В рассвет

Всё дело было в дате - 14 февраля. И в том, что он расстался с Джессикой. Кругом все улыбались, целовались, подмигивали. Реклама взбесилась и накануне даты бомбардировала его со всех сторон оголенной женской грудью, манящими улыбками, томными взглядами. Флирт и вожделение, как терпкий запах вина, витали в воздухе, проникали внутрь, будоражили. Маркус хорошо работал громоотводом. Томас скидывал на него свое растущее раздражение, грубил, ехидничал, огрызался. Маркус будто не замечал вспышек злости, принимал, как должное, чем раздражал еще больше. Этим вечером он сидел на диване и цедил вино прямо из бутылки, чем бесил до зубовного скрежета. У дивана уже стояла одна пустая бутылка. После возвращения сана он не спешил отказываться от возлияний. Томас стрельнул в него гневным взглядом, но промолчал, да и что говорить взрослому и более опытному священнику? Сам все знает. Только впервые Томасу самому захотелось выпить и ослабить комок напряжения в теле. Маркус, будто чувствуя его мысли, вопрошающе приподнял бутылку вина. Томас колебался всего мгновение, резко развернулся на месте, зашел в кухню, пошарил в буфете, нашел два стакана, демонстративно грохнул их на стол в комнате, выдернул бутылку из рук Маркуса и аккуратно налил вино в фужеры до самых краев. Маркус посмотрел на него с отвращением и выцепил бутылку с остатками вина обратно. Томас хмыкнул и, в три глотка осушив свой бокал, потянулся к Маркусову стакану. Его он пил уже медленнее. До звонка. Телефонная трель стационарного телефона настораживала. - Да? - Томас? Здравствуй. Поздравляю, - и Джессика повесила трубку. Три слова, а Томаса будто молнией прошило. Он осторожно положил трубку на рычаг, разжал стиснутый кулак, залпом допил вино. - И тебя, Джесс, - прошептал он себе под нос. Хотелось разбить что-нибудь. Он аккуратно поставил пустой стакан около телефона и развернулся. - Знаешь, онанизм считается грехом, - неожиданно подал голос Маркус, и Томас вздрогнул. Будь они неладны, эти спортивные штаны, которые так облегают тело и ничего не прячут. А еще будь неладна его реакция на голос Джессики. - Переживу, - выдохнул он, сквозь стиснутые зубы, лишь слегка покраснев, - не в первый раз. - А вот... скажем, рука помощи, это просто рука помощи, - задумчиво продолжил Маркус, глядя перед собой, и постучал пальцами по дивану около себя. Томас замер, сердце забилось бешеным зверем в клетке, он пристально посмотрел на Маркуса, пытаясь понять, правильно ли он понял услышанное. Маркус поднял на него взгляд и тихо сказал: - Все в порядке. Я понимаю, - и опять похлопал ладонью около себя. Томас, все еще замерев, сверлил его взглядом. Потом, будто по собственной воле, левая нога дернулась вперед, как на шарнирах, за ней правая и Томас, настороженный и напряженный, подошел к дивану. Маркус поставил бутылку на пол подальше, прислонился сильнее к спинке дивана и широко раздвинул ноги, обозначая новое место, куда следовало сесть. Томас сглотнул, пульс зашкаливал. Он развернулся и сел на самый краешек дивана. Теперь он хоть не видел этот серьезный, тяжелый, действительно понимающий взгляд Маркуса. А тот не шутил: согнул правую ногу, подтянул ее к себе, подтащил Томаса в освободившееся пространство, осторожно привалил его спиной к себе на грудь. У Томаса все тело нервно подрагивало. Ладонь Маркуса невесомо прошлась вдоль его бока, легонько сжала член через трикотажную ткань, выбив стон, затем Маркус, прижав Томаса к себе левой рукой, поплевал на правую слюной, смешанной с вином, и нырнул рукой под резинку штанов. Влажные пальцы прошлись по разгоряченной коже, Томас протяжно выдохнул и откинул голову Маркусу на плечо, расслабившись. Они действительно делали это. Томас чуть приподнял бедра, помогая Маркусу приспустить штаны, и удобнее устроился на сильном теле под ним. Они теперь почти лежали на диване, упираясь в пол голыми ступнями. Томас прерывисто дышал, мотал головой по плечу Маркуса, подмахивал бедрами под четкий и быстрый ритм движений, пальцами левой руки он сжимал