Записки на твоих руках

Первый раз Шерлок обнаружил надпись на тыльной стороне ладони, когда проснулся после очередного ночного эксперимента, выжавшего его до последней капли. Лаконичная запись перманентным маркером из не совсем ровных, но прекрасно читаемых букв, гласила: «Купи молоко. Дж.» Первой мыслью было возмутиться наглости соседа, но, припомнив, что сам же это молоко посреди ночи и выпил, лишь тяжело вздохнул и потер надпись. Свести её проблем не составит, но то, что он забудет купить злосчастное молоко, Шерлок знал точно, как и то, что Джон будет ворчать, если не обнаружит искомого в холодильнике. Наверняка и утром возмущался, когда не обнаружил необходимого. Усмехнувшись возникшему в голове образу ворчливого соседа, Холмс отправился в ванную, где привел себя в порядок, а после на кухню, где глотнул остывшего кофе, скривился от его отвратительного вкуса и собрался уже стереть надпись за ненадобностью, — ведь он не собирался сегодня покидать пределы квартиры, что бы там ни бурчал под нос сосед, — как послышалась трель телефонного звонка. Отставив колбу со спиртом и прочитав сообщение, Холмс тут же забыл и о надписи, и о молоке, и о необходимости позавтракать. Вообще о всем. Он уже мысленно был на месте преступления, адрес которого и скинул ему Лестрейд. Стоит ли говорить, что по его прибытию, со временем на его ладонь стали коситься и похихикивать? Особенно в этом преуспел сам инспектор, похлопав по плечу и сочувствующе спросив: — Что, припахал тебя Джон? — и не выдержав, захохотал, — давно пора! Шерлок только зубами скрипнул, но промолчал. Ему куда важнее было не упустить деталей по делу очередного жмурика, всплывшего в Темзе. Только вернувшись на Бейкер стрит и столкнувшись с доктором, он вспомнил, что чего-то не сделал. А глянув на ладонь, на которую так же уставился и сосед, тяжело вздыхая, понял: молоко он так и не купил. Вторая надпись появилась через неделю, опять же, обнаружил её Шерлок по пробуждению. На сей раз она была куда длиннее, менее разборчива и гласила: «Купи молоко, и стикеры, иначе я продолжу писать здесь. Дж.» Вспылив, мужчина тут же направился к столу с реактивами и, отыскав спирт, ожесточенно принялся тереть надпись до покраснения кожи. В голове крутилась мысль, как Джон вообще смеет таким образом ему что-то говорить? Как он вообще до этого додумался! Молоко и стикеры на Бейкер стрит 221В так и не появились. Третья надпись возникла на ладони на следующий же день и была столь же лаконична, как и самая первая: «Закончился кофе. Дж.» Кофе это, конечно, вещь бесценная и лучшее, что придумало человечество, но Холмс снова вспылил и стер надпись, возмущаясь о том, что Джон совсем обнаглел. Ему нужно — пусть идет и покупает! Этим же вечером Шерлок пожалел о том, что не сходил за напитком. Ватсон со спокойным видом потягивал чай, а Холмс демонстративно его игнорировал — кофе хотелось до одури. Шестую надпись Шерлок воспринял с какой-то обреченностью и покорностью судьбе. «Убери почки и селезенку, они завонялись. Дж.» И ведь не поспоришь, самому уже неприятно от амбре, просочившегося даже через крышку контейнера. Детектив около часа сражался сам с собой, а точнее со своими гордыней и упрямством, нежеланием подчиняться хоть кому-то, прежде чем все же скинул контейнер в мусорное ведро. Скинул неудачно и органы завоняли на всю квартиру. Вечером Джон был удивлен — Шерлок вынес мусор. Восьмую надпись мужчина не сразу заметил, поскольку стоило проснуться, как сразу же помчался осматривать новый труп. Лишь издевательская фраза сержанта Донован: — Что, женушка ворчит? — заставила нахмуриться в непонимании и глянуть на ладонь, на которой красовалась надпись. «Клянусь, если не уберешь пальцы ног из сушки — готовить сам будешь!» Пальцы так и остались висеть, о чем Шерлок пожалел — Джон демонстративно оставил его без ужина, хотя, как потом выяснилось, пару бутербродов все же поставил в холодильник, сопровождая их запиской на рекламном стикере какого-то препарата: «Прошу, убери эти пальцы, от них реально дурно. Дж.» Усмехнувшись, Шерлок заточил бутерброды и с довольным видом отправился убирать недосушенные пальцы. Одиннадцатую записку Шерлок обнаружил недописанной. Точнее, когда она была в процессе написания. Холмс старался не подать виду, что проснулся, поскольку что-то подсказывало, что не стоит вот так вот подскакивать и ловить Джона за руку. Он определил это чувство как азарт. Когда хлопнула входная дверь, Холмс медленно открыл глаза и какое-то время смотрел в потолок, раздумывая, что