Десять смертей: сэнгоку

      Кристина любила мир Наруто, не была глупа или очень молода. Она просто была человеком двадцать первого века. Человеком, привыкшим к эмансипированным женщинам, бытовым удобствам, мощным производственным цепочкам, где ручной труд для каждой женщины по большей части остался в прошлом. Да и для мужчин, но не для всех. Выросла в стране, где она могла голосовать и занимать важные посты, хватило у неё ума и выдержки с целеустремленностью. Но жить было скучно.       Не то что в мире шиноби, с техниками и приключениями!       И попасть она хотела только в принцессу, самую достойную. И уж точно не шла бы по тому пути, что та химэ в каноне, глупая и слабая женщина. Подумать только, выйти замуж в чужую страну, за человека, которого не видела, да ещё и наверняка гея! В аниме было столько намеков на его связь с другом детства! И была ему верной, послушной женой! Ну не дура ли? Она же не была слабой! А потом таскать в себе демона, рожать детей — а ведь она принцесса, красавица.       А вот прожить жизнь в удовольствие в магическом мире Кристина мечтала.       Домечталась.       Очнулась она в младенческом теле. И, сумев мутно разглядеть цветное пятно, обрадовалась: она столько читала о попаданцах, что сразу поняла — это должна быть мама её нового тела! Не то чтоб она собиралась уважать родню — она и сама неглупая — но стоило выказать радость. Кристина попыталась вытянуть ручки и сказать «ка-сан!»       Тело, предсказуемо, не послушалось. Но вот-вот она подрастет и поразит всех своей гениальностью! Ну и что, что не совсем честно, и воспитать своего ребенка матери принцессы не выйдет?       Всё будет хорошо, свято уверена Кристина.       Наоми-сама, четвероюродная племянница Узумаки Ашины-доно, услышав от нянек своей дочери, что дитя лепечет невнятные звуки и дёргается, пришла осмотреть малышку.       — Дитя, несомненно, одержимо духами! — заключила она со страхом. — Мы должны принести её в дар духам, раз они отметили её!       Так окончилась первая жизнь Мито-химэ.       К сожалению, поклонение Шинигами несет в себе некоторые нюансы, не мелькавшие в детском мультике.       Вторая жизнь Кристины началась так же, она даже не заметила, что первая кончилась, просто спала, ещё кричала, когда надо менять пеленки.       В полгода ирьенин, призванный посмотреть, почему девочка тихая и неактивная, не улыбающаяся и не любознательная, нашел у той отклонения в развитии. Посовещавшись, родители решили не мучать дитя и нанесли той Удар Милосердия.       Эту смерть она уже запомнила, и, поскольку глупой всё же не была, решила до поры до времени тщательно соответствовать тому, что знала о нормальном младенческом поведении, и тщательно пыталась ловить любые признаки недовольства или удивления у взрослых. Умирать снова младенцем, толком не пожив, ей совсем не хотелось.       Ведь совсем не факт, что и в этот раз она переродится. И ей поверили, она узнала тирана мать и равнодушного отца. Мать вертела её как куклу, всюду таскала с собой и следила двадцать четыре часа в сутки, а отец изредка кивал, бурчал какие-то тупые детские песни и уходил.       Никаких игр-тренировок, никаких разговоров, только осточертевшее «ка-ока-са» и обязательное «Мито-чан, ты не «ваташи», а «Мито-чан пи-пи».       Кристина мечтала только об одном — вырасти, наконец, достаточно, чтобы перемещаться самой. Даже глупые детские игры в какой-нибудь песочнице и то были бы лучше этого! И вот, когда ей исполнилось целых три года, её наконец-то стали чему-то учить помимо простых слов.       Она надеялась, что её будут учить хирагане, а то и сразу кандзи. Но её начали учить правильному поведению. Кланяться, кланяться и снова кланяться! Локти вместе. Палочками не размахивать, да, даже если выскользнули. Взрослые говорят — молчать. И кланяться.       Первые полгода она терпела это мучительное для гордости «кланяться». После попыталась тихо бунтовать, но наткнулась на очень знакомое удивление взрослых.       