. Мне здесь очень одиноко. Но если уеду, точно знаю, что буду жалеть всю жизнь. Спросишь почему? Чача молча поднял тонкие брови. - Думаю, я влюбился. По-настоящему. Представь себе? Чача моргнул. - Мне очень хочется быть с ним. Смотреть на него, прикасаться. Даже не спрашивай почему. Чача поднял брови выше. - Таких мужчин как он рядом со мной не было. Наверно таких больше нет. - Так вот почему ты девственник. - Чего?! – я покраснел и возмутился одновременно. - Да, ладно. Это же не диагноз. Со всеми бывает. Потом проходит. - Я бы хотел, честно,… я бы смог, только… - я опустил глаза, зная, что говорю сейчас то, что никому, кроме Стэфа не сказал бы, - я боюсь. - Чего? – Чача зевнул, то же, мне друг. - Это больно. - Пробовал? Я кивнул и от стыда спрятал голову в плечи. - Я не смог. Было очень больно. Я не выношу боли. Знаешь, меня можно оскорблять, можно растоптать и заплевать всю душу. Но только не бить. Только без насилия. Я умру наверно. Повисла тишина. Кажется, в глазах Чачи появилось сочувствие. - Гакт не сделает больно тому, кого любит. Мое сердце заколотилось от его слов. - Тому, кого любит? - Он никогда не сделает тебе больно и никому не позволит. - Почему ты так уверен? - Он же не изнасиловал тебя в ванной, а Ю теперь ночует на кресле в студии, и я все еще не душу тебя подушкой. Ты много о нем не знаешь. - Спасибо, - я улыбнулся. Даже в спальне стало как-то светло. А Чача – он милый. Пригляделся. Правда, милый. – Домо аригато! Я от души перехватил его поперек, прижавшись губами к щеке. - Ыть, - сказал Чача, в его тельце что-то хрустнуло, и я поспешно отпустил. - Пойду я, ладно? - Куда тебя понесло? – Чача потыкал в плечо пальцем. - Я хочу к Гакту. - Не ходи. - Или сейчас или никогда, - в одной из складок постели я обнаружил свои штаны. - Ложись-ка лучше спать, - попытался еще раз Чача. - Я все равно не усну, пока не увижу его. Я весело спрыгнул с кровати и помчался искать своего будущего мужчину. *** Тонкое упругое гибкое тело извивалось подо мной с беззвучным стоном распахнутого рта. Тело вкусно пахло и дышало мускусом, стыдом и страстью. Цеплялись за плечи тонкие пальцы. Упирались в грудь мягкие ладошки. Прекрасный цветок Японии расцветал под моими поцелуями, с чарующим восторгом отдаваясь в каждом мгновении телесного наслаждения. Капельки пота собирались на лбу и ускользали в черных, разметанных на белых простынях волосах. Дышать становилось все сложней, а двигаться все легче. Я любовался его лицом не в силах оторваться. Я слышал свое имя беспрестанно выдыхаемое со стоном. Вдруг дверь отворилась с неуместным шумом, и на пороге комнаты, самым нахальным образом, появился Брайан Молко. Навряд ли можно было не понять наши недвусмысленные позы, но вместо того, чтобы тут же смыться, Брайан улыбнулся всеми зубами и вдруг спросил: - Ой, я это, что не вовремя, да? А дверь открыта была. Я онемел. Танака вжался в меня всем своим хрупким телом и влажно моргал. Брайан тем временем помахал ему рукой. - Простите за беспокойство, мадемуазель. Ну, я тогда за дверью подожду, да? Это был вопрос явно мне адресованный. Не знаю, что на секунду отразилось на моем лице, но вышел Брайан гораздо быстрее, чем зашел. Широко распахнутые глаза Танаки вопросительно смотрели на меня. Я поцеловал его. - Ничего не бойся, - шепнул в приоткрытый рот. Тонкая знакомая и возбуждающая энергия безграничного доверия исходила от всего его существа. Я почувствовал, что завершаю этот танец в последних страстных и требовательных движениях в тот самый момент, когда партнеру нужно не просто согласиться пойти на близость, не просто впустить в свое тело, отдаться, а именно раствориться в другом, стать одним движением, одним выдохом. И Танака растворился. И слезы чистые и настоящие, как он сам, поползли ручейками из распахнутых черных глаз. Я долго целовал эти ручейки. - Спасибо, Танака-тян. - Спасибо, Гакуто-сан, - он произнес это сдавленно, не шевелясь под моим тяжелым телом. Чтобы не раздавить своего партнера, я обнял его руками и ногами и перевернулся на спину. Танака облегченно вздохнул и положил голову мне на грудь. - Хорошо, Танака? - Очень. Мы долго, молча лежали: он, что-то выписывая тонким пальцем по моей груди, я, машинально гладя его по влажным волосам. И если бы кто-то посмел зайти сейчас, я кинул бы метательный нож ему в горло. Не успела закрыться дверь за Танакой, в комнату влетел Брайан. Влетел с криком: - Гакт, я не понял… щас! Он затормозил напротив постели с круглыми в поллица глазищами и растопыренными пальцами. «Морской конек» - зачем-то появилось в голове. - Я не понял! Это же парень? От тебя только что вышел парень! Я, молча, встал с кровати и огляделся в поисках халата. Его растерянность меня забавляла. Халат нашелся ровно за спиной Брайана. По мере того, как я медленно приближался, глаза напротив, становились все больше. И в них был страх, и возбуждение, и любопытство. Но любопытства было больше. А еще он почему-то не отошел. Я наклонился и протянул руку в районе его поясницы, и он прыгнул-таки в сторону. *** - Чача! Чач, ну вставай-ка, - я поелозил по постели спящего уже полчаса друга. - ты мне нужен, вставай, пожалуйста! Он все-таки открыл один японский глаз и тут же зажмурил. - Все-таки он настоящий... - А-то! - я хлопнул его по худой ляжке, - А еще настоящий тот, кто вышел из комнаты Гакта. Этот... парень! И было у них там все по-настоящему! - А тебе-то, что? - Чача развернулся на живот и уткнулся тонким лисьим личиком в подушку. - Ты сказал, он меня любит! - И что? Ему десять лет терпеть пока ты трусы снимешь? - Да, ты… - я взмахнул руками и возмущенно-смущенный так ничего и не сказал. Кажется Чача был доволен паузой. - Идите вы все в жопу! - внутри клокотала слезоточивая обида. Я выкатил из угла чемодан и начал кидать в него разбросанные по периметру комнаты шмотки, косметику, пепельницу, веер и голубое платье. Я делал все это очень громко, ругаясь, шмыгая носом и пиная постель, специально, чтобы Чача заинтересовался моим поведением. Но он молчал, потому что уснул. - В жопу вас! - крикнул я на прощание и, ухватив чемодан двумя руками, поволок по полу к выходу. Я решил уйти. Раз и навсегда. Уйти и больше не возвращаться никогда. Не смотря на единственного в природе англо-говорящего японца. И даже не потому, что до сих пор болели связки в паху, и не потому что мой Гакт (мой Гакт!) отымел на моих глазах другого парня, не потому что меня достали кошки, собаки и его друзья, и я боюсь лабиринтов и не ем суп из осьминогов. Просто... Просто.... Я огляделся. Пространство вокруг делилось на несколько неравномерных частей, каждая из которых толи начиналась, толи заканчивалась дверью или проемом вместо нее. За толстыми стеклами мебель перетекала в стены, стены в коридоры и лестницы, в шторы, картины, вазы и драпировки. Старинные гобелены и невыразительные полупризрачные рисунки сумиэ разбавлялись металлическими гранями ЖК - телевизоров и супер-современной аппаратуры. Наверное, в этом был какой-то безумно-восточный колорит, но у меня от него заболела голова и захотелось есть. Я стек по стеклянной стене на пол и уставился в мозаичный потолок с