Моё второе Солнце

…Я приехал в свой родной посёлок днём. На улице стояла весна, тёплая, свежая, до безумия свежая! Я пьянел от каждого вздоха. Вокруг меня ходили люди, некоторые поглядывали из-под бровей. Один мальчик, кажется, покрутил пальцем у своего виска. Ещё бы. Пришёл чудак, встал посреди дороги и улыбается небу. Я молчал, закрыв глаза, подставлял лицо солнцу. Прошло минут пять. Вспомнил о доме и направился вперёд по старому асфальту. Меня встречала мать и дочь...» - Исхудал, - проговорила мама, внимательно смотря на то, как я кушаю. - Нет, что ты. Особенности вакуума. В космосе не отъешься. - Ага, конечно. Мне кажется, вас там специально не кормят. - Откармливают, но не толстеем. Дверь кухни проскрипела и немного открылась, девочка протиснулась в щель и подошла нездоровой походкой к нам. Я вытер салфеткой губы, слегка повернулся и посмотрел на свою дочь. Маша стояла, облокотившись обеими руками на столешницу и размеренно покачивала всем телом взад-вперёд. Она смотрела куда-то в сторону, взгляд её был расфокусирован. - Хочешь кушать? – устало сказала моя мама. - Тринадцать лет… - тихо провыла Маша. Именно «провыла». Мама, будто стесняясь поведения Маши опустила глаза, чтобы не показывать свой страх передо мной. - Маш, ты о чём? – мягко спросил я дочку. - Тринадцать лет, как… - девочка промычала, потом тихо подошла ко мне. Я её обнял. – Па-а-па. – Она громко проговорила и улыбнулась. Синдром Дауна – вещь страшная. Помню, как давным-давно ужаснулся, узнав диагноз моей девочки. Жена прямо сказала, что ей не нужна такая ноша. Думала об аборте, но я её переубедил. В итоге, по договорённости, жена родила ребёнка, мы развелись, и она уехала далеко. Моя мать не одну сотню раз поминала её жестким словом. Я же не считал мою бывшую врагом народа. Я её понимал, потому что в какой-то момент и сам думал об прекращении этой беременности, но один добрый человек поменял моё мировоззрение. Хвала ему. Я решился. Многие люди считали меня героем. Какой уж я герой? Возложил всю ношу на бабушку Маши, а сам уехал на службу. Я безумно корю себя за то, что так поступил. Но обратного пути нет, тем более, нужно зарабатывать деньги. Моей дочке тринадцать лет. И лишь одно меня греет в мире. Эта улыбка. Маша улыбалась во все свои белоснежные зубы. И сделала она это с такой любовью, что мне стало радостно и весело. Я поцеловал дочку и посадил её к себе на колени. - Как он слепой, - сказала Маша. - Ты о чём? – медленно повторил я. - А-а-а, - протянула моя мама, - Это она стих учит. Захотела выступить на день талантов. - Серьёзно? – удивился я. – Маша сама захотела выступить? Какая молодец! Давно учит? - Неделю. И это только первые строчки. - А когда выступление? - Через неделю, - вздохнула бабушка. - Ну ничего, я помогу, выучим. Бабушка Маши задумчиво покивала. - Дорогая, иди поиграй в своей комнатке. - Комнатке. Хорошо. Тринадцать лет… Маша соскочила с моих колен и тихонько вышла за дверь. - Дима, она отстаёт в развитии. Я кашлянул в руку и посмотрел на маму. - Она ведь больна. Это всё из-за этого. - Нет, не только. Я водила её по врачам, они все в один голос говорят, что дела Маши плохи. Забывает алфавит, забывает цифры, своё имя. Маша одна, не общается ни с кем, в школе сидит молча в углу. С цветами говорит. Я мрачнел. - Но ведь ты мне писала, что всё хорошо. Говорила, у неё успехи. - А что ещё должна была написать! – у мамы заслезились глаза. – Дим, пожалуйста, займись девочкой, у меня нет сил. - Я уезжаю через неделю, - тихо бросил я и отвернулся. Меня мучала совесть. - Вот как. – мама покивала, - Значит, служба. Сынок, ты помнишь, у тебя ещё есть мы, помнишь? У тебя ещё есть Маша! - Я вернусь через полгода, у меня будет отпуск в пару месяцев… Мама встала, громко задвинула стул и вышла из кухни. Я сидел на своём месте. - Тринадцать лет, как он слепой, живёт вдвоём с воротарём… - С поводырём, Маш, с поводырём. Это такая собака, которая помогает больным людям, переводит их через дорогу. – сказал