Что было в прошлый раз, когда взрослые удивились, она ещё помнила. Опять пачкать пелёнки не хотелось.       А потом пошёл вообще средневековый кошмар.       Речь. Оказывается то, что она говорила как ребенок, иногда было мило, но девочка, ты же взрослеешь, что за грубости?       Бесконечные приставки и суффиксы. Отдельная речь для женщин! Более того совершенно мерзкая необходимость звать себя «недостойной женщиной».       За попытку выяснить значение кандзи Кристина получила от матери увесистый подзатыльник — ты же девочка, тебе не положено! Это для мужчин, поди лучше значения цветов учить, твоя дурная голова с прошлого урока не всё запомнила, а ты кандзи учить лезешь!       Вопрос «а чем я хуже мужчин» вызвал лекцию и демонстрацию на кукле-пупсе с разборным животом о сексе и размножении, чем мальчики отличаются от девочек. Как это влияет на столь желанные кандзи, это не отвечало, и Кристина спросила снова.       Мать, горестно покачав головой, велела разбирать смысл букетиков, которые, оказывается, отец ей дарил в девичестве. Ну, а ей то зачем эта пыльная старперская традиция?       Зачем ей эта пыльная традиция, ей удалось понять только через год, когда после второго Сити-Го-Сан, когда её рядили в многослойное тяжеленное кимоно (боже, она никогда не думала, что красивые костюмы принцесс — это столько кошмарно жарких тряпок!), красили лицо щиплющей краской, от которой потом шелушилась кожа, и велели — да-да! — молчать и кланяться.       После мать, видимо сочтя её достаточно ответственной для такого задания, велела ей собрать букетик для отца самостоятельно.       Видимо, она чего-то недоучила. Она хотела, в порыве обиды и мстительности за год изучения чёртовых букетиков, скрыть в букетике гадкий намёк. Судя по тому, как побледнела мать, и как удивление проступило даже на вечно невозмутимом лице отца, гадкий намёк удался ей на славу.       После чего ей отомстили взрослые — они прекратили кормить её мясом, совсем! А когда она вскинулась и сказала что намёк-то был видимо по делу, ведь вот отец сам ест мясо, а они нет, случилась третья смерть.       Её потащили во двор, где недрогнувшей рукой мать её высекла. И била до тех пор, пока она не свалилась. Судя по младенческому телу — в Смерть.       И судя по очень знакомому цветному пятну, менять родителей ей никто не стал, кто бы ни воскрешал её раз за разом.       Оплакивание своей несчастной судьбы списали на тоску по матери, и та перестала отходить от неё даже пока Кристина спала.       В этот раз она учла свои ошибки. Язык помнился, клятые поклоны отвешивать приходилось меньше, если избегать тех, кому надо кланяться. И икебану вызубрить до кругов перед глазами, а то эта женщина дочь свою не пожалеет.       Скромная, тихая девочка получила новость, что она теперь химэ Узумаки, в тот день, в котором в прошлый раз умерла.       Она наивно этому обрадовалась. Ведь теперь она будет принцессой! Наконец-то принцессой, и клятых поклонов станет гораздо меньше — химэ, даже маленькая, заметно выше в иерархии, это она уже знала.       А потом узнала, сколько новых обязанностей несёт эта должность.       И ладно бы что дельное, но, оказывается тут ещё несколько десятков типов поклонов! И обязанность соответствовать высокому титулу. И этикет, а у неё уже было второе взросление, и какое снисхождение? Бамбуковые палки.       После них жутко болит спина, но она уже взрослая и должна помогать матери готовить еду на братьев, ведь химэ должна!       Помогать матери готовить, помогать матери убираться. А после Кристина заметила, что мать вышивает пояса всем детям — а Мито была четвертым ребёнком в семье — своими руками и осознала, что очень скоро её начнут учить шить.       Быть принцессой оказалось совсем, совсем не весело.       