плечо Маркуса, которое схватил вместо подлокотника дивана. Маркус увеличил скорость, Томас закинул голову назад, ахнул и затрясся всем телом. Шум крови бил барабанную дробь в ушах. - Вот так, - губы Маркуса ткнулись ему в ухо. - Молодец. Липкая ладонь похлопала его по горячему бедру. Томас собрался с силами, резко, в одно движение, развернулся и, уткнувшись лбом в плечо Маркуса, запустил тому руку в штаны. - Тебе не обязательно, - начал говорить Маркус, вжавшись сильнее спиной в диван, будто пытаясь отодвинуться. Томас только зашипел ему в шею, вызывая мурашки. А то он не чувствовал чужое возбуждение за спиной, которое сам же и усилил своими подмахами и невольным трением тела о тело. Томас сразу взял быстрый темп, только измазал ладонь в своей сперме вместо смазки и быстро вернул ее на место. Маркус откинул голову, прикрыв глаза согнутой в локте левой рукой, Томас лежал на его груди, головой у самой шеи, видел перед самыми глазами прикушенную до боли нижнюю губу, чувствовал запах вина, слышал лихорадочно быстрый стук сердца под ухом, и в паху начинало щекотать по новой. Томас взял максимальную скорость и Маркус выгнулся, выдыхая, выплескиваясь. - Вот так, - довольно пробормотал Томас, улыбаясь, глаза его слипались. Он закрыл глаза, удобнее устраивая голову у Маркуса на плече, пальцы слабой хваткой держали еще твердый член. Он почти задремал, но тихий смех Маркуса вернул его в явь. А потом уже сам Маркус поднял его на ноги, натянул штаны и направил в спальню. Томас заснул, едва коснувшись головой подушки. Утром слабое похмелье сорвало его планы на пробежку. Он выполз на кухню, заспанным и немного помятым, но уже не собранным комком нервов, которым он был все это время. Маркус готовил завтрак на двоих, но поначалу Томас ограничился крепким кофе, приводя себя в относительно приемлемое состояние. Они сидели за столом молча, изредка бросая друг на друга быстрые взгляды. Допив свой кофе, Маркус отставил чашку в сторону и посмотрел на Томаса, не отводя взгляда. - Я могу отпустить тебе грехи, если хочешь. - Что? - этого Томас не ожидал, он мотнул головой. Во вчерашнем он не раскаивался. Маркус кивнул, взял пустую кружку, покрутил ее между пальцев, потом вернул все свое внимание Томасу. - Мы два взрослых человека, отвечающие за свои поступки. Не спим с чужими женами (Томас поежился), не принуждаем, не совращаем. Да, нам не положено, просто иногда... необходимо почувствовать себя живым человеком. В конце концов экзорцизм церковь тоже отрицает, - усмехнулся Маркус, - а мы им занимаемся. Томас выдохнул, кивнул, стрельнул в Маркуса взглядом, потом улыбкой, потом открыл рот, чтобы поблагодарить, но Маркус поднял руку в стоп-жесте. - Не говори ничего, особенно "спасибо". Томас улыбнулся шире, подтянул к себе тарелку с омлетом и, попробовав, сказал: - Вкусно. Весь день смутные образы прошедшего вечера вертелись у Томаса в голове где-то на краю сознания. Он устроил вечернюю пробежку взамен утренней, немного сократил время бега, заскочил в магазинчик по пути домой и перед душем закинул в духовку мясо. Ответная благодарность за завтрак. Под душем он задержался дольше, чем привык, а воду сделал почти холодной. Неуместные на работе мысли никуда не делись вечером. Потеряв счет времени, он внезапно, как ошпаренный, выскочил из ванной, успев натянуть на мокрое тело только спортивные штаны, и бросился на кухню. Томас давно не готовил ужин на двоих, Оливия, когда приводила ребенка, и еду приносила тоже. Он поднес рецепт ближе к глазам и, вздохнув себе под нос: "рыба - быстро, мясо - долго", поставил таймер, чтоб уж совсем точно, успокоенно выдохнул, обернулся и тогда увидел Маркуса. Тот резко отвел взгляд и Томас замер. Ему стало жарко, он разом почувствовал и свою полунаготу и капли воды, стекающие по спине, и глубокое дыхание, высоко поднимающее грудную клетку, а мысли о прошлом вечере вытеснили все остальное из головы и заиграли первой скрипкой. - Привет, - сглотнул пересохшим ртом Томас, - не слышал как ты пришел. Ужин? Маркус кивнул, все