-
Первой была Мила. Если не брать в расчет Виктора, потому что он, конечно же, как всегда и во всем с самого начала был победителем. Взять вот хотя бы рандомное утро: «Юри, ты не видел мою рубашку насыщенного цвета вареного лосося, но, знаешь, в светлом спектре?». Юри уточнил: розовую? Виктор оскорбился и пошел на кухню лицезреть холодильник. Через минуту из недр дребезжащего арктического монстра раздалось жалобное: Юри, я вроде как застрял? Вытащенный из плена коварной логистики полок и банок Виктор слегка смутился, клюнул благодарно в лоб, скосил глаз куда-то за плечо и радостно соскреб со спинки стула нечто откровенно мятое цвета вырви-глаз. Вот, Юри, а ты говоришь «рооооозовая». Поэтому да, первой была Мила. Юри почти сразу уяснил некоторые основные характеристики рашн сквад: Мила – сильная и веселая, Гоша – эмоциональный и плаксивый, ну а Юрио, понятное дело – резкий и злобный. Поэтому когда он заметил Милу, скрючившуюся у дальних скамеек и размазывающую тушь по щекам, он сначала испугался, что ее покусал Попович. Это могло быть заразно и передаваться слезным путем, Юри уже представил, как он сам заламывает руки и отслеживает ближайшую распродажу теней для век эксклюзивных мрачных оттенков, но собрал волю в кулак и решил не сдаваться перед лицом опасности. Он присел рядом, обхватив себя руками за колени, и самым деликатным образом вопрошающе хмыкнул. Прошло минут двадцать мужественных хлюпов и шмыганий носом, и, наконец, Мила поведала, что находится в полнейшем и абсолютнейшем смятении. Юри выслушал и про резвого хоккеиста, и про то, как с каждым выбитым зубом тот стремительно терял строчки в рейтинге Милиного сердца, и про внезапную итальянскую мечту, взмахнувшую шелком шоколадных волос и поманившую в нагретые южным солнцем виноградники, да дышащие древней историей траттории. И вроде ничего Юри такого не сказал, протянул платок – мятенький, бумажный, поддакивал на особо непонятный местах и к лесбийскому сепаратизму не подталкивал, но с тех пор Мила к нему прониклась той особой женской русской теплотой, которая и коня на скаку и в избу горящую, и фабрики рабочим, и землю крестьянам, и даже опиум народу.-
Потом был Георгий, он же Гоша. С ним вообще непонятно получилось. После Милы Юри Гошу на всякий случай по широкой дуге обходил, а потом как-то расслабился, зазевался и обмер, услышав над ухом проникновенное: - Ты, говорят, русский учишь? Юри подпрыгнул, схватился за сердце и побелевшими губами спросил: - Я? Гоша попытку прикинуться чайником не оценил и продолжил: - Я вот английский по сериалам учил. Советую. - Я английский хорошо. Знать, - весьма убедительно выдал Юри, проучившийся в Штатах пять насыщенных лет и в остальных случаях свободно изъяснявшийся на звездно-полосатом. И тут же на месте внутренне сгорел от стыда. Ничуть лингвистически не впечатленный Гоша нетерпеливо взмахнул острием опасной для жизни окружающих челки и пояснил: - Сериал у меня есть, никто со мной больше не смотрит. - Русский? – опасливо вопросил Юри. - Русский. Ты практикуешься, а мне есть с кем обсудить. И ведь Виктор предупреждал о трех правилах, гарантирующих выживание в его суровой и не прощающей ошибок Родине: не ввязывайся в склоки на кассе, не вылезай на улицу в час-пик и никогда (никогда!) не смотри российское дневное телевидение. На сто пятой серии, поглаживая Гошу по жестким от лака волосам, Юри, гордо проехавший через полгорода по пробкам на дребезжащем трамвае, бившийся на кассе маленького супермаркета за последний пакет и триумфально победивший, изо всех сил пытался сдержать скупую японскую слезу, что так и просилась скатиться по щеке и плюхнуться в уже набежавшее стараниями Гоши соленое озерцо. Как он мог. Как он мог так поступить. Она же ему верила, поехала за ним в другую страну, а он! Подлец! - Козьёл, - все-таки всхлипнул Юри. Гоша угукнул согласно и зарыдал в голос.-