А потом мать забеременела. Пятым ребенком, ужас какой, сказав, что теперь, когда Мито взрослая, она может переложить на неё домашние хлопоты и родить ещё ребёночка.       Язык с гадостью при себе Кристина удержала только чудом. Не мать, а свиноматка какая-то!       Работы стало столько, что Кристина с ног валилась, и таила злорадную надежду, что родится девочка, и вот она подрастёт — и заберёт себе все эти проклятые обязанности!       И хорошо, что ей помогали служанки, но те больше обслуживали других людей, а семью её отца должны были кормить-одевать она с матерью. Еда и одежда, вышедшие из-под рук химэ — это честь, кому попало такое носить нельзя, но вот её братья и отец должны носить только и исключительно такое.       На фоне этого она и сама не заметила, как все сезонные узоры отложились в памяти намертво.       Мать тоже шила и шила. Но мужчин в семье было четверо, и всех надо было обслужить. Причём действительно как прислуга — от еды и одежды до чистоты. Иначе позор-с и недостойно химэ.       А когда мать доносила до последних сроков, работы стало ещё и обслуживание её. И обязательно было любить и желать нового братика или сестричку, ведь родители такие молодцы!       Когда через месяц после родов мать вернулась из удалённого поместья вместе с пятым ребёнком — оказавшимся мальчиком, Кристина едва успела соврать, что плачет от счастья. Особенно громко и счастливо она плакала, когда растроганная мать пообещала родить ещё одного, а этого братика она доверит самой Мито-чан.       А между тем Мито было уже восемь, и одним вечером за ней пришёл отец, велел оставить брата матери и идти за ним. Мать напутствовала её просьбой не опозориться перед отцом, и Кристина слегка занервничала. Кажется, ей предстояло узнать о какой-то новой стороне жизни. Женской крови у неё ещё не было, значит всё-таки не постель и замужество, но что тогда?       Отец привёл её в дом местного хозяина, пока ещё не Узукаге. В подвал, к пленному мальчишке лет девяти на вид.       И зачитал, что этот враг убивал воинов Узумаки и травил колодцы, и благородной химэ дарована возможность стать настоящим членом клана, защитив его сталью.       Кристина сперва не поняла, чего от неё хотят, а как поняла, что ей приказали убить вот этого вот ребёнка — заморенного, одни глаза из-под длинной чёлки — не смогла поднять сунутый ей в руку кунай. Руки тряслись, на глаза навернулись слёзы, и даже ужас от осознания того, что, кажется, она разочаровала отца и за этим последует наказание, не смог заставить её убить.       Она даже попыталась объяснить, что это же не враг, просто дитя, которому дали нож и сказали убивать, ну что он понимает, чем может навредить?       Мужчина, сам Узукаге, который оказывается был тут всё это время, её услышал. И спросил, что тогда делать с ребёнком.       Кристина облегченно вздохнула. Может и наказания удастся избежать? Главное, чтоб поняли. И она начала рассказывать про психологию, обучение, что мальчик поймёт и будет на их стороне, будет заботиться о ней как о спасительнице, а Узукаге будет вечно благодарен. Тот кивал согласно.       Получилось! — возликовала Кристина, вон, даже её отцу кивнули, мол, забирай умницу дочку.       Вообще, он имел в виду при кивке другое. У отца рука не дрогнула, когда он перерезал дочери горло. Мальчишка-Учиха за её спиной громко смеялся, и это было последнее что она запомнила в своей четвертой жизни.       В пятый раз она была умнее. Учёба показалась легче — эти знания нужны были постоянно, при украшении дома, составлении букетов, повседневном общении и работе — и она даже наоборот постаралась иногда намеренно допускать мелкие ошибки, чтобы не сочли, что она учится слишком быстро. Накликать на себя новые обязанности вовсе не хотелось, как и снова растрогать мать и нарваться на обещание родить шестого ребёнка.       И лелеяла надежду, что на этот раз пятый ребёнок будет девочкой. Тот родился мальчиком, назвали его так же, и Кристина поняла, что восемь лет прошли почти незаметно.       