Левее и на пять сантметров ниже

Технически, старшим в Страже до особого распоряжения начальства был сержант Колон. По возрасту и по опыту, как он неустанно подчеркивал, снисходительно поглядывая на остальных молокососов поверх объемистого живота, а с прошлого вторника и по званию. Конечно, после того, как капитан Лихий, хороший стражник, но, увы, новичок в городе, совершил самоубийство популярным в Анк-Морпорке способом «оказаться-не-в-то-время-не-в-том-месте», в Страже осталось два сержанта, но «малыш Ваймси», хоть и был небритым циничным типом тридцати трех лет от роду и служил в Страже четырнадцатый год, все же, по общему заключению, до командования пока не дорос, так что Колону самовольно подрисовали шапочку над тремя полосками на рукаве и провозгласили его «сержантом при оружии». Ваймс не возражал. Последние несколько лет он вообще никогда не возражал, если только из его цепкой хватки не пытались совсем уж нагло вырвать колокольчик или бутылку виски. Тем не менее, когда в участок примчался запыхавшийся курьер и вручил Колону официального вида бумагу, которая требовала прислать во дворец того, кто на данный момент в Страже главный, дабы отчитаться перед новым патрицием о том, какую роль эта самая Стража сыграла в произошедших накануне событиях, сержант при оружии Колон с неожиданным благородством решил, что без распоряжения начальства его повышать нельзя, шапочку с рукава соскоблил, а во дворец послать великодушно предложил Ваймса — парню, мол, будет полезно для разнообразия выбраться из канавы и пообщаться с сильными мира сего. Ваймс не возражал. Более того, по такому случаю он даже принял официальный вид — то есть протрезвел чуть сильнее, чем требовалось обычно для того, чтобы добраться от комнатушки на пограничной с Тенями улицы до участка, а оттуда до любимого бара. В упомянутых в бумаге событиях Стража не участвовала. Ваймс мог бы объяснить, почему, но, во-первых, ему было наплевать, и, во-вторых, он полагал, что новому патрицию тоже. А даже если его и вправду интересует этот вопрос не только как повод поорать и урезать финансирование, то было бы сложно донести до него мысль о том, что люди, на своем веку повидавшие уже как минимум по три смены власти, не горят желанием рисковать своей пусть потрепанной, но все равно любимой шкурой, участвуя в заварушке в честь четвертой. Да, Ваймс тоже застал их, эти очаровательные маленькие революции. Когда случилась первая, он еще пешком под стол ходил и пускал в жиденькую манную кашу пузыри из соплей, так что подробностей, кроме доносившихся с улицы криков, его память не сохранила. Зато за второй, которую устроил тогда еще энергичный и привлекательный лорд Ветрун, он, как и все остальные мальчишки с городских окраин (кроме Вилли Вонючкинса, которого не пустила мама), наблюдал, гордо сидя на одном из немногих выживших на улицах постоянно нуждающегося в топливе Анк-Морпорка чахлом, в рост взрослого, но скверно питавшегося в детстве человека, дереве. Потом они с друзьями, если так можно было назвать других оголодавших и озлобленных членов «его» банды, еще с месяц копировали в своих потасовках движения солдат, красиво сражавшихся с охраной дворца в городском парке, и даже слухи о том, что эти красочные бои были срежиссированы и поставлены при помощи профессиональных актеров, их не смущали. Была и третья революция, о да, он хорошо ее помнил — тогда он был горячим, наивным, местами даже благородным юнцом и так искренне верил в светлое будущее, по пятам следующее за лордом Капкансом, что совсем не боялся погибнуть за город на баррикадах. Погибнуть не удалось, и иногда, особо темными вечерами, когда виски кончалось, а до открытия любимого бара оставалась еще пара часов, Ваймс здорово об этом жалел. И вот настала четвертая аналогичная смена власти, и на этот раз, услышав на улицах шепотки о том, что лорд Капканс вот-вот лишится в лучшем случае должности, а то и чего посущественней, Стража, устав быть постоянным гостем подобных вечеринок, благоразумно задраила наглухо ставни и двери участка, а Ваймс, как самый бесстрашный, пошел в бар и планомерно надрался до такого состояния, что даже