еще глядя в сторону. На его скулах расползались светлые розовые пятна. Потом он посмотрел прямо на Томаса и это был взгляд заставляющий сердце сбоить, а воздух сгущаться. Томас закрыл глаза, сосчитал до десяти и решительно подошел к Маркусу близко, тот отступил к стене, Томас за ним. Когда они столкнулись грудью, Томас спросил: - Голодный? Нервный смех, и пальцы вжались в его голый бок: - Сорок лет как. Они смотрели друг другу прямо в глаза, потом Томас с гулко бьющимся сердцем приподнял голову и осторожно прикоснулся губами к губам. Дыхание у Маркуса прервалось, а потом он ответил, цепляясь пальцами за напряженные мышцы спины. Томас чуть наклонил голову, углубляя поцелуй. Они целовались, руки Маркуса летали вдоль его боков, спины, плеч, ладони оглаживали мышцы, а Томас кулаками, до треска ткани, сжимал рубашку Маркуса, притягивая его к себе. Дыхание у обоих стало загнанным. Маркус потянул ткань спортивных штанов вниз, пальцами впился в оголенные ягодицы, притянул Томаса еще ближе к себе. Томас зашипел ему в рот, движение помешало достать пуговицу на рубашке Маркуса. Тот отстранился грудью, но не губами, продолжая целоваться, стал расстегивать рубашку сверху, Томас снизу, их пальцы встретились на последней пуговице посередине, Томас прижал ладони к горячей коже, повел ими вверх по грудным мышцам, подвел под ткань и уже вместе с нею ладони огладили плечи и скользнули сзади по рукам. Маркус стряхнул рубашку, как досадную помеху - на пол и стал лихорадочно расстегивать брюки. Когда их возбужденные члены коснулись друг друга, Маркус, зашипев, откинул голову, стукнулся ею об стену. Томас переключился на его шею, стал водить влажными губами по тонкой коже присасывая то тут, то там. Маркус глухо застонал и поймал обратно его губы. Поцелуи что-то делали с Томасом, приятной щекоткой разливались по телу, особенно остро отзываясь в члене. Маркус на секунду прервал поцелуй, одним широким быстрым движением облизал ладонь и обхватил пальцами оба члена. Несколько резких движений и Томас, задыхаясь, выгнул спину, у него закружилась голова. Маркус потянул его за шею обратно, в поцелуй. У Томаса взорвались искры перед глазами, ноги подогнулись и он мягко, в кольце поддерживающих рук Маркуса, осел на пол. Когда сверхновая в его голове успокоилась, он понял, что они лежат на полу, а Маркус мягко толкается в его бедро, Томас быстро приподнялся на локте, навалившись половиной тела на Маркуса, и с силой заскользил пальцами по его члену. Маркус обеими руками притянул его к себе за голову, одной ладонью обхватил затылок, фиксируя поцелуй, второй сжимал рельефные мышцы на спине. Когда сверхновая родилась и у Маркуса тоже, локоть у Томаса подломился, он тяжелым одеялом упал на дрожащее тело, задышал в шею, улыбаясь, приходя в себя. Они лежали так некоторое время, Маркус гладил затылок Томаса. Отдышавшись, они помогли друг другу встать и по очереди пошли в ванную. Ужин прошел в молчании, еще не уютном, но уже не напряженном, тревожно-предвкушающем. Утром Томас проснулся резко, как из воды вынырнул. За окном было темно, как ночью, но утренняя эрекция, давно и привычно игнорируемая, свое время знала четко. Можно было на часы не смотреть. В этот раз она была не ненавистным гостем, а приятным бонусом. Томас думал о том, уместно ли будет пойти разбудить Маркуса, когда почувствовал чужое присутствие в комнате, а потом разглядел напряженно-застывший силуэт в дверях. Маркус, скрестив руки, стоял, притулившись спиной к косяку, и смотрел на него, в темноте его глаза блестели. Тело Томаса из ленивой утренней расслабленности вмиг перешло в полную боевую готовность. Томас откинул одеяло, и Маркус, облегченно вздохнув, грациозной тенью скользнул к нему под бок в кровать, наконец-то - в кровать. Томас стянул с Маркуса трусы, сам быстро вылез из пижамы и голый, ничуть не смущаясь собственного возбуждения, сел на пятки около вытянувшегося Маркуса. Сильное жилистое тело без грамма лишнего веса, напряженные мышцы, тонкие полоски шрамов по всему телу. Томас