И, кажется, скоро отец снова придёт за ней.       В этот раз она смогла. Сопли и слёзы не стали причиной расстройства — просто маленький мальчик в крови, девочка, что заботилась о матери и новорожденном ребёнке испугалась, но сделала что надо. За недостойную химэ слабость отец отдал её в обучение.       И не какому-то крутому воину, а тупому, старому, ничего не добившемся мужику средних лет! Это было очень грустно — понимать, что мир подбрасывает ей подлость за подлостью, но училась она прилежно. Чуяла, что бесполезному тут учить не станут никого.       А то что отец обещал пороть, если она будет плохо учиться, было отличным стимулом. Как и возможность вырваться из череды домашней работы. Ведь со статусом высокой химэ старшие женщины рода стали захаживать к ним и мимоходом отмечать, что рис же чего не перебираете, он у вас с шелухой, а Мито-чан опять ошиблась в вышивке, а делает она всё неправильно.       И гоняли её, куда им захочется. О возможности поваляться без дела, или просто с чем-то, что нужно лично ей, Кристина только мечтала.       Ей было десять, когда её впервые взяли на миссию вне деревни.       Командир группы косился на неё недовольно, ворчал, что подготовили её недостаточно хорошо, и вот только хоть что-нибудь сделай не так, девка, мигом вернёшься к материнской юбке. А он был просто воином, а она — химэ!       Мито фыркала недовольно и была уверена, что вернётся героиней. Что после этого будет тренироваться, а не натирать дерево, латунные фонари, посуду и каждую свободную минуту готовить.       К сожалению, статус химэ не защитил её от вражеского куная, когда очередной тощий мальчишка с моном Учиха, чем-то напоминающий первого убитого ей, которого она не сочла опасным врагом, метнул кунай точно ей в затылок. Тот легко пробил тонкие косточки детского черепа, но развернувшись в падении, Кристина успела заметить, от чего умерла на этот раз. И вопль «дура» тоже запомнила. Но она же поставила на мальчишку печать, прежде чем бежать к более ценному взрослому, почему она должна прямо во время боя добивать кунаем?       Похоже эти шиноби — действительно монстры, — грустно вздохнула она, видя перед собой цветное пятно, и пообещала себе, что это в последний раз.       В конце концов, это уже шестая её жизнь в роли принцессы! Хоть одну-то она проживёт до нормального конца, а не этого вечного шпыняния всеми подряд?       Но всё шло так же. Совсем! И пусть в этот раз она не вела себя скромно и подобающе, пренебрежительно относилась к обязанностям по дому и семье, её снова сделали химэ. Потому что за двадцать лет она приучилась выкраивать время для себя и сдерживаться в язвительности.       Это сочли талантом и отметили. Так же, как и тогда.       Убить мальчишку в этот раз оказалось совсем просто — стоило его увидеть, как в памяти всколыхнулся и гадкий смех четвертой смерти, и кунай в затылок пятой, и перерезать тому глотку оказалось почти приятно.       Но учитель ей достался всё тот же, и это уже было обидно. Но она обещала себе, что больше не умрёт, и тренировалась усердно, и не зевала в боях.       И её действительно начали учить первым техникам, как только она хорошо показала себя в первом бою. Чакра! Магия!       Это был восторг, самый настоящий. Тот, который она, казалось, забыла за эти годы проклятой учебы и труда на семью.       У неё не оказалось огромного резерва или редкого таланта, но шиноби она была умным, и потому решила взять придумкой. Расенган, всего три стадии и чистая мощь!       В ущерб освоению и зубрению печатей она тренировалась. С шариком. Лопнуть шар с водой удалось, а вот на резиновом мяче случилось предсказуемое. Понимая, что увидь кто новую крутую технику — заберут без авторства и уши надерут, что с чакрой в одиночестве тренировалась, она ушла подальше. И оно рвануло, не только мячик, но и рука до самой шеи.       