имя нового правителя, за которого завсегдатаи усиленно пили всю ночь, не запомнил: наливают — и ладно, бесплатно — и отлично. Потому что ну какой смысл запоминать имя очередной психопатичной марионетки глав Гильдий? Главное, чтобы этот тип в перерывах между убийствами и обжиранием не забывал ставить свою закорючку в платежной ведомости, да еще официально признал Шнобби годным к службе и вообще человеком, потому что с этим уже бывали проблемы, несмотря на то, что Колон за последние две недели приучил его носить значок на груди и демонстрировать всем усомнившимся (после того, как значок нашли и выкупили из ломбарда, куда предприимчивый новичок заложил его в первый же день, разумеется). Впрочем, в нетрезвом, но все равно до обидного наблюдательном мозгу Ваймса крутились обрывки подхваченных на улице слухов. Например, о том, что все прошло на удивление тихо и бескровно, даже обидно как-то — если нет трупов, пожаров и разбитых витрин магазинов, какой же это переворот? Или о том, что первым делом новый патриций устроил не прием в свою честь, остатками которого слуги дворца и их семьи планировали питаться следующие недели две, а большое и очень продолжительное собрание верхушек города. И еще о том, что с того собрания невозмутимый глава гильдии Наемных Убийц не вышел, а выбежал, и при этом только по скорости движений его посеревшую от страха физиономию можно было отличить от лица хорошо сохранившегося зомби. С другой стороны, те же люди шептались о том, что гномы научились превращать свинец в золото, а женщины в Клатче рожают то ли змей, то ли верблюжат, так что к полученным таким образом новостям Ваймс относился скептически. Дворцовая Стража, коллективный одноизвилинный мозг которой был перегружен необходимостью запомнить, что прежнего правителя свергли, а имя нового состоит аж из четырех слогов, появление Ваймса проигнорировала, что позволило ему добраться до кабинета патриция без обязательного в таких случаях сопровождения из тычков и высокоинтеллектуальных оскорблений. Перед дверями Ваймс ненадолго задержался, сфокусировал мутный взгляд, неохотно разогнал приятную алкогольную дымку, дождался, пока симптомы подступающего похмелья ослабнут настолько, чтобы он смог выглядеть относительно презентабельно и не пытался блевануть на свои ботинки, и постучал. К его удивлению, дверь оказалась приоткрытой, что любой житель Анк-Морпорка воспринял бы как прямое предложение войти, не стесняться, быть как дома, присаживаться в кресло и наливать себе виски. Однако Ваймсу остановиться пришлось на стадии «войти и не стесняться», потому что он был хорошим стражником, а «хороший» на языке Анк-Морпорка означает «выживший», что в свою очередь переводится как «реагирующий на подозрительные шорохи из предположительно пустых темных углов быстро и решительно». Ваймс снова терпеливо подождал, пока комната, взбудораженная резким движением, перестанет плыть и покачиваться перед глазами, и меланхолично уставился на растянувшееся на полу после дружелюбного хука в челюсть и обаятельного тычка под ребра тело. Тело было длинным, бледным, темноволосым и выглядело пугающе... правительственным. «Итак, я только что нокаутировал патриция» — жизнерадостно заключил Ваймс. Проводить реанимационные мероприятия стражникам доводилось нечасто. Чаще всего их клиенты в них уже не нуждались, а если и подавали признаки жизни, когда их находили — что ж, им никто не мешал уползти в более чистую подворотню, и они всегда могли рассчитывать на то, что их карманы не обчистят, пока они не испустят дух окончательно, а над телом не будут издеваться. Слишком сильно. В конце концов, у Стражи были кое-какие _принципы_. Но реанимация?.. Ваймс подумал немного и опять постучал кулаком по тощей груди патриция. Делать «рот-в-рот» его пока не тянуло. «Убийство правителей становится хорошей традицией семьи Ваймсов» — с истеричной веселостью подумал он. Губы патриция разомкнулись, и он что-то негромко прошептал. Ваймс склонился ближе, пытаясь разобрать последнюю волю предположительно умирающего. — Левее... — прошелестел патриций. На начало завещания это не слишком походило, но кто поймет этих