Закрой глаза и смотри

      У Мальцева тряслись руки, дрожали цепкие, как у ворона, пальцы. Косте не видно, но в его серых мышиных глазах застыл немой вопрос, который тот не в силах озвучить. Из гордости. Крылья носа трепетали; на осунувшемся лице почти ничего невозможно было прочесть, но Костя и не пытался. Он вел Мальцева за плечи, держа его ладонь в своей, как это часто было раньше. Александр думал, что эти касания выходят за рамки случайностей. Но против — против не был.       Глаза надежно скрывала повязка. Александру, как любому слепцу, чудом прозревшему, не хотелось снова оказываться во тьме, которую сковывало лишь воображение. Он и сейчас все видел: белесую царапину на полу, небрежно накинутый на спинку стула пиджак, несколько книг, сваленных в кучу на столе. Хоть и книги были убраны еще с утра, в воображении Мальцева пока ничего не изменилось.       И сам Костя — тоже остался прежним. Борцом за правду и справедливость в машинистском кителе, с огнем в синих глазах. Александр покачал головой в разные стороны, выражая лишь этим свое нетерпение. Руки на его плечах сдавили ткань рубашки. Не время. Подожди. Мальцев застыл, ведь за этот год воображаемого мира он научился быть спокойным; научился смиряться.       Хорошая привычка для гордеца, правда?       Костя еще не разрешил ему снять повязку. Но что могло оказаться за ней? Что именно, сокрытое от вновь видящих глаз, которые теперь зачем-то закрыла тьма. Рука машиниста выскользнула из ладони Мальцева, оставив его без малейшей опоры. Казалось, ему ничего и не нужно, но внутри Александр чувствовал, что это совсем не так. Пальцы переместились — от короткого прикосновения к волосам Мальцев вздрогнул — на крепко затянутый узел       Еще немного, и он был развязан. Повязка упала с закрытых глаз на руки Кости; на дрожащие от розоватого вечернего света веки легли теплые пальцы. Александр попытался открыть глаза, колкие ресницы дернулись. Машинист убрал руки, позволяя смотреть. Мальцев не обернулся, потому не смог увидеть смущенную улыбку, появившуюся на лице Кости.       На письменном столе, среди горки опилок и засохших, измазанных в клею кисточек, стояла небольшая модель паровоза «ИС». Она была сделана с такой дотошностью, что от мелких деталей зарябило в глазах. Костя аккуратно выкрасил машину зеленой краской, красной — колеса; все по-настоящему. Казалось, что этот паровоз может встать на рельсы и пойти, тяжело стуча колесами.       У Мальцева тряслись руки, дрожали цепкие вороньи пальцы, но теперь он знал, из-за чего именно. Александр несколько раз моргнул, проверяя, реально ли то, что он видит. За спиной кашлянул Костя. Эй, обрати на меня внимание. Александр обернулся, скользя взглядом по зеленым глазам машиниста. — Спасибо, — произнес он, опуская голову. Что-то в нем надломилось еще очень давно; Мальцев стал сентиментальным и часто прятал совершенно непрошеные слезы.       Костя кивнул. Он взял в руки лицо своего наставника, вглядываясь в его живые, ясные глаза. Александр несколько раз моргнул, а темные зрачки его стали чуть шире. Машинист припечатал его сухим поцелуем в губы. Теплые губы Мальцева податливо приоткрылись, а веки резко захлопнулись. Сейчас он предпочитал мягкий розовый свет реальности.

***

      Они лежали на кровати в комнате Кости и молчали обо всем, о чем могли. О прекрасном и яростном мире, о модельке паровоза «ИС» и о полосах розового заката, что лоскутным одеялом затягивали небо. Мальцев молчал о своем. В его исправном горячем сердце стучала уверенность в том, что никто и никогда не сможет делать лучше то, что он любит всем сердцем. Никто и никогда не сможет лучше вести машину.       Никто и никогда не сможет лучше любить Костю.       Пусть только попробуют, серьезно.       Они держались за руки, и впервые пальцы Мальцева не дрожали. Он размышлял о том, что всегда, абсолютно всегда питал странное чувство к этому человеку. Стремление проверить и перепроверить, хоть в этом и не было нужды, как желание уязвить. Соперничество, но четкая уверенность в собственной победе. И неожиданное сопротивление — такой же вспыльчивый, но на поверку более рассудительный характер.       Костя оказался сильным соперником, ведь так?       Именно это Александра и притягивало, влюбляло. За деланным безразличием и пренебрежением скрывались чувства, которые машинист даже сам себе не мог внятно объяснить. На удивление, они быстро стали понимать друг друга. Костя даже восхищался своим наставником, хотя такой себялюбивый гордец едва ли заслуживал восхищения.       Его гордыню оправдывали его руки. Уверенные, ловкие. Мальцев слишком хорошо знал свое дело. И Костя это понимал. Стремление докопаться до чего-то скрытого, замаскированного под строгостью и безразличием могло толкнуть на любое безрассудство. Но Косте хотелось еще большего: вызвать на эмоции. Вывести из равновесия, растормошить и столкнуть, как фарфоровую статуэтку со шкафа.       Но его планы порушило одно важное обстоятельство — Александр ослеп. Еще больше замкнулся в себе, в своей раковине. Тростью, как длинным щупальцем, отгонял малейшие крохи сочувствия, разглядывая свой собственный мир из-под закрытых глаз. И всё, что Костя мог вызвать тогда — лишь гнев, бессильный и жуткий. — Прочь! — крикнул он как-то раз и стукнул тростью о сухой асфальт. От асфальта шел жар; было лето.       Но Костя не послушался, ведь он тоже был колюч характером. Он вздернул Мальцева за подбородок и поцеловал его грубым движением, не терпящим никаких возражений. Через несколько секунд Александр шарахнулся в сторону, судорожно сжимая трость в руке. Хлесткий удар был ответом машинисту — пощечина, как негласное правило:       Никогда не целуй меня без предупреждения.       Иногда Костя им все же пренебрегал. Мальцев мог сколь угодно на него за это злиться, но никогда не сердился всерьез. Их вспыльчивые характеры и без того поднимали пыль на любом пустом месте. Будь это опоздание на десять минут на условленное место, или слишком горячий чай. Глупости, из которых состояли они оба, как дома из кирпичей.       Они лежали на широкой кровати, переплетя руки. По стене скользили последние лучи заката, падая на зеленый выкрашенный бок модельки «ИС». Александр несколько раз моргнул, отгоняя мысли о прошлом прочь. Костя, кажется, тоже о чем-то молчал, или о чем-то мечтал, прикрыв глаза, а Мальцеву хотелось смотреть. Но почему-то казалось, что из-под закрытых век теперь можно увидеть больше. — О чем ты думаешь? — тихо поинтересовался Костя. Александр помедлил. — Закрой глаза и смотри, — отозвался он после недолгой паузы.       Когда Костя послушался, Мальцев нарушил свое же правило: поцеловал без предупреждения.