А на губах привкус меда остается...

Иуда загадочно улыбается, поправляя в который раз за вечер съехавшие на нос очки, и оценивающе разглядывает всевозможные бантики и ленточки на платье девчушки, прикидывая, долго ли ему придется возиться с этим великолепием. А Шеол, все еще немного дрожа от холода, незаметно для себя самой придвигается чуть ближе, с трудом удерживая в руках горячий стакан, от которого приятно и тепло пахнет молоком с медом, еще, почему-то, миндальными орешками.  Девочка настроена на обычную уже в их общении немного странную и отчасти философскую беседу, а рушить эти представления пока совсем не хочется.  – Слушай... – тихо и несмело начинает маленькая ведьма, и тут же почему-то рассеяно замолкает, удивленно глядя перед собой. – Чего слушать-то? – спрашивает Иуда, недоуменно потирая макушку, хитро и как-то непривычно непонятливо, может, потому что прикидывается. – Огонь, – кивает девочка на послушное, тихо потрескивающее в камине пламя, по-наивности не замечая подвоха. И пару минут они действительно сидят тихо и спокойно-спокойно, ничего вокруг не замечая кроме ярко-оранжевых язычков пламени и друг друга. Потом Шеол тихонько отхлебывает из своей чашки, снова придвигаясь чуть ближе, и кладет ладошку на шершавое и теплое дерево скамейки. – А правда, что бессмысленно... жить? – тихо, почти неслышно спрашивает маленькая ведьма, застенчиво пряча темные глаза. А Иуда пару секунд смотрит на нее, слегка удивленный столь серьезным вопросом, потом неожиданно притягивает к себе и ласково треплет за щеку. Странные у него выражения привязанности, впрочем, как и всегда... – Дурашка ты, Шеолочка, – весело щурясь, говорит Нечистый.  Маленькая ведьма не понимает, почему именно дурашка, но доверчиво прижимается совсем близко, утыкаясь носом в его рубашку, от которой сегодня почему-то пахнет хвоей.  И от этого все планы Искариота катятся к чертям, и он, встречаясь с недоуменным взглядом девчушки, уверенно вынимает теплый еще стакан из рук маленькой ведьмы и отставляет куда подальше, чтобы не мешался.  – Шеолочка... – тонкие бледные пальцы медленно скользят по ее щеке. Девчушка только выдыхает тихо, зная, что отвечать не нужно, что это он так ее имя на вкус пробует. – Мне-то откуда знать? – Иуда слегка отстраняется, возвращаясь к заданному вопросу. – По логике вещей, я сейчас с умным видом должен что-то непонятное сказать, но скажу только, что все хорошо будет, за об остальном не думай даже.  Шеол недоуменно кивает и думает ответить что-то, но не успевает, потому что губы ее нежно, но оттого не менее бесцеремонно закрывают поцелуем, мягким и неторопливым, как раз таким, какие он любит, и от которых сильнее всего колени дрожать начинают. Ведьма даже ответить не успевает, как Нечистый отстраняется, хитро улыбаясь и вновь поправляя очки. А на губах привкус меда остается... С первым бантиком покончено. И почему это всегда такая большая проблема? Быстро ведь надоедает... Шеол смущенно хмыкает и отворачивается, не подозревая даже, что где-то через четверть часа „наглая морда” уже планирует и вовсе избавиться от надоевшего платья и слушать ее тихие стоны, ощущая, как маленькие коготки в спину впиваются. Иуда спокойно перебирает темные мягкие пряди маленькой ведьмы, густыми волнами спадающие на плечи и спину, скрывая от него хрупкие плечи и трогательно выступающие лопатки. Ожидает, пока девчушка сама обернется, и она оборачивается, залившись краской, а Нечистый тут же берет инициативу в свои руки. Горячие губы мягко касаются тонкой девичьей шеи, и Шеол тут же будто током прошибает, и сердце куда-то вниз ухает, да так там и остается, и из-за этого дышать трудно. Девчушка упирается ладошками в грудь Нечистого, сначала для приличия оттолкнуть пытаясь, а потом порывисто притягивает к себе за шею, и обнимает крепко так, прижимаясь всем телом, и доверчиво, как ребенок. А пальцы его тем временем перемещаются на хрупкое обнаженное плечо. Девчушка вздрагивает от каждого прикосновения, и с губ случайно срывается судорожный полустон-полувздох.  Уже и второй и третий бантик развязаны, а их все еще много остается. А пуговицы на рубашке Нечистого уже все расстегнуты. Маленькая ведьма откидывает голову, слушая, как Иуда жарко шепчет что-то на ухо, нежное, бессвязное и полупохотливое, тут же прерываясь на горячие поцелуи, которые все ниже спускаются, к плечам и хрупким ключицам. Платье мешает уже слишком сильно, до боли лишним сейчас становится. – Шеолочка, а оно тебе сильно нравится? – хитро спрашивает Искариот, зная, что они оба сейчас только об одном и думают. – Не расстроюсь, – улыбаясь, шепчет в ответ маленькая ведьма, сжимая колени, потому что тонкие пальцы уже под подол проникнув, медленно скользят по обнаженному бедру. И тут же слышится тихий треск ткани, и к черту все эти бантики и ленточки, без них куда лучше. Да и вообще без платья куда лучше.  Девчушка чувствует, как Нечистый коленом ноги раздвигает, и даже сопротивляться не пытается. Жарко и мучительно сладко до дрожи, так, что уже ни о чем думать не хочется. А он короткими мягкими поцелуями заглушает тихие стоны, заставляя послушно выгибаться в своих объятиях от нежных умелых ласк. – Моя... Маленькая... Шеолочка... Люблю... А потом уже все окружающее как-то сразу становится неважным, только привкус меда на губах остается...