ситуация была глупой до безобразия. «Звонил Грэг, просил сделать анализ. Срочно. Бумаги в факсе. Дж.» Двенадцатая и тринадцатая записки были так же обнаружены во время написания. И опять же Шерлок дождался, пока Джон уйдет из дома, прежде чем прочитать надпись. Закралось подозрение, что чувство в груди — вовсе не азарт. «Буду поздно. Лазанья на верхней полке, за мозгом и непонятным месивом. Дж.» — было семнадцатой надписью, в ответ на которую Шерлок пробурчал: — Это давленные легкие, — не заметив, что уголки губ дрогнули в улыбке. Осматривая орудие убийства, лежащее недалеко от трупа, Шерлок старательно игнорировал насмешливый, по-отечески понимающий взгляд инспектора. — Твое мнение? — поинтересовался он у Джона, стоявшего за его плечом. Прошлую надпись он так и не стер. Две недели не было никаких заметок на руках, и Шерлок понял, что его это крайне беспокоит. Он не мог сосредоточиться на делах, в голову лезли всякие глупости. Его бесила чистая ладонь. Когда Шерлок почувствовал на ладони влажный кончик маркера, то еле удержался, чтобы не вздрогнуть и не выдать себя. Его всего охватило странное чувство, никак не похожее на азарт. Он был уверен на все сто процентов — его будоражит от ощущения движения маркера по коже, но, больше чем это, его обеспокоило и несколько даже напугало другое, что он не сразу даже понял. Стоило Джону отпустить его ладонь, как он сам, не заметив, дернул ею вслед за рукой Ватсона. В тот момент ему показалось, что он готов в Бога поверить, лишь бы Джон не заметил его мимолетного порыва. «Зайди в магазин. Список на холодильнике. Дж.» — было двадцатой надписью. Стоило раздаться хлопку двери, как Шерлок свернулся клубком на постели и принялся разглядывать надпись. Незнакомое и новое для него чувство растекалось внутри, от этого было по истине страшно, но, это чувство завораживало и ему не хотелось, чтобы оно исчезло. Инспектор начал обсекать шуточки Донован. Это Шерлок заметил сразу, как только сержант попыталась съязвить на тему надписи на его ладони. Впервые к инспектору мимолетом проскользнула признательность, но его все понимающий взгляд раздражал. На двадцать шестой надписи, Холмс еле удержался оттого, чтобы не удержать Джона после того, как тот закончил писать на его ладони. Желание схватить доктора за руку выжигало его изнутри, как и желание вновь ощутить теплую, мозолистую ладонь Джона на своей. Что бы он делал потом — Шерлок не знал. Это его и остановило. Вечером Ватсон застал пьяного соседа в отключке, свернувшегося в кресле у камина и бережно прижимающего ладонь с надписью к груди. «На дежурстве. Вернусь поздно. Дж.» Шерлок сам себе напоминал загнанного зверя, мотающегося по клетке в поисках выхода. Он не узнавал себя, словно что-то в нем изменилось. Нет. Кто-то изменил его. И этим кем-то был Джон. Джон, у которого сильные, теплые руки, нежно касающиеся его ладоней. Ясный, искрящийся весельем взгляд. Мягкая улыбка. Шерлоку казалось, что он душу продаст, лишь бы он на него посмотрел, улыбнулся, коснулся… Ответ был очевидным, но Холмс с упорством продолжал бежать от простой истины, боясь признаться, что он влюбился. Новое чувство было настолько странным, непонятным и нелогичным, что у детектива просто-напросто мозг давал сбои: Шерлок зависал на несколько долгих минут, глядя на Джона. Как только доктор не замечал его метаний? Холмс не знал. Тридцатая записка была странной. Джон впервые написал, чтобы Шерлок его не ждал. Шерлок дождался. Ватсон, растрепанный, с ярким засосом под подбородком, в отвратительном настроении и нежелающий разговаривать, вернулся под утро. Так же Холмс приметил покрасневшие на руках костяшки. Что произошло — мужчина не понял, но чуть ли не с рыком кинулся за соседом, захлопнувшем в свою комнату дверь. На следующий день от Майкрофта, издевательски усмехающегося, детектив получил видеозапись, вызвавшую смешанные чувства. Джон в гей клубе — что-то новое и странное. Джон с каким-то парнем — что-то очень странное. Джон, позволяющий какому-то парню целовать его — жуткая ярость поднялась от одного только вида. Джон, заехавший парню в челюсть — ликование и…странная досада. Тридцать первая записка повторяла первую. Только была выведена аккуратно, медленно, дрожащей рукой. Шерлок прекратил понимать, что происходит. Ватсон вывел несколько слов на руке соседа, после чего выронил маркер, с шумом покатившийся под кровать. Шерлоку же не было нужды её читать, он просто чувствовал, какие буквы Джон выводил на его ладони. Тридцать второй запиской было: «Я люблю тебя. Дж.»