Помощь

      Снаружи уже несколько дней подряд шел дождь, что совсем не помогало улучшить настроение жителям дома.       Билл, устало подволакивая ноги, направлялся в подвал. В мыслях он уже представлял, как, сев на ящик и прислонившись к горячей печке, будет наполнять легкие табачным дымом, прикроет глаза и вслушается в тихий писк крыс. Идеальный отдых после долгого напряженного дня.       Но его мечтам не было суждено сбыться: в полутемном подвале уже кто-то сидел. Подпольщик прищурился и увидел в тусклом свете печного огня худенькую вздрагивающую фигурку, забившуюся в угол. Щелчок выключателя - и фигурка, еще раз вздрогнув, еще больше сжимается, будто свет может причинить ей боль.       Гордон наконец смог разглядеть незваного гостя. Им оказалась молодая заплаканная девушка. Она сидела прямо на полу, и чуть завивающиеся волосы спадали на красное лицо. Но больше мужчине в сознание почему-то врезались ее ноги: худые, бледные, с разбитыми до крови коленями, в шортах чуть выше колена и старых потертых босоножках. Уж очень жалостливо и по-детски выглядели эти ноги.       Причиной слез были явно не колени: через несколько дней пребывания в доме людей переставали волновать такие вещи, как синяки, ссадины и небольшие раны. Хотя кто знает, какая мелочь может послужить последней каплей.       Билл, немного раздраженно шаркая ногами, спустился в подвал. Девушка еще больше сжалась и отвернулась, видимо, не желая показывать распухшие от слез глаза. Вся раздраженность почти сразу отступила, и на ее место пришла жалость. Какая разница, из-за чего она плакала. Какая разница, была она подпольщицей или последовательницей. В этом доме, кто бы что не говорил, все были одинаковыми, как только стресс и мрачность сдавливали душу, заставляя плакать или разбивать в кровь кулаки.       - На ящик хоть сядь, а то отморозишь себе все, - попытался проявить заботу мужчина. Девушка еле видно кивнула, пересаживаясь на стоящий рядом пустой ящик. Билл и сам планировал на нем посидеть, но что тут уж поделать...       Гордон еще раз взглянул на эти коленки и со вздохом подошел к одному из стеллажей, выискивая что-то. Этим чем-то оказалась бутылка разбавленного спирта, которую подпольщик припрятал еще в начале недели, но руки все не доходили сделать с ней что-нибудь. Мужчина взял табуретку, которая была чуть ли не старше его самого, и присел рядом. Красный от длительного плача глаз то ли с опаской, то ли с интересом взглянул из-под длинной челки на него.       - На, - покопавшись в кармане, подпольщик извлек из него пока еще чистый платок и передал его девушке. - И ноги сюда давай.       Та послушно все исполнила, вытянув ноги и зарывшись лицом в платок, и худенькие плечи опять задрожали. В воспоминаниях Билла невольно всплыло детство и те девчонки, который бегали вместе с мальчишками по двору, десятки раз падая и поднимаясь. И пусть они и старались не плакать, а просто с натянутым смехом вытирали кровь с коленок, все же наступал момент, когда они заходились громким плачем, и кто-нибудь из родителей забирал их домой. Но увы, отсюда никто никого не заберет.       Вата была быстро найдена рядом, и подпольщик приступил к "операции". И тут же, при первом же касании, девушка брыкнулась, чуть не упав с ящика. Гордон от неожиданности чуть бутылку не выронил.       - Сиди спокойно, девочка, иначе я не смогу ничего сделать.       В этот раз так любимое обращение "девочка" прозвучало как-то совсем по-другому, чему удивился и сам мужчина. "Девочка" же что-то прошептала, и Билл скорее догадался, чем услышал.       "Извини".       Больше девушка не делала резких движений, лишь чуть прикусывала губу, когда ватка дотрагивалась до колен. Подпольщик все хотел сказать "хорошая девочка", но подумал, что это могло прозвучать оскорбительно, и промолчал.       - Вот, все. И заканчивай плакать.       Немой кивок, но бледные плечи опять задрожали, а лицо снова уткнулось в платок. Гордон задумчиво почесал макушку. Обычно всеми успокоительными операциями занимался Джим, но отправлять к нему было уже немного поздно.       Опять шумно вздохнув, Билл подошел к печке и подкинул туда немного дров, наблюдая за медленно возвращавшем себе силу огнем. Всхлипы со стороны девушки прекратились, но платок все так же был прижат к лицу. Подпольщик еще некоторое время полюбовался на яркие язычки пламени и достал из кармана трубку и мешочек с табаком. Последний становился все легче и легче с каждым днем, а Кукловод не спешил привозить новый табак. Оставалась только пачка дешевых сигарет, которая давала лишь ощущение какой-то грязи, но не приносила спокойствие.       Табачный дым наполнил легкие. Выдох - и серый дымок устремляется к потолку и пропадает. Мужчина еще раз затянулся и опять глянул на девушку. Та не плакала и отложила платок, но лицо все еще оставалось пунцовым, глаза - опухшими, а плечи, казалось, сейчас снова начнут дрожать.       - На, - опять попытался проявить заботу подпольщик, снимая плащ и отдавая его девушке. - Замерзнешь.       Опять ни одного слова, лишь немое выполнение действия. Билл опять почесал макушку. Казалось бы, сделал все, что мог, успокоил, пригрел, раны обработал... Но все равно дело казалось не законченным. И фляжка, торчавшая из кармана, так кстати подвернулась под руку.       - Выпить хочешь?       Опять ни слова и слабый кивок.       Старая потертая фляжка была наполовину заполнена коньяком, качество которого было явно ниже среднего. Но все же лучше, чем разбавленный медицинский спирт.       Тонкие израненные пальцы осторожно взяли сосуд, потирая его грани. Складывалось ощущение, что она первый раз в жизни держала такое в руках. Осторожно, будто там не спиртное, а кислота, девушка открутила крышку, сделала маленький глоток и тут же закашлялась.       "Пить совершенно не умеет. Зачем только дал..." - с сожалением подумал Билл, сел на табуретку и, прикрыв глаза, продолжил курить. Вскоре послышался чуть слышный стук, скрежет дерева по полу, и что-то мягкое легло на плечо подпольщика. Тот чуть открыл один глаз, посмотрел на постепенно приобретавшее нормальный цвет личико, и, снова закрыв глаз, погрузился в размышления.       В подвале было спокойно. Чуть слышно трещали дрова в печи под напором веселых язычков огня; возились, иногда перебегая через комнату, крысы; где-то еле слышно капала протекающая труба; а в углу сидело два человека. Дым трубки все так же поднимался и растворялся в воздухе, оставляя только аромат табака. Волнистые волосы чуть щекотали не бритую несколько дней щеку.       Часы в гостиной пробили двенадцать.