кончиками пальцев коснулся шрама под коленкой, провел по ноге выше, по бедру, прессу, по груди через сосок, по шее, по краю челюсти, щеке, лбу, губам и обратной дорогой к коленке. Маркус позволял себя гладить еще несколько секунд, а потом, не выдержав, подмял его под себя, завел руки за голову, прижал к подушке и стал медленно, очень медленно, опускать голову, Томас поднял свою и они столкнулись губами в поцелуе. Маркус начал двигать бедрами плавно и тягуче, кожа у Томаса горела, жар разливался по телу. Маркус оборвал долгий поцелуй, чтобы дотянуться к груди, попробовать другую ласку. Он прихватил сосок губами, слегка засосал, уловил всхлипывающий стон Томаса и проделал то же самое со вторым, уже увереннее, не прекращая движение в паху.Томас закинул голову и простонал предупреждающе "Маркус" и что-то на испанском. - Такой отзывчивый, Матерь Божья, - зашептал ему в шею Маркус. - Как ты держался, Томас? В ответ Томас тихо ахнул и кончил, давая Маркусу дополнительную смазку для трения. Тот продолжил движение, продолжил целоваться, а Томас гладил Маркуса за ухом, в том месте где Маркуса пробирало дрожью от его прикосновений, оглаживал ягодицу, и самозабвенно отвечал на поцелуй. Завтрак они готовили вдвоем. Вечером он готовил ужин, а когда услышал, что пришел Маркус, просто наклонил голову набок, открывая шею в приглашении. Тут же на ней оказались губы Маркуса и в спальне они оказались до ужина. Томас никогда не спрашивал, было ли такое у Маркуса раньше, но то, как тот реагировал – остро, ярко, как жадно целовался, будто пытаясь напиться перед засухой, как смотрел на него, будто его вид – это отдельная эрогенная зона, все это делало что-то странное с грудной клеткой Томаса, там вмиг становилось тяжело и тесно. Когда в постели он оказался на животе, Маркус случайно проехался ему твердым членом между ягодиц, чуть не заскочив им внутрь. Томас замер. Как и Маркус: - Прости, - слегка прикусил ему кожу у лопатки, прислонился лбом на секунду, отодвинулся. Томас упрямо подался назад. Он помнил Джессику, помнил, как приятно ему было внутри нее. А мысленный вопрос самому себе, было ли такое хоть раз у Маркуса, опять сделал больно в груди. Он был после ванной, после вечернего рациона, так что… так что… - Давай,- прохрипел Томас в подушку. Маркус окаменевшим телом прижимался сзади и прерывисто дышал. - Томас,- простонал он, и это было вопросом. - Попробуем,- сказал, не пытаясь сдержать испуг в голосе,- нет, я не делал этого. Но хочу… Хочу, чтобы ты… Маркус отмер и внезапно был везде. Он целовал и гладил его шею, затылок, плечи, спину, а мокрые от слюны пальцы колдовали между его ягодиц. - Маркус? - теперь спрашивал он. - У тебя слишком приличный приход. Ты не представляешь, какие подробности берегут для исповеди. Практически, инструкции, - шептал Маркус ему в ухо. Было не больно. Дискомфортно, немного неловко, чуточку страшно, но не больно. Маркус нависал над ним и цепким взглядом сканировал лицо, повернул на бок, приподнял ногу, крутанул еще раз. Томас не понимал, чего он хочет, но послушно исполнял его пожелания, пока в одной из поз дискомфорт не ушел. Томас нахмурился, прислушиваясь к себе, Маркус не стал его больше крутить, а осторожно толкнулся. Томас, не контролируя себя, ахнул, потом всхлипнул. Маркус, облегченно вздохнув, плавно заскользил туда-обратно, потянулся губами к его губам, а рукой к члену. Это совсем не походило на то, что у них было с Джессикой, даже близко не стояло. - Маркус, - забился он, изгибаясь, изливаясь, - Маркус… Маркус крепко сжимал его и подрагивал всем телом, сбитым дыханием щекотал шею. Так и стали делать: утром тягучие ласки, вечером - обязательный душ и Маркус в Томасе. Этот телесный голод пугал Томаса, им всегда хватало одного взгляда, единичного касания и оба вспыхивали, как сухой хворост от лесного пожара, никакой прелюдии не требовалось. В воскресенье он ворвался домой грозовой тучей. - Ты, - наставил он палец на Маркуса, - какого черта ты пришел ко мне на мессу без предупреждения? Тот