Самым неожиданным, верный Никифоровскому завету удивлять, стал Юрио. Как-то вечером он выполз на кухню, привлеченный аппетитными запахами и осел на куцем угловом диванчике, сцепив руки на тощей груди и раздраженно сопя под веселое скворчание сочного мяса на щербатой сковородке. И такой он был несчастный сузумэ**, с этими его торчащими в разные стороны пшеничными прядками, настороженным взглядом и вечно острыми, готовыми впиться в глотку коготками, что Юри пристроил лопатку на широкую керамическую ложку, убавил огонь и сел напротив, принявшись с абсолютно незаинтересованным видом складывать льняные салфетки. Юрио продержался еще пять минут, наполненных пламенными зелеными взглядами, тяжкими вздохами и почти незаметными принюхиваниями к таинствам, творящимся на плите. - Эй, Кацудон? - Юрио, - осторожно согласился Юри, испытывающий легкую панику оттого, что в квартире они впервые остались одни – Виктор с Маккачином убежали на прогулку, радостно виляя хвостами. - Я, это… - Юрио сверкнул глазищами и смущенно потупился. – Спросить… хотел… Вот если у тебя есть друг, и этот друг ничего такого ни-ни, но ты бы не против чего-то такого, но вдруг он ничего такого, потому что ничего с тобой и не хочет, а сам там катает на мотоцикле восточных красоток, а ты страдай… - Ты про Отабека? - Про какого Отабека? Еще чего! – взметнулся Юрио. – Я так, в общем говорю. Чисто гипотетически. Для друга. Другого. Вечером, лежа в кольце теплых Викторовых рук и привычно подстраиваясь под его глубокое размеренное дыхание, Юри тихонько сообщил: - Наш Юрио, кажется, влюбился, - и ойкнул, ушибленный пяткой по щиколотке. - Виктор, разговор про безопасный секс проводить будешь ты.-
- Виктор, ты помнишь, что сегодня за день? – Юри плавно подкатился к бортику в полной боевой готовности режима Эрос mode on. Виктор застыл оленем, пойманным в свете фар. - Ровно год назад, - мягко начал Юри, словно рассказывая сказку на ночь. Красивую такую сказку с высоким рейтингом. - Один сумасшедший русский вылез из горячего источника, потрясая всеми подробностями и сказал: Юуууури, начиная с сегодняшнего дня, я буду твоим тренером! - Ох, Юри, мой сладенький поросеночек, как я мог забыть! – губы Виктора расплылись в ленивой соблазнительной улыбке. А Юри решил, что пора. Пора записывать пятикратного чемпиона на срочное МРТ без смс и регистрации, а то неровен час последние мозги на льду растеряет. - Сегодня вечером – только я, ты и кацудон, - интимно прошептал Юри ему на ухо, отодвинув мягкую серебристую прядку. - И Юрио, - согласно выдохнул Виктор. - И Юрио, - повторил завороженно. А потом: - Что? - Ну он же с нами живет, куда мы его денем? – удивился Виктор. - И Юрио, - признавая неизбежное, вздохнул Юри.-
- Юри! – прокричала Мила с другого края катка. Юри подождал, пока она подъедет, и благодушно улыбнулся. - Привет, Мила. Как ты? - Мы с Сарой решили сделать фиолетовое колорирование, ты же поможешь? - Я не то чтобы… - попытался возразить Юри, имеющий крайне скудные познания в парикмахерских экзерсисах. - Не ссы, прорвемся, - утешила Мила. – Слышала, у вас сегодня кацудон, ну я зайду? И Юри вроде хотел сказать, что сегодня никак, все места заняты, приглашения распроданы, зарезервированные столики выкуплены, грузовик с продуктами перевернулся по пути, но Мила уже укатила обратно, махнув напоследок затянутой в черную перчатку рукой. Только он, Виктор и кацудон. И Юрио. И Мила.-