драконами на облаках. Капец мне! - Ты куда собрался? Наверное, все-таки есть у Чачи сердце. Он, отставив на пол метра бедро и упираясь в него ладонью, нарисовался в одном из проемов. - Хочу найти себе комнату, чтобы жить. Без Ю и кошек. С телевизором и обоями на стенах. Чача походкой с носка на пятку подошел ближе, и что-то вздыхая по-японски, стал затаскивать мой чемодан в ближайшее помещение, потом махнул рукой и головой, предлагая войти. - Я не хочу жить в аквариуме! Но Чача, не слушая меня, вытащил из-за стенного шкафа бумажные ширмы. Стало как-то веселей. Я ни разу не разворачивал настоящие японские ширмы. - Неплохо, да? - Чача с надеждой заглядывал мне в лицо. - Спасибо, мне нравится. - Ну, я пошел, ладно? Я было потянулся к нему, но Чача выставил руки вперед ладонями: - Ты тут устраивайся. Вон телевизор.... С новосельем. - и боком-боком вышел. Я открыл чемодан, включил телевизор, повесил кое-как тигровый диванный плед в проем, где у всех западных нормальных домов находятся двери. Но он уже пятый раз сорвался с ненадежной перекладины сверху и накрыл меня с головой. - Идиотская хреновина! - я поползал под пледом злым, скромных размеров тигром и выбрался наружу. Не справлюсь я один. - Чача! В ответ ни звука. Издевательское хихиканье анимэшек из ящика. Эхо моего голоса. - Ненавижу! - я в сердцах пнул плед, запутался ногой и упал. Быстро поднялся, сжал кулаки, вышел в коридор и заорал: - Вы все ненормальные! Опять тишина. Или нет? Кажется шаги. Блин, твою мать! Я запоздало вспомнил, что по дому бродит Ю, и шурхнул обратно в комнату. И неудачно, потому что спрятался возле зеркала и, взвизгнув от своего же вида, дернулся назад на кадку с пальмой. В голове мелькнуло "я не доживу до вечера". - Гакт! Отпусти меня домой, - я жалобно заскулил, глядя на свое испуганное, замученное отражение. - Перестаньте надо мной издеваться! Я вспомнил красивого парня с миндальными глазами и бледно-розовыми, как цветы губами, его изящные жесты, тонкую гибкую талию и любопытное изумление в мою сторону. Я где-то читал, что азиаты считают уродством большие глаза и губы. Гакт, зачем ты притащил меня в свой дом? Друзьям поржать? Обида и злость, не знаю, что больше сжали челюсти. А я ведь влюбился! Как малолетка. Поверил непонятно во что. Кинул ребят, испортил всем каникулы! Схватив с дивана подушку, я бросил ее в отражение, она отскочила в вазу на полу и выбила сухоцветы. Радостно-озверевший я с разбегу напал на книжный шкаф! Гакт просто не знал, что меня нельзя оставлять в одиночестве, я начинаю дичать.... *** - Гакто-тян, ты это серьезно? - Чачамару, легко подстраиваясь (как ему это удается, ума не приложу) под мой широкий шаг, влетел в столовую, на ходу включил плиту и сунул в раковину чайник. - Они просят эту песню темой для саундтрека? - Почему бы нет? - Тема не совпадает с сюжетом. - Было всегда приятно наблюдать, как Чача, глядя куда угодно, только не себе на руки, приготавливает чай. - А это с какой стороны посмотреть. Посмотрим со стороны режиссера, - собрав ладони в горсть, я определил режиссерское место справа, и тут задребезжали стекла. Мы замерли. Это могло означать одно из двух: либо мое движение руками носило скрытый магический характер, либо кто-то в доме очень громко включил музыку. Чачамару отвел глаза, нервно затеребил пальцами прядь волос. - Чача-сан, ты оставил Брайана одного? - Он уже взросленький, Гакто... - Чача-сан! - я спешно вышел в коридор. Честно говоря, за работой, за кучей дел, разговоров, споров и знакомств, спорта, музыки и черт знает еще чего, я забыл, как утром, удовлетворенный и обласканный Танакой, оставил здесь большие серые глаза, которые дрожали ресницами от стыда и зависти. Которые настойчиво спрашивали: "почему он, а не я?". Я не мог ему ответить, я спешил на работу: "Чача-сан, присмотри за ним, очень прошу". И все, уехал. Я уверен, Чачамару сделал все, что было в его силах, но... Сказать, что в комнате, где грохотала моя хитовая Vanilla царил беспорядок, это значит даже не заглянуть в нее. Беспорядок... Комнаты ровным счетом не существовало. Было перевернуто все, что можно было перевернуть, сорвано все, что можно было сорвать и мелко посыпано тем, что можно было разбить. На диванном тигровом пледе изумительной китайской работы, накинутом поверх поля битвы, танцевала фигурка в самодельной юбке из тончайшей органзы, усеянной золотой шелковой вышивкой, ранее служившей драпировкой для фарфоровой вазы эпохи Хэйан...А.. вазы уже не было. Варварски вырванный с корнем бонсай причудливо извивался в углу, вперемешку с поломанными тонкими стеблями икебаны. Нервно вздергивая вверх руки и подпрыгивая, Брайн пытался изобразить то, что творилось на экране. И, кажется уже не в первый раз, запись была поставлена на "repeat". Он развлекался, как ребенок, оставленный без присмотра. Это было забавно, трогательно и немного грустно видеть, как он повторяет мои движения, как искусно он скопировал мой сценический макияж. Я аккуратно пробрался через осколки и шагнул на плед. - Не крутись так, - я поймал его сзади за вихляющие бедра. Он дернулся, застыл и задрал наверх голову. Я поцеловал его в лоб: - Расслабься, держи такт. Джинсы с низкой посадкой, открывали две ямочки, где поясница переходила в округлости ягодиц, так мило, так сексуально. Я прижал его бедра к себе и положил руку на живот. Брайан все крутил головой, пытаясь увидеть меня под каким-нибудь другим углом. Я даже не представлял, что сейчас с ним происходит. Другой рукой я плотно зафиксировал его плечи на своей груди. Он был еще ниже Чачи, хотя пообъемней. Или, скорее, помягче. Такими приятными бывают плюшевые игрушки в детстве, и я с удовольствием уткнулся носом ему в шею, раскачивая в такт музыки... *** Сначала я подумал, что Гакт меня убьет, когда схватил за бедра, потом все-таки изнасилует, когда прижал к себе, но то, что он собирается танцевать со мной на могиле хрустальных кубков и фарфоровых ваз, было самым неожиданным сюрпризом. Я откинул голову ему на плечо и улыбался, как дурак. Гакт держал крепко и нежно. Почти как Стэф. Нет, совсем не как Стэф. Впервые я ощущал от человека, держащего меня в объятиях, столько непоколебимой уверенности. Уверенности за нас обоих. И, словно почувствовав мое настроение, Гакт и его песня остановились. Он что-то щекотно промурлыкал мне в шею. - Я тоже. Я тоже очень хочу тебя, - и, подняв руки, обнял за шею. Он тут же отреагировал, пустив в ход горячие ладони с длинными пальцами. У меня залетали в голове бабочки, и последней каплей терпения, стала его рука накрывшая меня между ног и потянувшая вверх. - Гакт... – я то ли вдохнул, то ли выдохнул. Бабочки превратились в рождественский салют. Помниться в 12 таков и был мой первый сексуальный опыт. Да, у кого как, а я кончил на салют. - Гакт, стой. Он ослабил хватку, отпустил, я повернулся в кольце рук. Он поднял брови, что-то спросил. А глаза такие сладкие, лукавые. Я глупо заулыбался прячась в челку. - Можно я сам? - И нырнул вниз под кольцо, - ты отвернись, ладно? Я обошел его сзади. Такой стройный, линия к линии, как картинка. Мне опять стало не по себе от своего