сидел за столом и пытался пить чай. Вторая кружка стояла рядом. Маркус сразу напрягся и смотрел настороженно. - Сюрприз? - сказал он осторожно. - Ты хоть представляешь, каково это, читать проповеди с жутким стояком в штанах? Представляешь? Маркус так и сидел закаменевшей статуей, но лицо у него прояснилось, взгляд загорелся искорками. - Оу. - Оу? Оу! У меня спросила одна старушка, все ли со мной в порядке! У меня слова путались… - Томас закрыл глаза, прекратив возмущенную речь, глубоко вздохнул, сделал шаг вперед и сел Маркусу на колени. Он уткнулся головой ему в плечо и положил его ладонь себе на промежность, туда, где болезненно горело уже несколько часов. Маркус сильными и быстрыми движениями прекратил эту несправедливость буквально за минуту, а потом поднял его на руки и отнес в кровать. Там раздел и, используя сперму, как смазку, быстро вошел внутрь. И шептал в ухо «прости, прости», вдалбливаясь в тело, целуя щеки, губы, виски. А через пару дней уже Маркус горел этим огнем. Томас задержался у выхода из церкви, он видел Маркуса, тот стоял через дорогу на углу: прислонился к дереву, ждал его. Но новенькие девушки не желали его отпускать. Они задавали глупые вопросы, не слушали ответы, смеялись невпопад и строили глазки. Одна стояла к нему слишком близко и стремилась еще приблизиться, а Томас отстранялся, но он и так стоял уже вплотную к ограде, практически вжимался в нее. Еще он ощущал тяжелый взгляд Маркуса даже издалека. Наконец, он распрощался с девушками, и Маркус отлип от дерева, но пошел вперед по улице, к дому, а не к нему навстречу. Томас удивленно усмехнулся, но конспирацию поддержал. Так и шел всю дорогу за Маркусом, на расстоянии метров десяти. В доме Маркус ждал его молчаливой тенью в прихожей. Как только Томас закрыл за собой дверь, Маркус схватил его за руку и толкнул на комод, животом вперед. Тут же прислонился сзади, уткнувшись твердой выпуклостью в ягодицы, дрожащими пальцами стал лихорадочно расстегивать ему брюки. - Маркус, - попытался выпрямиться Томас, но Маркус прижал его к комоду своим телом, зарылся носом в волосы. Томас чувствовал, как дрожь его возбуждения, это животное желание обладать, проникает и в него тоже, заводит, распаляет. Через секунду он уже сам дрожал от предвкушения, а Маркус двумя мокрыми пальцами проникал внутрь в попытке быстро подготовить. Потом вошел сам, нетерпеливо, но осторожно. Томас зашипел, вцепившись пальцами в край тумбы. Тумба методично застучала о стену. Маркус прикусил ему загривок, заводил рукой спереди. Беспроигрышное сочетание. Томас застонал и кончил, а Маркус, не вынимая члена, довел его до спальни, там опрокинул на кровать, на спину, стянул штаны, скинул свою куртку, рванул рубаху, лишив ее пуговиц, и продолжил вбиваться, лихорадочно целуя лицо Томаса, держа его за плечи: - Такой красивый, молодой, - зашептал горячечно, - тебя обхаживали три полуголые девы, а ты все на меня смотрел. Только от меня кончаешь. Они же не знают, глупые. Черт, у меня камнем встал. Думал, если пойду рядом, то завалю прямо в кустах. У Томаса кружилась голова. От слов, от качающейся кровати, от бешеного блеска голубых глаз. Член, толком и не опустившийся, поднимался по новой. - Такой отзывчивый, страстный, горячий. Какой, ты, блядь, горячий, Томас. Тебя трахать и трахать. Видеть Маркуса таким распаленным, слышать такие слова, все это было слишком. Слишком ярко, слишком остро, слишком интимно. Безумно возбуждающе. И его движения убыстрялись, темп становился драйвовым. - Сожми мне член, Маркус, - выдыхал он между толчками, - я… сейчас… опять…. И тот сжал. Томас закинул голову и длинно протяжно застонал. Ранним утром он выпутался из Маркуса, который спал, пошел в ванную, стоял под душем дольше обычного. - Я не напугал тебя вчера? – голос и поза у Маркуса, стоящего в дверях, расслабленны, но вопрос острый, голос натянутый. Томас боялся, до чертиков, но не Маркуса, а той штуки между ними, этой неестественно чуткой гармонии тел, когда один лишь взгляд, одно слово и - тело горит, сердце