- Ты же смотрел вчера? – Юри аж подпрыгнул, внезапно атакованный Гошей, коварно – сзади. – Ну как она его, а? - Да-а, - выдавил Юри, пытаясь восстановить спертое дыхание. - И главное, только вот она ему: «Нет, я не позволю больше вытирать о себя ноги, я личность! И пока ты не увидишь во мне нечто большее, нам не о чем больше говорить», как мне пишет Аня, говорит, что соскучилась. И я ей прямо вот этими самыми словами, ну?? - Гоша, ты молодец, - искренне признал Юри. Потому что так и есть. Гоша зарделся: - Ну, ладно, я это, пойду, - и махнул рукой куда-то за плечо. - Но вечером обсудим, у вас же кацудон сегодня. Только он, Виктор и кацудон. И Юрио. И Мила. И Гоша.-
Якова Юри боялся долго и основательно. Было за что – Яков являлся обладателем широченной пасти с крупными жемчужными зубами, обещавшими перемолоть и не заметить, а еще тренировал Юрио – а уж одно это могло возвести любого человека в разряд богов с Олимпа (самых свирепых!). Поэтому когда его поманили мясистым крупным пальцем, Юри мысленно попрощался со своей короткой, но местами яркой жизнью и завещал все что нажито непосильным трудом Маккачину. Подкатился поближе и из последних сил попытался не дрожать. Яков помолчал, а потом довольно крякнул: - Тройной тулуп у тебя что надо. Да и вообще, повезло Витюше. - А? – крайне интеллигентно уточнил Юри. - Да ты не робей, - благодушно пробасил Яков и хлопнул широченной ладонью по спине. А потом, резко посерьезнев, перешел к делу. – Ты, говорят, сегодня готовишь. Если что останется – я бы очень даже не против. Лилька у плиты, конечно, пляшет, но к сожалению в прямом смысле. Уж не помню, когда в последний раз чего домашнего ел. Так что ежели чего лишнего, я бы заехал вечерком, забрал? Юри закивал головой как болванчик. Конечно. Конечно, без проблем. Только он, Виктор и кацудон. И Юрио. И Мила. И Гоша. И Якову в контейнер отложить.-
В двенадцатом часу Юри лег пластом на матрас и решил, что отныне двигаться он не будет. Вообще. Через десять минут вдумчивого созерцания потолка, он подтащил к себе ноутбук и воззрился на подмигивающую иконку скайпа. Юри кликнул по тачпаду, и комнату огласило звонко-радостное «Юуууурии!». Пхичит. Пхичит был лапушкой. С высоты нового опыта житье в Детройте с Пхичитом представлялось раем на Земле, а сам гиперактивный таец – смуглым ангелочком с мягонькими пушистыми крыльями. Золотой человек, ну. - Юри, я тут наткнулся на одну мангу***, и теперь мне неспокойно. Мне кажется, корейцы опасны, - взволнованно затрещал «золотой человек» и ангел в человечьем обличье. - Юри? Юри, успевший погрузить голову под подушку, изо всех сил пытался прикинуться ветошью. - Юууури, - раздалось с порога. – Ты не видел мои брюки цвета кожи кита, высушенной на солнце? - Эй, Кацудон, - в проем двери втиснулась еще одна голова. – Я Беку пригласил у нас пожить, ничего? Юри зарылся носом в хрустящие свежие простыни и позволил себе помечтать: Вот он тайно заказывает одноместный номер в гостинице, готовит кацудон – только для себя, выключает телефон и погружается в абсолютную, ничем не нарушаемую, блаженную тишину. - Юуууури! - взволновался Виктор. - Ой, Кацудон! - требовательно напомнил о себе Юрио. - Wooof? - мягко вопросил Маккачин.