несовершенства. Все, все! Хватит! Я зажмурил глаза. Решил, значит решил. Я же мужик. Мужик должен держать слово. И снял джинсы. И футболку. И... В общем остался в полупрозрачной занавеске на бедрах. - Все, можно... - я крест-накрест обхватил плечи, спрятав грудь. Выражение лица Гакта сложно было описать словами или хотя бы понять. Что-то между спонтанным восторгом, истерическим смехом и умилением при виде розового котенка на радужном облачке. - Ня. - сказал Гакт. Что бы это могло значить? Я переминался с ноги на ногу, не зная, что делать дальше. Неловкость ситуации начала портить весь кураж. С той же насмешливо умильной улыбкой Гакт опустился на колени и протянул ко мне руки. Осторожно ощупывая ступнями ворс пледа, я подкрался к нему и утопил, дрожащие от желания и боязни не зная чего, пальцы в его руки. Ну, все, началось! Я сел сверху на его ноги, обхватив согнутыми коленями бедра. И моя воздушная юбка скрыла все, что можно было увидеть ниже пояса. Я вцепился глазами в его лицо. Спокойное, уверенное и как бы обнадеживающее. - Гакт, я очень тебя люблю, - я обнял его за шею, - но, прошу, давай мы по-быстренькому. Прямо сейчас. Я приподнялся на нем, крепче обхватил руками и зажмурился. Он что-то шептал, поглаживая рукой по спине. От пяток до подбородка бегали мурашки, братишка стоял по стойке смирно, а на душе было тревожно. Гакт таинственно шептал японские заклинания. - Да, да, Гакт, я согласен. Давай уже. Его ладонь слишком уж томно залезла по бедру под юбку и, совсем уж невыносимо приятно, легла под попу подтягивая к себе. И, о ужас! Когда он успел только! То, что взметнулось под полупрозрачной тканью, так близко, так горячо и твердо... Я задрал юбку и уставился на его возбужденный магнум. - Гакт, нет. - Не отрывая взгляда я осторожно сползал с его коленей. Он не удерживал, - Гакт, ты же не поместишься во мне. Сам прикинь. Я поднял на него глаза. Немного разочарован, но не настолько, чтобы бить морду. Весь оставшийся вечер мне было стыдно. И за то, что перевернул комнату, и за ошеломительный секс-провал, и за долгий, тихий, как бы извиняющийся выговор ни в чем не повинному Чаче. Вероятно, он был оставлен присматривать за мной и не справился. Я печально вернулся в "общую" спальню, прихватив с собой позолоченную юбку и диск с, итак крутившейся по всей голове, песней. Чача, укрепив позиции со всех сторон подушками, сидел посреди огромного траходрома в позе лотоса и увлеченно красил ногти. - С возвращением, - он на мгновение поднял голову, растянул тонкие губы в улыбке и вернулся к своему важному занятию. - Полный капец! Это, все. - я рухнул на постель. Чача терпеливо вынул ватный кружочек, обмакнул в терпко-пахнущую жидкость и стер размазавшийся по пальцу лак. - Ой, извини. - Ага. - Он теперь точно ко мне не подойдет, - я, скорбно ссутулившись, расковыривал ногтем вышивку на юбке, вытаскивая тонкие нити. - Вандал, - сказал Чача, глядя мне на руки. - Что? - Ничего, - он снова растянул лицо в улыбке. - Чач, а у него такой огромный, это его настоящий? Чача сглотнул, кашлянул в сухонький кулачок, поискал чем бы запить или, может, чем кинуть в меня, не нашел. - Брай-тян, ты так не расстраивайся, ладно? Все будет хорошо. Как там у вас? О'Кей! О'Кей, да? - Мне ему в глаза смотреть теперь стыдно, я так опарафинился. - Ты был не готов, - Чача подсел поближе, вытащил из рук истерзанную моими ногтями ткань и аккуратно положил на пол. Его тонкие пальцы, как костяной гребешок залезли мне в волосы. - Я был готов, а теперь... теперь не знаю, что делать... - Сделай ему, что-нибудь приятное, - Чачина рука, успокаивающе скребла мне макушку. - Уже пытался. - Я имею ввиду не новый способ проникнуть Гакто-сану в штаны, - его рука приобняла за плечи, по-настоящему участливо. - Сделай, какой-нибудь сюрприз, не знаю. Что-нибудь удивительное, неожиданное. У него много сейчас работы, но он, поверь, всегда о тебе думает. - Да, уж! На день запер в студии, а потом в спальне. - Брай-тян, так в своей же студии и в своей спальне. Это другая разница. А ты ему дом громишь. Мне опять стало стыдно. - Хорошо, я что-нибудь придумаю. - Умничка! - Чача неожиданно чмокнул меня в висок. - Давай спать теперь. - Давай, - на сердце потеплело. И чувство одиночества и брошенности отступило далеко за пределы японских островов. - Только за волосы больше не держись и не шмыгай в ухо, ладно? - Ладно, - я весело прыгнул под одеяло, - Обнять можно? Чача сделал вид, что уже уснул. Я еще час ворочался, придумывая Гакту сюрприз, потом придумал и тоже откололся. *** Настроение Ю предугадать всегда было сложно. Он мог быть ровным, тихим, улыбчивым, а потом, как отмочить! Вот, как сейчас. Он делал вид, что ему все равно, что Чача остался с Брайаном, причем по своей воле, и, поэтому теперь именно Ю должен шуршать официальными бумагами перед дилерами, менеджерами и администраторами. Он не любил это зам. место. Если Чачамару-сама вызывал у всех волну трепета и уважения, то Ю вызывал зависть, ехидство, глубокий шок или, того интереснее, эрекцию. В свое время я испытал весь этот калейдоскоп чувств по отношению к своему гитаристу. И он это знал, проклятый. Вот и сейчас, положив на стол, подписанные мной бумаги и сжав рукой плечо, он наклонился к уху, обволакивая меня тонким запахом гиацинта. - Может прошвырнемся к Асахиро в клуб, вечерком? - Ю, не время, - я чуть отстранился от дурманящего запаха, - мне не до плясок. Я сейчас не хочу. Ю оттолкнулся от моего плеча. Я нутром почувствовал, что он сжался, как пружина и, сделав усилие над собой, спустил пар. - Чачамару-сан знает, как обращаться с детьми, он понянчится с твоим... э. Да, брось ты, пойдем оторвемся по-человечески! - Ю, перестань, у меня серьезно с Брайаном Молко. - У тебя со всеми серьезно... - Ю чиркнул зажигалкой, к гиацинту добавился запах сигарет. - Он что, так тебе и не дал? - Нет. Опять сорвался. Ю тихо засмеялся. - Анекдот какой-то, Гакто-сан. - Знаю, - я тоже улыбнулся, вспоминая вчерашний вечер. - С ним все по-другому. Он такой... - Тупой? - с надеждой выдохнул Ю клубок дыма. - Чудесный, Ю. Он чудесный. - Гакт влюбился. Я честно посмотрел ему в глаза, и он, не выдержав, отвернулся. Ревнует. А глаза недобрые. - Так давай в клуб к Асахиро, отметим событие, остудим пылающее сердце. - Извини, я хотел пораньше вернуться. Брай скучает. А когда ему скучно он может и дом спалить, или затопить... Я ему нужен. - Ты и мне нужен. Я понял, что еще одно мое "нет", и Ю сорвет со стены катану генерала Такугавы и с криком "Да не достанься же ты никому!" снесет мне полголовы. - Ю, будь сострадательной Квавон, поставь себя на место Брайана. - Хорошо, - быстро согласился друг, нервно тыча окурком мимо пепельницы. - Хорошо, поставлю, Гакт. А ты поставь себя на мое место. - Полтора часа. - Что? - Полтора часа в клубе и я еду домой. А сейчас займись работой Чачамару-самы. - О, это честь для меня! - внезапно повеселевший красавчик, подхватил брошенные на стол бумаги и птичкой выпорхнул за дверь. - Я позвоню, как освобожусь. - Буду ждать! От прибежища Асахиро (самого злачного и именитого бара Киото) я вернулся только в три часа ночи. Пьяный и немного