Нашли её спустя два дня. Спустя неделю от неизлечимых травм чакроканалов и лишения почти половины тела, включая отмершие уже в госпитале органы, она умерла в шестой раз.       «Хорошо, мир, я поняла. Никакой самодеятельности, » — вздохнула она, разглядывая цветное пятно и предвкушая детские годы блаженного безделья. В самом деле, всего-то учёба!       Привычный путь, статус, работа. И даже побег в возрасте шести лет на остров и житье в стоге сена в одной из деревень её не спасли от титула принцессы.       Потому что надо было молчать об увиденном, что деревенским Узумаки-девчонкам живется тяжелее, чем ей.       Умная не по годам, сказали. А потом дали нож и поставили перед мальчишкой-Учихой. В этот раз она даже думать не стала, и воспоминаний не понадобилось — успела в прошлый раз насмотреться, на что способны такие мальчишки, и свои же слова в четвертой жизни о психологии казались такими глупыми, наивными и смешными.       А ещё, как ни силилась она вспомнить, помнила только, что раньше звала себя иначе, а теперь — только Мито. И скажи кто такую глупость, заглянув в глаза Учихе — сама бы убила. На Узумаки слабо действуют гендзюцу, но те признаки — словно она полностью в его власти. Причём ей на это даже гендзюцу не понадобилось.       И с заданиями, и с боевой жизнью всё складывалось лучше. Она знала о чём спрашивать, на что обращать внимание. И печати. Она их зубрила честно — ведь стихии или сильный тай не её путь.       И обожала миссии. Мать таки родила шестого ребенка и для единственной девочки в семье дома был ад.       Благо, командиры больше не брезговали ей, умений ей хватало, и в свои пятнадцать Мито уже решила, что стезя куноичи-боевика достаточно хороша, чтобы потерпеть детство химэ, и вот ещё немного — и она попытается сама пойти в командиры, а там, глядишь, и от родителей сбежит.       И самый старший брат собрался жениться, новый дом построит, его будет жена убирать-обшивать, всё на один рот меньше! И пусть её как мелкую хозяйку шпыняют! И все сопливые тоже её будут!       Злобствовала она не долго. Ровно до вызова к Узукаге, на который её сопровождали отец и гордая разряженная мать.       Узукаге лично представил её существу, в котором Мито даже человека не сразу-то и узнала. Уродливый старик посмотрел на неё и повернулся к её родителям. Мито не сразу уловила суть обсуждения, в котором говорилось о достойной награде за верную службу, каких-то детях (ками-сама, этот урод хочет шестерых! Да кто с ним ляжет-то?), большой чести…       А потом, когда тот заговорил о плодовитости её матери, до Мито рывком дошло, что ей пятнадцать и она ещё не замужем. И награда, по всей видимости, это она.       И она будет младшей. Той, кого шпыняют так же, но теперь на миссию не сбежать, мужа она интересует как производитель наследников, и он вообще крутой джонин и ей самой не отбиться.       Вообще. Никак.       Она сказала громкое нет. И объяснила что не хочет служить клану маткой. Особенно с ЭТИМ.       Это посерело. Потом побелело и налилось краской ярости.       В седьмой раз её снова убили со спины. Это был сам Узукаге, которому воин и честь оказались дороже юной химэ, последнее что она запомнила в той жизни.       Созерцая цветное пятно в восьмой раз, Мито поняла, что ей жизненно нужны подруги. Те, которых она бы хорошо знала, и которых при случае могла бы подложить под кандидатов в женихи себе, а без случая — использовать для сбора сплетен, чтобы замужество больше не оказалось для неё сюрпризом.       Проблема — у неё всё плохо с подругами. В детстве ей самой страшно неинтересно, а для детей она высокомерна, но ей уже почти четыре десятка лет, если не больше! А потом она крутится, обслуживая семью. Хорошая служанка, полы драить, за домом ухаживать и за детьми ходить она может получше нынешней матери. А вот дружить нет. Даже во время миссий она ни с кем ни разу не сходилась. Её звали посидеть, но химэ-должна и химэ-если-увидят-проще-сдохнуть. Последнее далеко не в первый раз!       