стучит, и все барьеры рушатся. Он безумно боялся, что эта ненасытная тяга друг к другу из-за того так сильна, что над ними висит дамоклов меч, нечто ужасное ждет впереди, заставляя так остро чувствовать, так яростно использовать каждое мгновение. У него не было слов, чтобы это высказать. - Нет, - мотнул головой. Короткое воспоминание о вчерашнем, улыбка Маркуса, его взгляд, ласкающий тело и все, готово, его член стоял на 12 часов. - Иди сюда. И Маркус уже в ванной вместе с ним. Теперь все нежно: он гладил его, повторяя движение воды. Маркус взял оба члена в ладонь, плавно задвигал рукой, прислонив Томаса к стене: из них двоих оргазм бил по коленям именно ему. И предсказуемо он сполз по стене первым, под тихий смех Маркуса, утягивая его за собой. Томас сел на дно ванной, Маркус – между его ног. Как в самый первый раз, только наоборот. Маркус откинулся на его плечо, слегка повернул голову: он любил целоваться. Томас сосал его язык, водил рукой по члену, и чувствовал огромную нежность и благодарность к нему за тот первый шаг, за отсутствие страха, точнее, за его преодоление. И он отпустил тревогу, оттолкнул ее от себя, пряча в темный чулан старых сомнений и страхов, перекрыл ее яркой радостью момента. Маркус ахнул, напрягаясь всем телом, а потом откинулся на него и засмеялся, расслабившись. Это почти стало нормой, естественной частью дня, самой лучшей его составляющей, не перестающей поражать и удивлять. За весь его неловкий роман с Джессикой у них было всего несколько встреч, обычно пару раз за год. Всегда конечно, всегда недолго, всегда с потаенным чувством вины. С Маркусом же... Никакой вины, чистая радость и отчаянное желание продлить все как можно дольше. И жуткий страх, что вот-вот все оборвется. Тем не менее в Томасе поселилось то волнительное томление, которое всегда есть у состоявшихся пар, то знание, которое сидит в подкорке головного мозга, та уверенность, которая подпитывает рабочий день: сегодня у нас будет секс. В пятницу вечером, когда он пришел домой, то почувствовал чужое присутствие уже перед дверью. Томас тихо-тихо зашел, насторожившись, как собака, а Маркус, вынырнул из кухни, невозмутимый, спокойный: - А, Томас, к тебе пришли,- сказал нейтральным голосом. У Джессики были заплаканные глаза и охрипший голос. Она бросилась ему на шею, и он автоматически обнял ее, вопросительно глядя на Маркуса. Тот пожал плечами. Он, раз пришел первым, готовил ужин, ставил чайник, ненавязчиво присутствовал, не лез в разговор. Джессика рассказала про размолвку с мужем, про то, как он забрал детей, про долгий путь в Чикаго, она говорила и говорила, выплескивая всю свою боль и разочарование. А Томаса ломало внутри от ее беззащитности, от того, что он не такая опора, которая должна быть у такой прекрасной женщины. И от того, что у него сегодня не будет секса. Эта эгоистичная мысль опалила его жгучим стыдом. Было уже заполночь, когда Томас уложил безропотную Джессику на "диван Маркуса", там так и продолжали лежать его подушка и плед. Сам Томас оделся в спортивный костюм, Маркус тоже максимально прикрыл тело одеждой. Они лежали поверх одеяла - два напряженных тела, не смеющих прикоснуться друг к другу. Потом Томас осторожно протянул руку, а Маркус сжал его ладонь в ответ. Утром Маркус приготовил завтрак на троих и предложил самому разобраться с мужем Джессики. - Тебе, в силу ряда причин, не стоит светиться. Ведь ваш муж знает о нем, да? Джессика вспыхнула, отвела глаза и кивнула. Маркус взял ее ладонь в свои руки и подождал, пока она посмотрит на него. - Возможно, вы думаете, как много я знаю. Можете винить меня. Я практически заставил Томаса расстаться с вами. - А-а-а, - она попыталась выдернуть руку, - это о вас он говорил тогда... Маркус кинул взгляд на Томаса и вернул все внимание Джессике. -Да. Наверное. Вы хотели, чтобы он ушел из церкви, надеялись на это. И тогда он мог, еще мог. Но не теперь. После встречи со мной, позже, он перешел на другой уровень служения, с которого не уходят. Я не могу рассказать вам