Семипроцентный чай

Замок под действием ключа чересчур громко щёлкает, от чего Шерлок непроизвольно вздрагивает, оцепенев на мгновение: ему кажется, что вот-вот на пороге покажется Джон и обрушит на него тонну обвинений; хотя он скорее просто будет молчаливо смотреть, со злостью, с нескрываемой ненавистью, и в голубых глазах больше не будет света, привычной теплоты, ничего в них не будет, ни-че-го, они мертвы. Судорожно выдохнув, Холмс говорит себе мысленно, что Джона дома нет, он на работе и пробудет там ещё несколько часов, а после поедет к Молли, чтобы повидаться с дочерью, а может, примет предложение Грэма (Гэвина? Гарольда?) — к черту, Лестрейда — выпить и до ночи задержится в каком-нибудь пабе, пытаясь утопить свое горе в пиве или в коньяке. Шерлок же топит его в семипроцентном чае, вливая в себя чашку за чашкой, крепко сжимает в руках чайник, до покалывания в пальцах, пока он не начнёт свистеть и тогда можно будет выключить конфорку и убрать зажигалку с ложкой. Нет, не убрать. Отложить. Дверь протяжно воет, открываясь, и пройдя в холл, Шерлок осторожно закрывает её. Смотрит по сторонам, прислушивается, но в доме тихо, даже не слышно, как тикают часы в гостиной (Мэри всё жаловалась, что этот звук даже мёртвого разбудит); если бы, Мэри. Если бы. Шерлок не хочет проходить в спальню и видеть помятые простыни, отброшенные на пол подушки, съежившееся одеяло, и фотографии, стоящие на прикроватных тумбочках. Он не вынесет этого, не сможет. Вместо этого он следует в гостиную, надеясь, что трость где-то здесь, может, валяется на полу или стоит одиноко в углу, прислонившись к стене, или покоится под диваном, или… — Давно нужно было это сделать, — насмешливый голос Мэри словно даёт под дых. Она стоит возле разбитых часов, на циферблате сломанные стрелки замерли на времени 1:29, и падающие на осколки солнечные блики играют в них, превращая стекло в разноцветную радугу. Подле часов лежит трость. Та самая, давным-давно позабытая в кафетерии Анджело, послужившая началу незабываемого приключения и давшая толчок к началу игры. Нет, к началу игр. Их было много: таксист, китайская мафия, Мориарти, Эта Женщина, Баскервиль, Мориарти… И они всё ещё продолжаются. Только теперь Шерлока не ждёт победа. Он не выиграет, он проиграет. Он уже проиграл. Подняв с пола трость, Шерлок с трепетом проводит по ней пальцами, не совсем осознавая, почему чувствует волнение. Не желая проводить самоанализ, надавливает на рукоять и та поддается, открываясь. Джон не знал, что с виду обычная трость имеет тайник. Что же, тайны есть у всего и у каждого. Положив записывающее устройство в отверстие, Холмс закрывает рукоять и возвращает трость на пол. Собирается уйти, не желая смотреть на разбросанные по гостиной мягкие игрушки, не тронутые тарелки с едой, стоящие на столе две чашки с… две? Шерлок отворачивается. — Не делай вид, что не заметил, — отзывается Мэри, садясь на диван. — Ну же, подойди. Он не хочет приближаться к дивану, не может видеть сидящую там Мэри, не желает скользить взглядом по написанным собственной рукой нотам. Тщетно. Подходит, дрожащими пальцами берёт с дивана четыре листа с написанной музыкой, проводит по ним рукой, очерчивая полосы скотча — листы рвали больше четырех раз. Но ведь склеивали после. Зачем? — Чаю? — предлагает Мэри, кружась по гостиной в вальсе. — Перестань, — надломленным голосом просит Шерлок, но Мэри трудно остановить. — Для Ирэн Адлер ты написал музыку сразу же, но свадебный вальс… — задумчиво изрекает она, — ты писал почти всю ночь. — Не хотел ошибиться. — Всё равно ведь ошибся. Эмоциям не нужна молниеносность, Шерлок, им нужна концентрация. Для Адлер — час. Для Джона — вечность. — И для тебя, — поправляет он Мэри, но она лишь усмехается. — Хочешь поговорить об Этой Женщине? — Хочу поговорить о Джоне. — Ах да. «Спустись в ад, Шерлок», — отрывистый смех Холмса наполняет собой тихую комнату. — Ты и не заметила, что я уже в аду. Ох, Мэри. Уйди. — Я — это ты, Шерлок. Я в твоей голове, в твоих Чертогах, в твоих мыслях. — Уйди, — шепчет Шерлок, пытаясь усмирить рвущийся наружу тремор. Мэри уходит. Холмсу тоже пора идти. Он покидает гостиную, закрывает дверь, спускается по лестнице вниз, поднимая ворот пальто, тем самым скрываясь от колючего ветра с востока, и прячет руки в карманы, левой сжимая листы со свадебным вальсом.

В квартире 221В отрывисто свистит чайник; чаю больше не хочется, но он делает очередной глоток, вслушиваясь в тихую игру Мэри на скрипке.