nightingale

you could be my sanity bring me peace sing me to sleep say you’ll be my nightingale as long as you’re with me here tonight I’m good

      Эта история происходила когда-то очень давно. Во времена Корё, а может и раньше. Поэтому и стоит её рассказать прежде, чем она совершенно забудется. Жил в те давние времена в Корее император, правил страной, и, как водится, был у него наследный принц, звали которого Минхён. Минхён был потрясающе умным мальчиком, с детства проявлял способности и к учёбе, и к труду, и к военному искусству, так что его отец-император не мог нарадоваться тому, какой у него замечательный наследник.       Страна в то время тоже процветала, как никогда — в государстве всё было спокойно, подданные не роптали, народ был сыт и доволен, казна богата, природа цветуща, внешние границы защищены. Император с сыном жили в прекрасном дворце, прекраснее которого, не было, пожалуй, на всём белом свете. Но ещё чудеснее этого дворца был сад, который располагался вокруг и тянулся так далеко, что даже сами императорские садовники не знали точно, где он кончается. Много туристов съезжалось в эту прекрасную процветающую страну. Многие из них приходили посмотреть на сад вокруг императорского дворца, и вот однажды кто-то из посетителей услышал на самой окраине этого сада потрясающее пение соловья. Голос соловья был настолько сладким, настолько нежным и плавным, что невольный слушатель задержался там на много часов, без возможности оторваться от этого чудного пения. А на следующий день слухи об этом прекрасном голосе уже разлетелись на всю округу. — Вы слышали? — перешептывались между собой придворные. — Говорят, на самой окраине императорского сада живет соловей, и голос его сладок, словно мёд, легок, словно лунный свет и нежен, словно лотос в цвету.       Многие ходили слушать пение соловья, и чем больше слушали, тем больше сказов о нём ходило. Никто никогда не видел, как выглядит птица, но все предполагали настоящего красавца.       Истории о чудесном пении не обошли стороной и императорского сына. Мальчик был довольно любознательным, поэтому решил лично отправиться послушать сказочный голос. Он взял с собой лишь самых преданных слуг и отправился на окраину императорского сада. Долго ему пришлось ждать наступления вечера и появления соловья, Минхён уже хотел было сдаться и вернуться во дворец, но тут чуткий слух его уловил первые нотки. Наследник в мгновение был покорен потрясающим чувственным пением соловья. Голос певца затронул принца так глубоко, что на глазах того выступили слёзы и он взмолился: — Соловушка, прошу, покажись мне! Клянусь, ни я, ни моя свита не причиним тебе вреда, но я не могу жить, не зная, чей голос так глубоко проник в мое сердце. Неизвестный певец не заставил себя долго ждать. Перед принцем возник крошечный крылатый человечек, размером не больше настоящего соловья, и вежливо поклонился. Человечек этот был по-своему красив — волосы цвета вишневого дерева, оливковая кожа, миловидное лицо, он и сам был, пожалуй, похож на маленького принца. — Моё имя Ли Минхён, я — сын Его Величества и наследный принц, — представился Минхён. — А я — Донхёк, и я обычный соловей, — поклонился в ответ человечек. — Ваше пение затронуло самые глубины моей души, — продолжил наследник, — и я хотел бы представить вас к императорскому двору, чтобы мой отец и придворные тоже имели шанс услышать и по достоинству оценить ваш восхитительный голос. — Дворец — не лучшее место, чтобы оценить моё пение, здесь, в саду, обстановка куда более подходящая, — возразил Донхёк, но всё же последовал за принцем и придворными.       Пение соловья при дворе имело огромный успех. Сам император хотел пожаловать Донхёку какой-нибудь почетный орден за его голос, но тот вежливо отказался. — Внимание и любовь слушателей — вот лучшая награда для певца, — мотивировал свой отказ соловей, — О большем не смею и мечтать. С тех пор Донхёк каждую неделю приглашался на пение во дворец. Сын императора был самым преданным и внимательным слушателем и не сводил глаз с соловья ни на секунду, пока тот пел. Однажды принц, смущаясь и краснея, обратился к соловью с личной просьбой. — Послушай, Донхёк… — Минхёну было неловко спрашивать о таком, но он всё же надеялся, — Не мог бы ты, когда-нибудь, когда тебе удобно, прилетать к окнам моих покоев и петь только для меня. У меня проблемы со сном из-за болезни, и я уверен, твоё пение помогало бы мне заснуть.       Соловей учтиво поклонился наследному принцу и согласился на его просьбу. С тех пор почти каждый вечер Донхёк прилетал к окнам в опочивальню Минхёна и пел для него. Незаметно друг для друга принц и певец стали проводить время не только за музыкой, но и за разговорами, что невероятно сблизило их и позволило зародиться трепетной дружбе. Минхён узнал, что Донхёк — соловей вольный и предпочитает свободу любым дарам и богатствам, поэтому всегда отказывается от любых наград императора. А Донхёк узнал, что Минхён очень болен, и его болезнь с каждым днём прогрессирует, и даже лучшие лекари во дворце не могут найти от неё лечения. Сочувствуя принцу, соловей проводил с ним почти каждую ночь, позволяя слушать своё пение, что приносило наследнику хотя бы временное облегчение.       