всего. Но Томас не может быть с вами так, как раньше. Уже нет. И мне жаль. Когда Джессика посмотрела на него, Томас увидел всю глубину осознания их разрыва в ее потрясенных глазах. Джессика долго смотрела на него. Она его отпускала. Он закрыл лицо руками. Маркус уехал с Джессикой с самого утра, и Томас весь день места себе не находил. Уже практически ночью входная дверь скрипнула и Томас встрепенулся. - Ого, - Маркус замер у накрытого стола, ломившегося от салатов и выпечки. Томас пожал плечами. Готовка успокаивала, а в этот день, как назло, у него было много свободного времени. - Он рассудительный мужик, - Маркус сел за стол и притянул к себе миску салата. - Сам не без греха. Они попытаются снова. Томас с щемящим чувством в груди наблюдал, как жадно Маркус ест. Сидел, подперев голову, и смотрел. - А ты чего не ешь? Они всегда ужинали вместе. Тома нервно улыбнулся, мотнул головой, вздохнул. - Джесс, она... Она пришла искать у меня помощи. Разбитая. Несчастная. Мой друг. А все о чем я больше всего волновался в тот момент, что у меня не будет секса. Маркус облегченно хмыкнул: - А я думал, что один такой. И тут же стал серьезным: - Я понимаю. Смена приоритетов, недостойная священников. Томас кивнул. - А я еще ревновал. Хотя совсем не имею прав на это, - печально добавил Маркус, - это, знаешь ли, очень непривычное чувство. Никак не красит священника тоже. Томас нервно засмеялся, взял левую ладонь Маркуса, сжал, потом поднес к губам и поцеловал. Тут же, предсказуемо, заискрило. - Я ем, - обвиняюще произнес Маркус. - Ешь, - Томас встал, не выпуская его ладони, наклонился, поцеловал в лоб, - пойду, поменяю простыни. Маркус задержался в ванной надолго, так, что Томас стал нервничать. А уж когда Маркус вышел, напряженный, собранный, Томас почти испугался. - Что такое? - Попробуем по-другому, - хрипло бросил Маркус и лег на кровать животом, уткнулся лицом в подушку. Томас чуть руки не развел, прикусил язык. Слова тут были бесполезны, да и не до слов было. Теперь он крутил Маркуса во все стороны, прислушивался к стонам, всматривался в лицо, отмахивался от бурчания, что не с каждым такое работает, дождался тонкой нити улыбки, удивления в глазах, тогда и выдохнул, толкнулся. И не переставал следить, высматривать, реагировать, вбиваясь в идеально отзывающееся тело. Он переплел руки в замок на голове Маркуса, локтями уперся в его плечи, и четко держал нужный угол, правильный темп, координировал движения, чтобы Маркусу, прежде всего ему, было хорошо. В последний момент расцепил замок из рук, одной ладонью вцепился в жилистое плечо, а другой дернул на себя каменный член, повернул неудобно кисть, так, что боль отсрочила оргазм, и задал бешеный ритм. Маркус захлебнулся воздухом, изогнулся и стрельнул семенем ему в плечо. Он еще содрогался, когда Томас смял его плечи, дернулся в последний раз и обессиленно рухнул на него, почти сразу откатился набок и прошептал на ухо: - Я не скучаю по Джессике. Совсем. Утром он долго смотрел на настольный календарь. Маркус молча стоял за спиной, все понимая. - Я попросил перевод на время поста, - голос уверенный и печальный. Томас кивнул. Так надо. Все правильно. Тяжело. Не оборачиваясь, спросил, голос почти не дрогнул: - Ты вернешься? - Будешь ждать? Томас кивнул, сказал "да", повернулся и крепко обнял. Несколько дней у них еще было. В последний день февраля они стояли у двери и молча смотрели глаза в глаза. Маркус поднял руку и прикоснулся пальцами к его виску. Томас уже скучал, страх захлестнул волной, потопил все здравые мысли: - Мне страшно, - попытался улыбкой смягчить слова. Губы гнулись плохо. - Будто мы исчерпали свое время. Трахались, как кролики. Впрок. Что-то случится... Пальцы слетели с виска, накрыли его губы. - Шшш, - вгляд Маркуса гулял по его лицу: серьезный, сосредоточенный, запоминающий мельчайшие детали. Маркус поднял вторую руку, погладил ладонью по щеке, разгладил хмурые складки на лбу, поцеловал в лоб. В губы нельзя, опять сорвутся. Ушел. В квартире вмиг стало оглушающе