политиков?.. — Левее? — переспросил он на всякий случай. Мозг, от шока до обидного протрезвевший, лихорадочно искал объяснения. Он намекает на Революционную Партию Левых Анархистов или хочет, чтобы его похоронили по левую руку от лорда Капканса? — Да. Левее. И на пять сантиметров ниже, — уже тверже произнес патриций, открывая глаза. — А? — глубокомысленно вопросил Ваймс. — Сердце, — закатив глаза, развил свою мысль патриций. — Оно находится левее и на пять сантиметров ниже, раз уж вам так хочется провести его непрямой массаж. И для человека, с хирургической точностью бьющего по почкам, у вас на удивление скверные познания в анатомии. — В Страже придерживаются мнения о том, что ранение мечом останется ранением мечом, куда бы этот меч ни воткнулся, сэр, — мрачно буркнул Ваймс. — А мысли об анатомии только отвлекают от драки. Сэр. — Вот как, — усмехнулся патриций, не торопясь вставать и окидывая Ваймса цепким колючим взглядом, от которого холодом повеяло так активно, что захотелось надеть жуткий мамин свитер и выпить большую кружку какао. Ваймс не мог не заметить демонстративно невзрачный черный костюм патриция, благодаря которому тот и сливался с тенями, намереваясь, очевидно, произвести впечатление на посетителя, неожиданно вынырнув из них. Черный цвет был визитной карточкой всех уважающих себя выпускников гильдии Наемных Убийц, которая давала лучшее в городе классическое образование и заодно вбивала в чугунные головы юных воспитанников тысячу и один способ убить человека карандашом. И хотя Ваймс, как и любой стражник, считал наемных убийц выпендрежниками, беспомощными в обычной уличной драке, что-то во взгляде патриция наводило на мысль о том, что уж он-то на лекциях не в морской бой играл. — Меня, как я думаю, вы уже знаете, зовут лорд Ветинари, — по-прежнему не меняя позу, вежливо сообщил патриций. — Я — новый, законно избранный правитель этого города. — Будете вести его к процветанию и стабильности, сэр? — деревянно спросил Ваймс, внутренне ужасаясь своей наглости. Впрочем, после хука бояться было уже нечего: Смерть в любом случае уже наточил косу и караулит за дверью. — Ну, пока я надеюсь хотя бы на одно из двух, и предпочтительно второе, — улыбнулся патриций. — Так точно, сэр, — подтвердил Ваймс. — Надеюсь на наше долгое и плодотворное сотрудничество... — фраза вопросительно повисла в воздухе. — Сержант Ваймс, — закончил ее Ваймс. — Вы главный в страже? — вскинул брови патриций. — Капитан Лихий погиб при исполнении в прошлый вторник, сэр, — ответил и одновременно не ответил на вопрос Ваймс. — И замену ему пока не назначили? — поинтересовался патриций. — Начальство было немного занято, сэр, — пожал плечами Ваймс. — Понятно. Что ж... — патриций наконец сел, осторожно потрогал челюсть и, удовлетворившись ее состоянием, поднялся на ноги. — Не смею вас больше задерживать... Капитан. Патриций скрестил руки на груди и отвернулся к окну, любуясь, очевидно, видом на сточную канаву, маскирующуюся под город. — Так точно, сэр, — неуверенно отозвался Ваймс и поторопился покинуть помещение, пока патриций не отошел от шока и не вспомнил, что за нападение на правителя полагается медленная и довольно мучительная казнь, способная порадовать охочих до бесплатных развлечений горожан. Ветинари проводил пошатывающуюся фигурку новоиспеченного капитана, по кривой траектории удаляющегося в сторону трактира, задумчивым взглядом. У него была хорошая память на лица, и в данный момент перед его внутренним взором стояли два портрета: один чуть более лопоухий и гладко выбритый, второй, напротив, еще более побитый жизнью и с повязкой на глазу. Портреты маячили на фоне кривобоких баррикад; тот, что с повязкой, многозначительно ухмылялся. — Почему-то мне кажется, что мы сработаемся, — улыбнулся патриций, еще раз потрогав челюсть. В этом городе было немного людей, способных заметить Ветинари в темноте, если он не хотел быть обнаруженным, еще меньше тех, кто мог бы свалить его парой ударов, и уж точно единицы тех, кто после этого ушел бы живым. На реплику никто не ответил. Патриций оглядел пустой кабинет и решил, что завтра же нужно будет найти себе секретаря.