виноватый. Кажется. В спальне оказался только читающий старинный любовный роман Чачамару. И он укоризненно покачал головой. Я пожал плечами, мол, как-то так вышло. Чача углубился в изучение древней китайской иероглифики, давая понять, что дальше мне разруливать придется самому, и я двинулся искать Брая. Нашел сразу, в комнате, которую он недавно вычеркнул из списка жилых помещений. Правда теперь ее было не узнать ни до аварии, ни после. Из мебели виднелся лишь музыкальный центр, где на паузе стоял какой-то диск, прямо на полу была сервирована белая кружевная скатерть. Дорогое шампанское, фрукты и трюфели, несколько странно, но зато вполне по-брайановски, сочетались с роллами, имбирем и бамбуковым китайским соусом. Потухшие гильзы от плавающих свечей валялись на полу, чтобы не наступить на них, пришлось включить свет. Нет, гильзы свечей не просто валялись, они изображали собой довольно изящный иероглиф "любовь". Я заметил, как закручены его хвостики. Чачин подчерк, несомненно. А чем занимался Брайан? Вырезал из километра красного шелка сердечки и расклеивал по всей комнате. Они были везде, даже на потолке, на уцелевшем после утреннего налета зеркале и на чисто вымытом полу. Мне, вдруг, стало как-то неловко в собственном же доме, словно я залез в кладовку и обнаружил дневник бывшего хозяина. А с высокого потолка белоснежными потоками стекала тюль в виде импровизированного балдахина, охватывая внизу низкую тахту, и заливала легкими узорами пол. Нетвердым шагом я направился туда. В общем-то, идти не очень хотелось, и без того, картина неудавшегося свидания глубоко застряла сюрикеном где-то между ребер. Даже дышалось тяжело. Я откинул полог балдахина и со стоном опустился рядом с самодельным оазисом любви из перламутрового шелка и маленького чуда в коротком черном платье без рукавов, в нейлоновых леопардовых чулках на стройных ножках. Он спал на боку, сомкнув коленки и подтянув к груди сжатые кулачки. - Вот это я пролетел, - тихо, чтобы не разбудить и не угодить под обстрел обвинений или того хуже, слез, я отодвинулся подальше. - Ну, не может же так не везти, - шепотом сокрушался я, поглядывая на обиженное даже во сне, старательно отретушированное личико Брайана. Каким-то образом рука, оказавшись на обтянутой нейлоном щиколотке, поползла настойчиво вверх. Он был невероятно соблазнительным, и мне хотелось… так хотелось выгнуть его изнеженное сном, белое тело на этом переливающемся шелке. Но внутри бдительная трезвая часть Гакта остановила пальцы, уже забравшиеся между пятнистых коленок. - Успокойся, кобелина, ты же пьяный в дрова. Иди-ка спать, – я убрал руку и задом вылез из-под балдахина, бросив последний взгляд на Брайана. Словно чувствуя его, он зашевелился и разжал кулачок, из которого выскочил перстень с полосато-коричневым полупрозрачным камнем. Оникс. Мой камень… Чача сдал? Да, какая теперь разница! На глаза навернулись пьяные слезы. Такая трудная дорога от сердца к сердцу. Язык, культура, моря, расстояния, Восток, Запад, зависть, страх. Дыра между желанием и чувством, которую нечем заполнить. Когда же мы доберемся друг до друга? Я поднял перстень и положил рядом с мальчиком в платье. - Всему свое время, мой хороший. Воздух в проеме двери шелохнулся, каким-то внутренним чутьем я понял, что это вышел из комнаты Чачамару. Прошаренный лис, не хочет, чтобы я все испортил. Успокойся мой грозный полководец, сегодня я буду спать один. И подхватив по дороге пузатую бутыль с шампанским, я побрел куда-то. Вглубь. Куда-нибудь туда. Чача медитировал на бар. Уже довольно долго. Задумчиво так скреб ногтями шею, постукивал по стойке пальчиками. Картина эта навевала определенное настроение. Я пристроился рядом, подпер руками подбородок. Какое-то время мы задумчиво разглядывали бутылки на полочках. Я осторожно потянулся за телефоном. - Привет, Джу, хватай Рюи и всех, кто в голову придет, и ко мне! – без предварительных ласк скомандовал я. В ответ услышал «ааааа!» и гудки. Чача медленно, с лицом человека познавшего Дао, повернулся ко мне: - Сходить что ли за Ю? Из студии выкопать, или сам прибежит на запах…. - Сам прибежит! – я весело хлопнул друга по плечу. Тот согласно кивнул. Гостиная постепенно заполнялась людьми. Они рассаживались кому где удобно, приветствовали друг друга, оживленно переговаривались. Я, за барной стойкой, разливал спиртное, обнимал и целовал вновь прибывших. Чачамару-сан возился возле компьютера, настраивая музыку, за руку чуть выше локтя его держал Брайан. Он крутил по сторонам головой и часто дергал нового друга, тыкая пальцем в гостей. Чача отрывался от компьютера, терпеливо что-то объяснял на английском. Мияви почти лег на стойку, перегнувшись ко мне: - Гакто-сан, слушай, ты же концерт в конце недели даешь, по новому синглу? Я кивнул. - А кто на разогреве? А гости приглашенные будут? – Мияви, явно напрашивался. - Будут, две-три команды. Позову у кого программы посвежее, - я подумал и довольно громко добавил, - а на разогрев я приглашу, европейскую группу Placebo. Как думаешь, Мияви, хороший ход? Брай услышал знакомое слово и принялся трясти Чачамару. - Чачамару-сан, спроси у Брайан-сана, будет он у меня на разогреве выступать?! Чача перевел на английский. Брай оглядел заинтересованные лица музыкантов, с вызовом уставился на меня, потом смачно облизал средний палец и демонстративно показал его мне. Музыканты заржали, я наклонился к Мияви: - Все, вакансия свободна, я подумаю над твоей кандидатурой. Скоро Брайан, обалдевший толи от переизбытка японского языка, толи от количества выпитого алкоголя, начал заигрывать со всеми подряд, перестал прижиматься к Чаче, строил глазки, смеялся, даже Ю подмигнут, от чего у последнего выпала изо рта сигарета. Чача что-то рассказывал ему, как я понял про Джу и Рюи, Брайан хихикал, наиграно закатывал глазки и махал всем ручкой. Где-то в середине вечеринки, когда все уже основательно набрались, признались друг другу в любви, и выяснили, что каждый в отдельности является самым лучшим музыкантом из всех здесь присутствующих, решили выпить в честь хозяина дома. Талантливость и величие хозяина уже давно не обсуждались. Он же Бог? Бог! Че тут скажешь? И начали пить за богов, за всех подряд, за родовых, за клановых, за богов удачи, любви, счастья и, конечно, - музыки! - Кампай! – орал Брайан, единственное понятное ему слово, потом оторвался от Чачи, подпрыгнул и с криком – Я буду петь! - отобрал у Ю гитару, тот лязгнул зубами, но драться не полез. *** Он подошел, низко наклонился, сгреб меня за талию и прижал к себе. По всему телу приятно растеклось его тепло. Что-то сказал, указывая на коридор. Я закивал: - Конечно, Гакт, пошли, я с тобой хоть на край света! Идти было сложно, но весело, потому что Гакт все время обнимал меня по дороге, заботливо предотвращая столкновение лба со стеклянными перегородками и многочисленными предметами интерьера. Путешествие закончилось спальней. Ничего себе! Он поставил меня на кровать, так, что я стал даже чуть-чуть его выше. Лениво разделся, лег и похлопал рукой рядом с собой. Ой! Голова шла кругом! Я поковырял ремень, понял, что не справлюсь с этой сложной