К двенадцати годам приемлемого решения не нашлось, и пришлось пойти на то, чего она тщательно избегала ранее — общение с другими химэ. Для того пришлось доучить чайную церемонию, но она внезапно обнаружила, что ровесницы-химэ не так уж сложно поддаются манипуляции. Особенно всеобще-любимым словом «честь».       И сердечно поздравляя подругу с новым, закаленным в боях супругом, Мито была почти счастлива. Не за неё, конечно — за себя.       А та была правда счастлива, несмотря на мать и старшую сестру жены, его отца и малолетних племянников от мертвого брата.       И тут бы ей выдохнуть, но коли сиськи есть — пришлось отвечать за них. Её всё равно отдавали замуж, правда колебались, кому продадут.       К огромной радости Мито оба — на континенте и с сохранением фамилии. А Узумаки-химэ это статус везде, кроме Узушио, где это обязанность!       В шестнадцать, увидев впервые своего жениха, она поверить не могла, что ей в кои-то веки повезло.       Тому было всего-то двадцать шесть, он был красив по любым меркам, известен на континенте и личной силой, и властью — он объединил уже многие кланы страны Огня под своей рукой.       Стоило прожить все эти годы, чтобы в конце выйти замуж даже не за принца — считай, за короля! Более того — он был улыбчивый, добрый, шутил с ней, симпатизировал юной химэ, дарил подарки и цветы без повода. И не хотел большую семью, имел из кровных родственников одного брата.       ВСЕГО одного брата! И никаких женщин семьи!       Мито цвела, пела и ждала замужества с невообразимой радостью. И даже слухи о том, что жених-де предпочитает мужчин, её не слишком тревожили.       Мало ли, какие слухи ходят — вон он как к ней относится! Да даже если б и не относился — уже за одно нежелание большой семьи и всего одного брата за такого жениха стоило б молиться всем ками!       И слухи — завистники же! А выпало ей. И с девчонками можно не общаться отговорившись сборами, и срочно собраться-рвануть в счастливую жизнь с мужем и свободой!       К её некоторому огорчению, спустя год после свадьбы, уже нянча младенца, Мито сумела подслушать и выяснить, что слухи всё-таки были правдой. И то, что муж ночевал у друга вдвое чаще, чем в её постели, неожиданно стало огорчать.       Сказал бы ей кто, что она будет скучать по мужу, в прошлой жизни — не поверила бы. Но факт оставался фактом.       Хаширама больше не хотел детей — и слава Ками! Она восстановила форму, молода, красива, энергична, легко выполняет обязанности жены, поддерживает статус химэ и женщин обоих местных кланов жрать может на завтрак, обед и ужин пачками с её то опытом!       И ей хочется секса! За эти полвека ей осточертело всё, и вот, красивое созревшее тело, законный муж-красавчик, они не противны друг другу, а секс у неё реже, чем у матери с шестью детьми!       Причина была известна, но до причины было не добраться. И Мито стала осторожно, очень аккуратно думать, что можно с этой причиной сделать. К сожалению, первым её мысли и намерения отбить законного мужа себе понял не собственно муж, а его друг. А может быть, что-то из её осторожных действий оказалось слишком наглым. Или просто сыграла свою роль повышенная внимательность шарингана.       О том, что друг закономерно оказался мужу дороже жены, она узнала, в девятый раз рассматривая цветное пятно, которое надеялась больше не увидеть.       «Не покушаться на Учиху» сделала она для себя вывод и жила набившим оскомину сценарием. Идеальным, собирающим наименьшее количество обязанностей способом. И с огромным удовольствием перерезала горло мальчишке-Учихе. Он был мелкой копией клятого Мадары, как она не заметила!       И замужеству она всё равно была рада — в Конохе ей было намного лучше, чем дома. Больше прав, меньше обязанностей, больше свободы. И с вдохновенным злорадством смотрела, как уходит из деревни клятый Учиха.       