я и зевнул. Было одиннадцать часов вечера. Я закрылся с дочкой в комнате и помогал ей выучить стих. Мама говорила, что это невозможно, у Маши маленькая память, она не сможет. Сможет. Она выучит его за неделю. - Больных? – переспросила девочка и почесала нос. – Больны-ых. Я ведь больна? - Чуть-чуть. - А где мой поводырь? Я улыбнулся. - Выучишь стих, я куплю его тебе. - Собака – добренький кобель, ведёт его в свету алей. - Умница, продолжай! – я от радости чуть не прыгал. Мы гуляли по парку. Покормили лебедей, уток, поискали белок. - Папа, я не помню. – Маша нахмурилась. - Не проблема, вспомнишь. Мы играли в прятки. Я схоронился за дверью и слушал. - Которые берут на смех, - доносилось из глубины квартиры. Маша зашла в комнату, увидела меня и завизжала. - Нашла, нашла, а я тебя нашла! Я обнял дочь. Со дня моего приезда мама особо не разговаривала. Я стоял у плиты и готовил котлеты. Там, в космосе, на МКС, у меня они никогда не получались. Не знаю почему, но пытался их приготовить снова и снова. Я накрыл на стол, разложил шипящие и дымящие котлеты по тарелкам и расставил блюда. Мама попробовала кусок, посмотрела на меня. - Пересолил, - тихо и сухо произнесла она. - Влюбился, а папа влюбился! – закривлялась Маша. Мама от удивления выпучила глаза. Девочка научилась дразнить? Осмысленно? Я радостно ухмыльнулся, и моей радости не мешал даже испорченный ужин. *** - Баб, я не помню-ю-ю. Моя мама поправляла на Маше платье, расчёсывала волосы. Они сидели в коморке школы, при актовом зале. Из-за двери доносились рукоплескания, крики. Там выступали дети. - Ты же учила, тебя папа учил. Папа… - А где Па-па? Он придёт? - Давай лучше повторим. Тринадцать лет… Ведущий вышел на сцену. - Выступает Ежова Мария! Зал зааплодировал. Бабушка улыбнулась Маше и слегка подтолкнула её вперёд. - Папа, где мой папа, папа. – тихо шептала девочка, неуверенно шагая из-за кулис. Маша подумала, что её отец смотрит и ждёт. От этой мысли стало теплее. Она пошла вперёд, закрывая лицо руками, так как в глаза светил миниатюрный прожектор. Девочка встала посередине сцены. Зал замолк. Маша неуклюже взяла в руки микрофон. Она смотрела по сторонам, искала нужного человека, но лампа её слепила, не давала увидеть. - Дура, слова забыла! – тихо бросил паренёк, сидящий на последнем ряду. - Она ограниченная, - подхватил другой. - Куда родители смотрят, - умно подхватил третий. На вид четырнадцать лет. Я был в форме, с вещами. Вбежал в школу и вручил сидящей у окна женщине маленького щенка. - Пожалуйста, передайте это Ежовой. Женщина хотела что-то сказать, но я побежал дальше, ворвался в актовый зал. Все сидевшие вокруг с недоумением посмотрели на меня. Маша засияла, как Солнце. - Тринадцать лет, как он слепой. Живёт вдвоём, с поводырём, Но помнит, как однажды днём Облился серной кислотой…. Поплыли перешёптывания, десяток лихих глаз смотрели и на меня, и на Машу. Собака- добренький кобель, Ведёт его в свету алей Среди людей, толкая тех, Которые берут на смех Его очки, лицо с ожёгом, А линзы – чёрные, как хмарь, Его костюм, что цвета смога, И оберегом глушит старь. А он идёт вперёд с улыбкой. И жизнь красна, и смерть – не пытка, А люди, мимо проходя, Воротят носом и в себя Они уходят, закрываясь, Слепой открыт же для любви. Одна собака любит малость Его и тянет впереди. О люди, мы-таки безумны! Всегда зависеть от молвы, Любовь сжигать со взглядом мудрым... Слепой не он. Слепые мы! Зал молчал. Никто не смел сказать и слова. Маша устала говорить, села на деревянную сцену. Она не могла найти глазами в толпе самого родного человека. - Папа! Папа, ты где? Папа! Я стоял в коридоре школы, не спеша шёл вперёд и разговаривал с начальником. - Беру отпуск! Неоплачиваемый. Что? Полёт на Луну? Когда? Согласен. Ждите. Увидимся через полгода. Я убрал телефон, закрыл глаза и улыбнулся. Я был счастлив. Весеннее солнце ласкало моё лицо, а за своей спиной я слышал вздохи и неровные шаги. Я знал, кто это идёт. Моё второе Солнце. 21.02.17