конструкцией и беспомощно взглянул на лежащего Гакта. Тот еще раз требовательно похлопал по постели, рядом с собой. - Да, ложусь-лажусь…. На ватных ногах подошел поближе, почти рухнул рядом. Комната сейчас кружится или голова? Гакт накрыл меня одеялом, снова улегся. Вот мы и оказались в одной постели! Я развернулся к нему лицом. Блин! Какой же он клевый! И красивый, аж смотреть больно! Лежит не шевелится, только внимательно смотрит улыбчивыми глазами. - Гакт, я тебя хочу! Давай займемся любовью! Молчит, ни хрена не понимает. Японец, блин! – Позови Чачу, он тебе переведет. Ты – классный! – Я попытался пододвинуться поближе, тело слушалось, но неохотно. – Гакт, ты что такой тупой? А? Я протянул к нему руку… Последнее, что помню, это как он осторожно взял мое запястье, развернул ладошкой вверх и положил себе под щеку. *** Когда вечером следующего дня он появился в проеме дверей гостинной, я понял, зачем он пришел. Я не ошибаюсь в таких делах. Это было видно по его испуганно-тоскливым глазам, по неловкой, как будто изломанной позе, по тому, как он нервно теребил оби кимоно, наспех завязанное узлом вперед, по тому, как он нерешительно переступал босыми ногами на месте. Королева решил-таки отдать свою девственность! Я едва сдержал улыбку и спокойно наблюдал за ним, лежа на диване. Он так и топтался в дверях, рассеянно водил глазами по комнате и, вскользь по мне. А я боролся с желанием рассмеяться от этой комичной и трогательной картины. «Ну, давай! – мысленно подгонял я, - посмотрим, как далеко ты зайдешь». Брайан еще какое-то время с одухотворенным лицом ценителя искусства, поразглядывал интерьер, повернулся ко мне и потопал ровно в мою сторону. Я снял очки, отложил книгу. На полпути он нерешительно остановился и уставился на свой педикюр. Как раз вовремя – губы все же дернулись в усмешке. А еще…. Мне нравилась эта нерешительность: трогательная, искренняя, наивная. Время шло. Брайан стоял, не зная, куда себя деть, и молчал. «Все что ли?» - подумал я и, как будто услышав, мальчик на секунду поднял на меня огромные испуганные глаза, и я понял, что стоять он тут будет до утра, или пока его не переставят на другое место. «Боишься. Чего? Близости? Меня?» Я встал с дивана, подошел. Поднял руками его лицо, внимательно вглядываясь в расширенные зрачки. Он смотрел нервно, но уверенно. *** Снова стало страшно. И обидно. За себя и за то, что я какой-то не такой. И захотелось то ли высказаться, то ли потянуть время. Я знал, что он меня не понимает, но говорил: - Гакт, знаешь, я страшно боюсь. Очень-очень. Но мне так хочется быть с тобой, что кажется, я смогу… Я бы не с кем, ни за что не стал бы… я даже думать об этом не хочу… но, ты так смотришь на меня иногда, что мне становится жарко. Еще, мне всегда хочется тебя трогать, не знаю почему… А когда тебя нет дома, я представляю, что ты рядом… вот так, как теперь. Я знаю – это будет больно и грязно. И, может быть, ты потом будешь ко мне относиться по-другому. Но, я все равно… Пожалуйста, Гакт, не оставляй меня потом… Хотя, может быть, с тобой это будет по-другому, с тобой же все по-другому, да, Гакт? Я замолчал, а Гакт все смотрел и смотрел в меня добрыми глазами, держал в теплых руках мое лицо и что-то начал говорить. Я не понял что, но что-то очень хорошее… *** - Я буду любить тебя, - сказал я. – Я буду любить тебя долго и очень нежно. Так, что ты никогда об этом не пожалеешь. Так, что много лет спустя, вспоминая меня, ты будешь краснеть и задыхаться, и твое тело будет дрожать. Я сделаю это так, что ты будешь счастлив. Так, чтобы ты просил меня не останавливаться, – рука скользнула на шею, ниже по плечу, скидывая тонкий шелк бирюзового кимоно, - Ты запомнишь навсегда. Ты будешь смеяться над своими страхами. Ты будешь плакать от удовольствия. Я напою тебя нежностью. Я отдам тебе всю свою страсть. Я буду любить тебя. Нежно и так долго, что ты не будешь видеть, что перед твоими глазами. Я сделаю это прямо сейчас. *** Он целовал нежно и крепко одновременно. Женщины так не целуют, так целуют мужчины. В голове поплыло, я не помнил, как здесь оказался и зачем. Хотелось прикасаться к этому человеку, тому который чуткими губами скользил по шее, осторожно гладил руками плечи и шептал что-то ласково-непонятное. Он оказался горячим и твердым, и одежда на нем была чем-то лишним. Я потянул парку вверх. Гакт на мучительное мгновения оторвался от меня и, в появившейся в глазах резкости, я видел, как в замедленном кино, что он снимает парку, потом штаны вместе с бельем. Машинально проводит рукой по всей длине возбужденного члена вверх, потом вниз. От этого движения сразу стало зябко, и я потянулся к его руке: - Не трогай себя, трогай меня… Гакт мягко привлек к себе. Как хорошо с его горячим телом! А губы у него ядовитые – мягкие и вызывают привыкание, и частичную парализацию. Потому что, когда его целуешь, даже не думается о том, что рядом с тобой стоит голый возбужденный мужик, развязывает халат, скидывает его на пол, а к обнаженному животу прижимается одна из самых выдающихся Гакто-частей. Часть подрагивала. «Господи! Как я ЭТО сделаю?!» Уже вслух: - КАК, Гакт? Он улыбается мне в лицо, гладит руками спину и чуть ниже. Прижимает так, что я тыкаюсь носом и губами в его твердую бежевую грудь. - Гакт… ты такой красивый… Он снова улыбается, сузив раскосые глаза, и подносит палец к моим губам. - Тсс…. Никому не говори. На заднем плане жалобно всхлипывает сознание: «Это он что, ПО-АНГЛИЙСКИ сказал»? Но, тут же отключается, потому что сильные руки отрывают меня от пола и куда-то несут. Я оказался сидящим на диване, Гакт стоял передо мной на коленях, не отрываясь от губ, ласкал пальцами все тело одновременно, нажимая на мне какие-то невидимые включатели «обалденных ощущений». Это длилось бессовестно долго и мне хотелось еще и еще, но он…. *** Я легко снял его с дивана и насадил на себя. Брайан с криком выгнулся в пояснице, уперся в меня всеми конечностями и дернулся было обратно. Я едва успел прижать его бедра к своим и почти неподвижно зафиксировать. Ласково, но уверено произнес: - Брай, постарайся расслабиться, не делай себе больно. Я все равно тебя не отпущу. То ли от звука родной речи, то ли от осознания нелепости ситуации (нужно было столько раз переступить через свои страхи и комплексы, чтобы вот так бездарно соскочить, тем более, когда все уже произошло), Брайан действительно перестал дергаться и, ошалело смотрел на меня широко распахнутыми глазами. - Больно – еле выдохнул он. - Ну, что же ты, - ласково прошептал я, - доверься мне. Он часто закивал, закрыл лицо маленькой ручкой, а другой с такой силой вцепился в мое плечо, что мне на мгновение стало страшно за него. *** «Это кончится, скоро, кончится» - уговаривал я сам себя, зажмурив глаза и чувствуя как Гакт крепко прижав меня к себе, медленно двигает бедрами вверх и вниз. Наверное, он смотрит на меня. Стыдно. Прости, я не смог…. Между этой мыслью и желанием извиниться вслух меня накрыло! *** Наконец-то первый крик уже не от боли. Со стоном. Выгибая спину. Разжимая пальцы, нервно вцепившиеся в мое плечо. Распахивая изумленные глаза. Долгое мгновение