И ничего такого она не делала. Брат её мужа тоже был очень рад избавиться от потенциальной опасности, а её беспокойство за мужа — совершенно искреннее и доброжелательное — тут вовсе не при чём.       Но Учиха не мог просто так оставить её с мужем довольно трахаться и править деревней. Первым, что за долгий срок засунул в неё Хаширама, был биджу.       Её боевых и куцых знаний по фуин не хватило, чтоб удержать в чреве самого девятихвостого. Деревня, которая могла быть разрушена биджу, очевидно оказалась мужу дороже и её, и Учихи.       Знакомое пятно. Девять.       «Ну что ж…» — вздохнула Мито, которую девять смертей научили смирению с судьбой и терпению, — «Надеюсь, это будет последняя ошибка, которую мне придётся исправлять».       Жизнь пошла своим чередом, но возвращаться в ритм жизни Узушио после Конохи было неприятно. Но, к сожалению, необходимо. Подтянуть знания по фуин, с удовольствием прирезать мальчишку — теперь она даже знала, как его зовут, и знала, что он действительно был мелким братцем клятого Мадары… Выйти замуж, дождаться ухода Учихи, удержать биджу.       Теперь-то всё будет, наконец, по её?!       Впахивать по дому, по развитию, по социалке, по фуин. И хорошо что эти девять раз она не привязывалась ни к кому — сначала не успевала, а потом они что персонажи в игре. Все девять жизней, одинаковых и беспросветных.       И на этот раз, с почти вековым опытом, она скрутила девятихвостого и радостно объявила Сенджу, что детей иметь больше не может.       В связи с Лисом, засунутым в неё мужем. Которому она по прежнему не была интересна в желанной мере.       Муж же после того, как убил своего друга, казалось окончательно потерял интерес к жизни. Она пыталась что-то сделать, благо упорства ей было не занимать, но вот не хотел он её, не интересовался — и всё тут.       Мито знала, что искать счастья на стороне — чертовски дурная идея. Особенно в Конохе, где малейшую её оплошность раздуют до размеров глобального провала. Но жить так стало совсем невыносимо. Чудесное приложение к Хокаге, никому не нужная жена-Узумаки.       А рядом всегда был Тобирама. Понимающий, с тонкой улыбкой, о, как его чуть не порвало от довольства, когда она обронила, что химэ её признали, когда она сама, собственноручно, прирезала брата Мадары.       И Мито решилась. Это всё останется в семье. Тобирама был не так оглушающе красив, как брат, но ей становилось жарко и влажно от мысли, что он может сделать с ней этими руками с длинными пальцами.       К сожалению, на аккуратные и ненавязчивые намёки Тобирама так же не реагировал, и Мито уж было решила, что он той же ориентации, что и брат, потому и не женат, и дай ему волю — из лабораторий бы не вылезал.       А потом он неожиданно заметил намёк, и даже очень обтекаемыми фразами, которые Мито давно научилась разбирать и понимать влёт, назначил встречу дома, когда брат будет занят делами деревни.       Если бы Мито всё ещё помнила ту жизнь, в которой пожелала быть принцессой, она бы помнила, что в деревянном доме её супруг всеведущ и необнаружим, но та жизнь и те воспоминания померкли ещё в четвертой жизни, а к седьмой исчезли вовсе, а сейчас она жила свою жизнь уже в десятый раз. И освободив себе день, она рванула на встречу. Чёрт с ним с сексом, может хоть посидит пообщается с мужчиной, которому нравится как женщина.       Опыта в интригах ей было уже давно не занимать, и о том, что она попалась в ловушку, она сообразила быстро — но придумать на ходу, как оправдаться, уже не успела. Увы, супружеская измена была серьёзным, очень серьёзным преступлением. Будь она вдовой или незамужней, или выбери в качестве цели того, кто не посмел бы выдать её — всё могло бы сложиться иначе.       А так — она лишь в одиннадцатый раз разглядывала цветное пятно, и вместо того, чтоб ругать судьбу, обдумывала, как можно решить эту проблему. Уж она-то точно будет последней!       