Однако дружба принца с соловьем не обошла стороной императора, и узнав, что пение Донхёка помогает его сыну справиться с болезнью, тот захотел заключить певца в клетку и заставить петь постоянно, днём и ночью, без перерывов, в надежде, что это поможет Минхёну наконец излечиться. По императорскому указу Донхёк был тут же изловлен и заперт в золоченой клетке. Правитель обратился к нему с бросьбой петь постоянно, ночью и днём, но когда, к его ожиданиям, соловей отказался, приказал слугам пытать его до тех пор, пока он не запоёт. Всё это проходило в комнате, соседней с опочивальней наследника, чтобы тот мог услышать пение, когда Донхёк наконец согласится.       После нескольких часов пыток несчастной птице ничего не оставалось, кроме как запеть, и он, наконец, подал голос. Но пение Донхёка, измученного и запертого в клетке, было настолько печальным, что всем окружающим — слугам, придворным, императору и Минхёну в соседней комнате, стало невероятно грустно. Чувство тоски и отчаяния опустилось на дворец и поглотило его полностью. Принц в своей комнате заплакал, да так горько, что никто из находившейся рядом прислуги не мог успокоить его. Видя, что от подобной музыки наследнику становится только хуже, император повелел освободить Донхёка и изгнать его из дворца, чтобы тот никогда больше не имел возможности навредить императорскому сыну своим голосом.       Первое время Минхён интересовался, куда пропал его соловей, он спрашивал у отца, у придворных, у слуг, и даже просто у редких посетителей, приходивших на аудиенцию во дворец. Но всем им строго-настрого было запрещено рассказывать, куда запропастилась птица, и в конце концов, принц перестал спрашивать, думая, что свободолюбивый Донхёк покинул его, отправившись туда, куда звало его сердце.       Тем не менее, время не стояло на месте, и без соловьиного пения перед сном Минхён совсем не мог уснуть, его болезнь прогрессировала, и ему становилось всё хуже и хуже. Ходили слухи, что наследный принц умирает, и никто не может ему помочь.       Однажды, в светлую лунную ночь, Минхён лежал на кровати, всё так же мучаясь болями и бессонницей. Дышать стало совсем тяжело и грудь будто налилась свинцом. Принц хотел было позвать на помощь медиков, но даже вымолвить слово у него не было сил. «Кажется, это смерть» — подумал наследник, закрывая глаза и готовясь к переходу в другой мир. Тело его уже сковал холод, и внешний мир почти не ощущался, как вдруг до ушей долетели знакомые ноты — пение его любимого соловья. Только на этот раз оно раздавалось не так как обычно, за окном, а будто громче, прямо над самой головой Минхёна. Приоткрыв глаза, наследник увидел Донхёка, только не крохотного, размером с птицу, а настоящего, большого, во весь человеческий рост мальчишку, сидящего у его изголовья и поющего для него. Холод и тяжесть постепенно отступали, и когда принц, наконец, смог вдохнуть легкими воздух, он произнес: — Ты всё же здесь, ты не бросил меня… Донхёк улыбнулся, погладив светлые волосы наследника, и прервал своё пение. — Я всегда был здесь, я не смог бы позволить тебе умереть. Твой отец изгнал меня за то, что моё пение чуть не навредило тебе, но это была случайность, и я знал, что не могу оставить тебя. Теперь я буду петь тебе так каждую ночь, в облике человека мой голос сильнее, и я думаю, это поможет тебе излечиться.       Так прошло полгода, соловей прилетал и пел по ночам наследнику, которому становилось всё лучше и лучше. Здоровый цвет лица возвращался к Минхёну очень быстро, и все придворные и его отец не могли не заметить, что тот пошёл на поправку. Долго пытал своего сына император, что же послужило причиной такого скорого выздоровления, но Минхён ему так и не сознался. Однажды, сидя с Донхёком в своей комнате, принц спросил у него: — Почему ты не хочешь, чтобы я рассказал отцу, что это ты помог мне выздороветь? Он позволил бы тебе вернуться и наградил бы тебя всеми возможными дарами, какие ты только захочешь. — Мне не нужны никакие дары, — пожал плечами Донхёк, прижимаясь к принцу поближе, так как вечера наступили довольно прохладные. — Видеть, что моё пение приносит пользу и трогает до глубины души того, кто мне всех важнее — и есть высшая награда, которую я только мог желать. — Но ты должен остаться со мной навсегда! — воскликнул Минхён, так отчаянно не желавший отпускать соловья каждое утро. — Будешь жить свободно и петь, когда сам пожелаешь, я ни к чему не стану принуждать тебя. Только оставайся со мной, я наследный принц, и, став императором, я смогу сделать для тебя что угодно! Соловей посмотрел внимательно и нежно прямо в глаза наследника, но ответил печально: — Я — свободная птица и не могу жить во дворце. Моё пение нужно не только тебе, я летаю повсюду, заглядываю к бедному крестьянину и рыбаку, каждому хоть иногда требуется услышать мой голос. Я не могу остаться и принадлежать тебе, но я могу всегда к тебе возвращаться. Я буду петь тебе каждую ночь, потому что люблю тебя за твоё сердце больше, чем за корону. С этими словами Донхёк наклоняется и целует принца прямо в губы, целует долго и нежно, не желая разрывать прикосновений, но когда ему всё же приходится это сделать, просит: — Об одном прошу я тебя: не говори никому, что у тебя есть маленькая птичка, которая поёт тебе каждую ночь. Так дело пойдет лучше. И Минхён обещает.