смотрит на меня и тут же обхватывает за шею, привлекая к себе, жадно и требовательно впиваясь в губы и одновременно выдыхая: - Хорошо! Гакт, хорошо! И хрупкое тело напряглось, стараясь попасть в такт моим движениям. Я больше мог не держать его, я мог его ласкать, одной рукой направляя на себя. Брай отдавался страстно с остервенением. Я только успевал сдерживать его, чтобы избежать ненужной боли. Но с таким темпераментным партнером это было почти невозможно, и Брай вскрикивал, то от боли, то от наслаждения. Пришлось уложить его на пол. Он удивленно посмотрел на меня, схватил за предплечья и потянул на себя… *** Изящные горячие пальцы, едва касаясь тела, доводили до изнеможения, губы чувственно и влажно ласкали руки, плечи, лицо. Гакт подался вперед и провел пальцем по моим губам. - ГААААКТ!!!!!! Возвращение к реальности произошло так же внезапно, как и выключение из нее. Мир вокруг стал осязаемым и конкретным: с болью в ногах и горле, с отдышкой, с ощущением мокрого горячего тела под руками. И реальность заключалась в следующем. Гакт приподнялся на коленях, оторвал меня от пола, аккуратно переложил на низкий широкий диван. (Черт! Как ему удается так легко таскать меня с места на место?). Недолго возился в ногах, потом улегся сверху, осторожно положив голову мне на грудь. Я погладил его по влажным волосам. Тело отходило медленно, саднило. Гакт лежал так, пока мое дыхание не пришло в норму, потом поднял голову, хитро и ласково посмотрел на меня: - И что? «Произношение сносное», язвительно уточнило сознание, заливая лицо красным. - Я никогда не пожалею… Многозначительное «Мммм…», он привстал, перевернулся на спину и потянулся за сигаретами. Какое-то время, молча курили одну на двоих. Здорово! Гакт задумчиво выдыхал дым в потолок и иногда странно на меня поглядывал. - Слушай, Брайан-тян, а откуда вообще такая идея, что я оставлю тебя потом? Я обнял его и уткнулся носом в грудь: - Я дура, просто. - Ммм! - Гакт, а о чем ты говорил перед сексом? - Собственно об этом и говорил, – тихо смеясь, он поцеловал меня в голову. *** Брай сидел напротив, болтая ногами, на высоком стуле, еще мокрый от душа, мечтательно улыбался и что-то мурлыкал под нос. Я наливал вино, разглядывая это милое родное существо, и старался зафиксировать новые ощущения, появившиеся во время нашей близости. Ощущения были странные, как будто он хотел, но не до конца, доверял, но тоже как наполовину. С одной стороны, вроде весь нараспашку, а внутрь не пускает до конца. Что это? Защита? Очень ранимый. Переживший много боли?… Эта странная реплика «возможно будешь относиться по-другому», и дальше «но я все равно»… тебе ведь не все равно. – я протянул руку через бар стойку, Брай потянулся к ней лицом, так, что мне показалось, что хочет поцеловать, но он мирно устроил личико на ладони и что-то невнятно мяукнул. Не доверяет. Но очень хочет доверять. И даже сейчас, избегает смотреть мне в глаза. Стыдится? -Хай! – в столовую вошли Ю и Чача. Чача протянул руку Браю, привычным жестом привлек его к себе, потом также поздоровался со мной. Ю демонстративно прошел за стойку, отвел протянутую мной руку и неожиданно крепко прижал к себе, целуя в губы. - Привет, Ю. Я тоже тебе рад. - А я-то как скучал! Брайан опустил голову и что-то разглядывал в стакане. Возникшую паузу технично ликвидировал Чача. - Гакто-тян, мы посмотрели, освещение ни к черту, там как в подвале, мы на сцене потеряемся… Он подробно принялся описывать все преимущества и недостатки помещения, в котором пройдет концерт – презентация нового сингла. А Ю, тем временем, продолжая обнимать меня одной рукой, злобно сверлил взглядом поникшего Брая. Тот поднял голову и спросил, глядя не на меня, а на руку Ю на моем бедре. - Я пойду, ладно? - Я бы хотел, чтобы ты остался… - Тогда пойду я! – Ю слегка оттолкнул меня и направился к выходу, бросив напоследок, - Гакт, рот прополощи, вишневой помадой несет! *** Чача даже дернуться не успел, а я моргнуть, когда Гакт рывком перемахнул через бар стойку, и в следующее мгновение Ю лежал сбитый с ног на полу, настолько сильно прижатый телом Гакта, что было не понятно целуются они там, или орут. Орали. В основном Гакт. Чача немного поколебался и решил не вмешиваться, только одобряюще улыбнулся мне – Сиди пока! - А он что подумал, что я их разнимать ринусь?! Тем временем, Ю умудрился вывернуться и от души врезал Гакту, тот свалился на пол, громко рявкнул, вскочил и тут же кинулся к Ю. Кино. Японское. Про самураев. В руках предательски задрожал стакан. Я не люблю драки… *** - Ты уже человечков, как собачек заводишь! – яростно орал Ю. - Не смей! Это не твое дело! Я не учу тебя жить! - Конечно, ты меня уже научил! Жить тобой! Это было обидно, это было ниже пояса. - ЧТО?! – увернувшись от удара в нос, Ю получил с ноги в живот, перехватил мою ногу и рванул на себя теряя равновесие и придавливая меня всем весом. Железным кольцом рук я обхватил его плечи и прижал к себе. – ЧТО ты сказал, Ю? - Да, что слышал! Здесь только Гакт живет, так, как он хочет, а все остальные живут так, как хочет Гакт! Я разжал руки и тут же с локтя получил в скулу. С такой короткой дистанции было не больно. Гораздо больнее было слышать от лучшего друга несправедливые упреки. Напрягшись всеми мышцами, я схватил его за отвороты рубахи и швырнул в стену. Оттуда что-то звонко брякнуло, когда Ю снова впечатался спиной, уворачиваясь от очередного удара. *** Все замерли. Чача, воспользовавшись паузой, стремительно бросился к дерущимся, просунулся между ними, внимательно посмотрел снизу вверх на одного и на другого, развел в стороны руки и что-то выкрикнул на своем. Отчего Ю тут же сполз на пол, а разъяренный Гакт еще подергался на месте под пристальным взглядом своего гитариста, но все же опустился рядом. Чача долго монотонно говорил, обращаясь то к одному, то к другому. Ю кивал, Гакт зло зыркал на всех голубыми линзами. - Пойдем, Брайан-тян, - Чача подошел ко мне, взял тонкой кистью стакан из моих рук, подумал, взял бутылку тоже, потом мою руку и направился к выходу, – им поговорить надо, - пояснил он, - один на один. *** Когда я почувствовал, что могу держать себя в руках, я повернулся к Ю и посмотрел ему прямо в глаза: - Ю, это правда, то, что ты только что сказал? – он тяжело дыша смотрел на меня исподлобья, молчал, - если правда, забей меня до смерти – я провалил самый главный проект в жизни! - Нет, не правда. Прости. Просто, ты время от времени, выкидываешь что-то, что ни в какие рамки не лезет. - Что тебя так бесит, Ю? - Ты так серьезно готовишься к европейскому туру, что решил заселить дом европейцами? Крутой пиар маневр! - Ю, ты что несешь? – я, возмущенно толкнул его, - причем здесь евро-тур? Он просто мне нравится… - Нравится, - передразнил Ю, устало откидываясь спиной на стену. – Домой-то зачем тащить? Потрахались в гостинице – разбежались, нафиг так-то? Ю как будто не знал с какой стороны зайти. - Чача-сан вообще говорит, что это пахнет скандалом! Он же не просто пацан, он – звезда европейская! Чача-сан говорит и ничего не делает! А тебе вообще похрену! - Чача-сан, по-видимому, доверяет мне. И знает, что я не