И больше не будет так ошибаться в людях. Тобирама, судя по всему, несмотря на ориентацию всё-таки оказался пидорасом.       Жизнь в Узушио текла своим чередом. Учёба, дом, тренировки, одобренные подруги среди химэ. Она несколько задумалась, не попытаться ли подложить и под Сенджу кого-нибудь из этих глупых девчонок, но после отказалась от этой затеи. Смириться с отсутствием секса ей всё же было много проще, чем с шестью детьми и толпой старших женщин.       А нерастраченную энергию она найдёт, куда деть. Прижать к ногтю Учих после ухода Мадары, продвигать интересы родного клана в политике Конохи, поддерживать контакт с посольством Узумаки… А там, глядишь, и муж от тоски по другу помрёт. Главное — сына хорошо воспитать.       Но опыта в воспитании детей у неё за прошедшее время накопилось столько, что ошибиться тут было невозможно.       Тем не менее, перед приездом Хаширамы она проверила, кто же из оставшихся мужчин был бы достоин Мито-химэ.       И вцепилась в Сенджу крепче, чем в первый раз, и быстрее уплыла с острова. Альтернативы были конечно, но словно специально подчеркивали, насколько Мито лишняя тут и как умна, хороша и полезна там. Та самая химэ, что обладает чудовищной выдержкой, холодным голосом, на редкость спокойно прирезала в своё время парня-Учиху и всё, за что бы ни взялась, у неё в руках горит.       На одиннадцатую жизнь то!       В Конохе уже тоже всё было привычно, просто и понятно. К мужу не лезть, его брату помочь с доведением Мадары до ухода из деревни, приглядывать за сыном, не доверяя никому — мало ли кто его чему научит, нет уж, ребёнок должен быть послушен матери, и тихо, аккуратно и продуманно заниматься политикой.       Никакой чистой мстительности, только выгода для родного клана.       Муж и правда вскоре умер, его брат стал Нидаймё — Мито поддерживала его и до, и после смерти мужа. Как бы она ни относилась к нему, как к человеку, он чтил договоренности с Узумаки и политически был крайне выгоден как союзник.       Мито пережила три Мировых Войны, вырастила и похоронила и сына, и внука. Внучка ещё жила, и Мито почти могла ей гордиться — глупая девочка так тяжело переживала смерть жениха! Лучше б делом полезным занялась.       Та и занялась, умудрившись ничем не напомнить мужа, благо, от Учиха она Цу-чан своевременно оградила.       А потом с Узушио пришла Кушина. Аловолосая, юная, красивая и весёлая, которая грустила о родине.       Дура.       Было бы о чём грустить на том клятом острове! Впрочем, девочка ещё вырастет. Мито уже стара, и даже со всем её опытом ей всё тяжелее сдерживать Кьюби, и ей придётся передать его этой малышке. А значит, Кушина должна быть к этому готова. И Мито сумеет её научить всему, что должно. И Мито спускается в себя, выворачивает всем своим опытом с всей своей силой и десятью жизнями биджу наизнанку, вытаскивая, что и кто он.       У Кушины нет её знаний и силы, и вряд ли когда-либо будет. А вот Лис на блюде у неё будет.       Мысль, что она сильнее биджу, грела изнутри.       Она успела.       И обучить девочку, и подобрать той хорошего жениха, и ослабить Лиса, чтоб Кушина справилась, и не погибла, как погибла она в девятой жизни. И в Кушину Лис не врывался, как когда-то в неё, а вползал, волоча хвосты.       Но самой Мито это не помогло. После распечатывания биджу она прожила ещё неделю.       И умерла. Мечтая только об одном — не увидеть снова цветного пятна. Ведь в этот раз она исполнила свой долг до конца.       Ни на шаг не отойдя от канона, где Мито — истинная химэ периода Сэнгоку, верная клану, разбирающаяся в этикете, костюме, воспитании детей и после тридцати — в политике.       Узумаки, которая всегда верна Узушиогакуре, которая даже не плясала от радости, когда то селение смели с лица земли — ведь то был её клан. И она отомстила за него, хоть увидят и поймут это не сразу.       Смерть.       Цветное пятно.       — Кристина! Кристина!       Ками-сама, какая Кири-иситинэ?