допущу скандала. Я видел, что Ю плохо, он готов расплакаться. - Ю, причем тут Чача-сан, собачки и евро-тур, а? – я погладил его по ноге, - Ю, что случилось? - Он тебе нравится? Сильно? - Ю, не смей! - Знаю-знаю, не мое дело! – фыркнул он, нервно сбрасывая мою руку. Я пододвинулся ближе и обнял его колени. - Не то, чтобы не твое… но давай ближе к глубокой старости будем рассказывать друг другу о своих любовниках и любовницах. Ладно? Он долго молчал, тер рукой глаза, потом тихо сказал: - Я люблю тебя, Гакт… - голос осекся, и Ю заплакал. Я провел рукой по его лицу: - Я тоже люблю тебя, Ю, но я не мешаю тебе жить… - Я живу с тобой! - Ю, почему ты думаешь, что что-то изменится? Вот не менялось – не менялось, а теперь пойдет по-другому! Ты всегда в моем сердце! Понимаешь это? Всегда! Я не могу без тебя жить! Почему ты думаешь, что я изменю? Тебе! Мимо нас бесшумно прошел Чача, уводя за руку Брая, который, обходя Ю, постарался слиться со стеной. - Видеть его не могу! – зло процедил Ю. - Перестань… - Мне тебя не хватает… Я поцеловал его в коленку. - Ю.. Он отмахнулся: - Да, понимаю я все: работа-работа-работа…. Но в те редкие минуты, когда мы не работаем, не мотаемся по фото-сессиям и студиям, не напиваемся с очередными «срочными» и «важными» проектами, ты заводишь очередную собачку, или… - он тактично замолчал. – Я временами ненавижу весь мир, потому что ты у него есть, а у меня – нет, – он вытер лицо руками, вздохнул, помолчал. – Ладно, Гакт, я не ревную тебя к нему, мне охота хоть иногда быть с тобой и только с тобой. Я уткнулся лбом в его колени. - Ю. Милый. Ты же можешь, в любое время… Он взъерошил мои волосы, грустно усмехнулся: - В какое? - Не рви мне сердце, Ю! В любое! Он наклонился ко мне красивым лицом, осторожно убирая, прилипшие ко лбу и щекам волосы, долго разглядывал и неожиданно предложил: - Гакт, пойдем в спальню. Я сглотнул. Его тихий низкий голос электричеством прошел по позвоночнику. - Пошли. Ю накинулся на меня столь стремительно, что я не удержал равновесия и упал на постель. Красивые родные губы, стройное гибкое тело. С возрастом, он только хорошеет! После бурной пятиминутной возни на кровати, я, смеясь, отстраняю его: - Ю, давай попробуем раздеться? Он улыбается, принимает вертикальное положение, расстегивает рубашку, неотрывно глядя, как я раздеваюсь. Из кармана брюк достаю презерватив, демонстрирую его Ю и ложу на край кровати. Он жеманно дергает плечиком и посылает мне воздушный поцелуй. - Иди ко мне, - медленно опускаюсь на колени, Ю садится передо мной, подставляя лицо и тело под поцелуи. Гладит по груди и животу. Шепчет: - Гакто, знаешь, почему от тебя невозможно оторваться? - Ммм? - Каждый раз, занимаясь с тобой любовью, я чувствую, что ты только мой, что любишь только меня, что я у тебя единственный, и, что…. Он, наверное, еще что-то хотел сказать, но так как мои поцелуи были уже значительно ниже пупка, получилось только невнятное слово и тихий стон… …Терпеть сил не было. Я оторвался от губ любовника: - Сейчас, Ю…. – пошарил рукой по постели. Нет. Упал, что ли? Улыбнулся, - Сейчас… Тот, понимающе кивнул, откинулся на подушках. Я заглянул под кровать… - Гакт, - позвал Ю, - что-то потерял? Это? Я поднял голову и чуть не упал с кровати. Ю крутил в тонких пальцах полупрозрачный пакетик. - Ю?....? - Что?...? –в тон мне улыбнулся друг и игриво добавил, - Иди ко мне, мой мальчик. - Хорошо, - наигранно обреченно выдохнул я, - иду… Он, церемонно придерживая меня за поясницу, дежурно чмокнул в губы, уложил на спину и деловито принялся устраивать мои ноги на нужном расстоянии. - Ю, блин, я умею! Давай уже! Он морщит красивый носик: - Дай хоть поиздеваться немного, – потом нарочито долго устраивается в ногах, возится с презервативом, пока нас трясет от смеха и возбуждения. С Ю всегда так, он может превратить в анекдот и завтрак и секс. - Ю!!!! - Да, милый, не волнуйся так, я постараюсь быстро и не больно! - Сволочь! Он тут же наклоняется ко мне, уже с серьезным лицом: - Не отворачивайся и не закрывай глаза, - просит Ю, приподнимая одной рукой мои бедра. Сдавленным от возбуждения шепотом: - Я помню-помню… Ю медлит, слегка надавливает, но не входит. Это возбуждает еще больше… - Ты нервничаешь? - Немного… - Давно не…? – пытал Ю неприличными вопросами. Я кивнул. – приходи почаще, нервозность снимать. Во рту пересохло, я закусил губу. – Давай я, - Ю наклонился, надавливая сильнее, провел языком по моим губам. На секунду дыхание сбилось. - Ю, прекрати издеваться! Я не могу уже! Ю покачал головой, продолжая мучить мои губы и нежно прошептал: - Я дольше ждал. Потерпи, милый, – друг целовал мое лицо. – Я просил не закрывать глаза! - Да, конечно, забылся… - Любишь меня? – Ю внимательно смотрел мне в глаза, казалось, даже не моргая. - ДА! – вырвалось с криком, потому что он неожиданно резко вошел. Возбуждение, смешанное с болью, выгнуло позвоночник, но я не закрыл глаза и не отвернулся… - Люблю! Люблю тебя, Ю!... ….- Я всегда буду тобой восхищаться, божественный Гакт, и мне всегда будет тебя мало. - Не говори так, Ю, это печально. Он стоял перед зеркалом, затягивая ремень на джинсах, а я изображал на кровати моргающий труп. Здорово он меня оттаскал, от всего сердца. Во всех мыслимых и некоторых немыслимых позах, каждый раз, снова проникая в меня, настойчиво требовал смотреть на него, не отворачиваться, не моргать. - Ты – извращенец, Ю! - Да, ты уже говорил, смотри сюда.. Смотрю, сдерживая естественный порыв тела запрокинуть голову или зажмуриться. Я лежал и думал о том, что если буду спать со всеми, кто со слезами на глазах признается мне в любви, то можно не одеваться и не выходить из спальни никогда. А что? Продам машины, шмотки, – зачем они мне? Куплю на вырученные деньги презервативы и носовые платки… - Знаешь, почему с тобой так хорошо? - Потому что ты чувствуешь себя единственным… - А знаешь, что я чувствую, когда думаю, что наверняка, все твои любовники чувствуют то же самое? Я поднялся с кровати, подошел и крепко обнял его. - Ю, так как тебя, я люблю только тебя и больше никого, а остальное ты знаешь. Он положил голову мне на плечо: - Я счастлив с тобой, Гакт. - И я с тобой. - Оденься, а то я тебя снова трахну, - лихо слил он торжественный момент. - Да, хоть всю ночь трахай, мне нравится. *** Мне не нравится японская кухня. Даже не могу представить, как можно есть столько рыбы. И чай зеленый тоже совсем не вкусный. Правда, один мой знакомый сказал, что через год, если постоянно пить, ты уже жить без него не сможешь. Это наверно, какой-то особенный наркотик. Китай и Япония на нем плотно сидят. Может поэтому у них такой странный цвет кожи? И такая тяга к жизни. Или это из-за рыбы? Переизбыток фосфора в организме? Такие белые зубы и горящие глаза. Они холодные и всегда невозмутимые. Их губы приторно-красивые, их движения до одури соблазнительны. Они не удивляются, ведь удивляются ошибкам, но они не ошибаются. Они знают где, как и когда. Я ненавижу эту педантичность, она делает человека мертвым. Я всегда ошибаюсь и за это, один из них меня ненавидит, а другой смеется. - Пойдем, Брайан-тян, - тихий голос Чачи, его тонкие, но сильные руки пытаются отодрать меня от прозрачной стены, как улитку со стекла аквариума. – Не надо смотреть. - Он надо мной смеется. - Пойдем со мной. - Все это не понятно. Все это слишком. Два гибких мужских тела переливались друг в друга, так естественно и так не скромно, ведя страстный диалог-пантомиму. - Они давние друзья, Брайан-тян, - пытаясь выяснить, что я сейчас чувствую, Чача щурил черные блестящие глаза. - Не говори ничего. Я отвернулся только тогда, когда сцена за стеклом подошла к завершению. - Антракт, - у меня пересохли глаза и губы. - Брайан-тян, ты должен понять, – успокаивающе мурлыкал Чача. - Я не смогу понять. Мне хотелось, чтобы Маленький Вук замолчал наконец, перестал заставлять меня думать и исчез. Если я буду думать, то наверняка сделаю еще хуже. Я пошел в сторону большой спальни. - Чача, ты не поможешь собрать мои вещи? - Брайан… - Да-да, я не должен был ничего видеть, это не мое дело и я совсем не знаю какой он. - Доверься ему. – Чача словно тень плыл следом. - Я смешной. Появилась ноющая боль внизу живота и, кажется, кости стали совсем хрупкими. Голова пошла кругом. - Чача, где мой чемодан? – я прислонился лбом к стене и скатился по ней вниз. - Тебе плохо? - Я не знаю, - в глазах заплясали светлячки, и я вырубился. *** Когда я вернулся в комнату Брая, он уже спал. Почему-то в одежде. Почему-то под присмотром Чачи. - Ты позволишь мне?.... – я указал на место рядом со спящим мальчиком. Чача оторвался от ноутбука. Было в его лице что-то напряженное, как будто он хотел что-то сказать и не решался. - Чача-сан, ты или говори, или дай уже лечь. Я очень-очень спать хочу. Чача встал. - Спокойной ночи, Гакто. – он крепко обнял меня, и чувство тревоги мгновенно передалось. Но усталость уже не дала сосредоточиться. Я разделся (третий раз за этот вечер), забрался под одеяло. Брайан мерно выдыхал приоткрытым ртом. Я осторожно перевернул его спящего на спину. Расслабленное личико, чуть дрожащие веки, спутанные волосы, прилипшие к щеке. Трогательно-беззащитный. Ну, и наделал ты переполоха в Японии, мой хороший. Я обнял его и закрыл глаза, с надеждой, что сегодняшний день зачтется мне, ну, как минимум за два года. Проснулся с ощущением тяжести на груди и где-то в районе паха. Осторожно пошевелился. Брайан все еще спал, закинув на меня руки-ноги и уткнувшись носом в подмышку. Попытка незаметно освободиться привела к тому, что это чудо сонно потянулось, по дороге зацепив мой подбородок, и распахнуло удивленные глазищи. Какое-то время он неопределенно моргал, разглядывая меня, потом, сориентировавшись в пространстве, улыбнулся: - Утро уже? - Утро-утро. – я развернул его на спину и навалился сверху. – только очень раннее. Ладошки уперлись в грудь, Брай нервно заерзал подо мной. - Гакт, слезь, ты же это… голый. Я засмеялся в смущенное личико. - Брайан-тян, ты что голых мужчин стесняешься? Мальчик подо мной трогательно покраснел и почти шепотом добавил: - Ты тяжелый, слезь с меня… - Нет, - я отрицательно помотал головой, - мне так удобно. Он, наконец, справился со смущением, в серых глазах запрыгали веселые черти: - Ага! А завтра в газетах напишут: «великая британская звезда, кумир молодежи, был раздавлен на рассвете телом неизвестного азиата, личность которого устанавливается». Смеясь, я приподнялся на локтях, и он тут же ловко вынырнул, уселся на кровати, обняв подушку. - Итак, - я натянул штаны. – сейчас время для тренировки, можешь пойти со мной, если интересно, потом завтракаем и выезжаем, хочу познакомить тебя с одним господином… - Каким господином? – Брайан напрягся. - Киото! Пообедаем в одном итальянском ресторане. К 16 часам нужно будет вернуться. У меня генеральная репетиция. Вроде все. Как план? - Сойдет. Мы только одно упустили в моем замечательном плане. Завтра утром группа Placebo улетала из Японии. *** - Бри? - А? - Не уснул? – Стэфан встряхнул за плечо, я вернулся в гостиничный номер. – Давай, помогу. Он потянул из моих рук голубое кимоно, я вцепился в него десятью пальцами. - Спасибо, не надо. Стив сидел на застланной постели в наушниках, на коленях лежал журнал и он сосредоточенно перерисовывал какие-то иероглифы маркером себе на предплечье. Занят. Два его чемодана, уже давно упакованные, монументально стояли у стены. Да, ещё был пакет с веерами, махающими лапой страшненькими кошками и японскими комиксами. Интересно, что за подарки приготовил своим друзьям Стэфан? Что-нибудь необычное, как всегда. Он это умеет. Музыкальные диски с Ёшики, Мияви, Марис Мизер, кучу редких фотографий с кучей редких музыкантов, самозаписанных видюх. Может даже выкопал где-нибудь деревянные шлёпки или косметику, которой красятся гейши. А я? Что я привезу своим друзьям? Кошкину шерсть, прилипшую к футболке? Запах сигарет Jocker? И вагон воспоминаний, которыми я никогда ни с кем не смогу поделиться. Стэфан, мой длинный, уютный, милый Стэфан, перешагнул развороченный чемодан. Деловой, как всегда собранный. Нет, и с ним не буду делиться. Он сам не захочет говорить о нём. Я спрятал лицо в голубой шёлк, исподтишка наблюдая, как сгибается и разгибается тонкий жилистый торс друга, как большие длинные ладони что-то подбирают, сворачивают, укладывают. Я перевёл взгляд на Стива. Рисует. - Стэф, мне надо тебе кое-что рассказать. - Да? - Пойдём в ванную. - Зачем? Стив музыку слушает. Рассказывай. Я бросил кимоно в чемодан и, взяв за руку Стэфана, потащил его в ванную. Ну и, закрыл двери на замок. - Что с тобой случилось?- Он как всегда был терпелив. - Я вдруг подумал… Ни хрена я не думал, просто подошёл, обнял за талию и начал целовать голую грудь. - Бри? – Он растопырил руки, насколько позволяло небольшое пространство, и попятился вместе со мной назад. - Давай, Стэфи, - я прижал его к стене. - Что-то здесь не так - Да, брось, ты, - я гладил его плечи,- ты ведь хочешь этого. - Может быть, но... - Никаких, но. - Брайан, - он остановил мои руки, - ты плачешь? - Нет, - я провёл ладонью по щеке. – Ой, блин. - Он, - Стэфан выдержал паузу. – Он обидел тебя? И я заревел. - Я переспал с ним. - Ох, ты батюшки! – Стзф по-матерински прижал мою голову к себе. – Хочешь здесь остаться? Или тебе так понравилось, что решил поделиться опытом с лучшим другом? Я улыбнулся сквозь слёзы. Мы вышли из ванны весьма целомудренно поглядывая на занятого своими делами Стива. - Стэфи, один вопрос. Только ответь честно и не задавай других вопросов. - Конечно. Я прищурился, чтобы внимательнее разглядеть насколько честные и серьёзные у него глаза. Честные. Пожалуй, серьёзные. - Если бы твой любимый человек на твоих глазах переспал с другим, что бы ты сделал? - С кем он переспал? - Просто, ответь. - Я бы пожелал ему счастья. И себе тоже. Я бы собрал чемодан и улетел в Лондон. Это – больно. Возможно, жестоко. Наверняка, обидно. Но это не конец. У нас с тобой впереди целая история. Мы же группа. Мы семья. А в семье никто друг друга не кидает и не предаёт. Я повернулся в сторону Стива, он, сняв наушники, улыбаясь слушал Стэфана, а тот наклонившись тихо прошептал в ухо: - Кто это был? - Ю, - бросил я и полетел в открывшиеся объятия Стива. Продолжение следует…