тихо, одиноко. Звонки - луч света в темноте, глоток свежего воздуха, самая большая радость каждого дня. Маркус звонил вечером, после своей работы, по будням - всегда на стационарный, домашний. В выходные иногда на мобильный - тогда они гуляли вместе. Иногда они говорили несколько минут, но чаще - часами. О прошедшем дне в подробностях, о детстве, музыке, друзьях, еде, просмотренных фильмах, прочитанных книгах, встреченных людях. Они говорили обо всем, кроме секса. Избегали его даже в мыслях. Соблюдали Великий Пост. За месяц узнали друг друга со всеми трещинками, так глубоко, как не надеялись, не чаяли. И Томас почти успокоился, почти поверил, убаюканный ласковым спокойствием этого теплого голоса, что все у них будет хорошо, просто будет. А потом два ежевечерних звонка Маркуса остались без ответа. На третий день Маркус стоял у двери Томаса, напряженно прислушиваясь к шагам в квартире, легким, женским. Он постучал. Дверь открыли почти сразу. На пороге стояла темноволосая женщина с усталым лицом, на левом ухе болталась одноразовая маска. - Да? - голос у нее был бесцветный, выцветший. Маркус нахмурился, сличая ее лицо с давно виденной фотографией в телефоне Томаса. - Оливия? - Да? - уже более удивленным тоном. - Я - Маркус. Томас не отвечал на звонки. - Маркус, - кивнула она, - Томас произносил ваше имя. Я отключила звук на телефоне. Трезвонил без конца. Маркус просочился мимо нее в квартиру, подошел к спальне. Темноволосая макушка выглядывала из белых сугробов одеяла. - Что-то серьезное? - Этот упрямец отказался остаться в больнице, - она в сердцах махнула рукой, - ходил по трущобам, подцепил что-то из прошлого века. Маркус усмехнулся, оторвал взгляд от Томаса, повернулся к ней. - Да, что-то такое он упоминал. Программа "Милосердие для прокаженных". Кто-то чихнул на него... или кусил. Она слабо улыбнулась. Он сделал шаг в ее сторону, взял за руку. - Идите домой, Оливия. У вас ребенок. А я о Томасе позабочусь, не волнуйтесь. - Правда? - ее лицо засияло, она сложила ладони молитвенной лодочкой. - Правда, - улыбнулся Маркус в ответ, - я и не в таких программах участвовал. Иммунитет и прививки есть. А еще там в комнате диван и подушка с пледом практически носят мое имя. Она оставила ему полный перечень лекарств, снабдила подробными инструкциями, поцеловала на прощание. Маркус закрыл за ней дверь, вошел в спальню и лег поверх одеяла рядом с Томасом. У того был лихорадочный румянец, слипшиеся ресницы и запекшиеся губы. Он приоткрыл глаза, когда Маркус коснулся пальцами его горячей щеки. - Маркус, - выдохнул он, закрыл глаза, а через мгновение распахнул их снова. - Маркус?! - Спи, - Маркус погладил его, провел пальцами по скуле, - отдыхай. - Ты заразишься, - прошептал Томас. - Ну, так и дотянем до конца поста, - улыбнулся Маркус. Он не заразился. Выхаживал Томаса. Принял на себя его приход, который в такой важный момент вдруг остался без священника. Не забывал и о своих делах. Носился белкой в колесе. Предпраздничная пасхальная неделя была особенно загруженной. Томас медленно выздоравливал. Говорил тихо, ходил по стеночке, главный праздник к своему стыду почти весь проспал. Проснулся оттого, что Маркус рухнул подстреленной птицей на кровать рядом и сразу заснул. Томас добрел до кухни, присвистнул, увидев изобилие на столе. Праздничные огромные корзины, просто гостинцы, и что-то "зашибенное", утащенное с банкета у епископа, как потом объяснил ему Маркус. Томас совсем немного перекусил и пошел обратно в спальню. Утром Томаса как стукнуло по голове, что теперь они могут целоваться. И не только. Во рту пересохло. Голова кружилась. - Привет, - прошептал он сонному Маркусу. Тот моргнул, смахивая сон, глаза загорелись. - Привет, - улыбнулся в ответ, подкатился ближе, потерся носом, поцеловал легко-легко, едва касаясь. Томас положил свою ладонь ему между бедер. Маркус застонал, толкнулся в пальцы, а потом отстранился, сглотнув. - Подожду, пока ты поправишься. Через несколько секунд сдался, фыркнул: - Нет. Не подожду. Верни свою руку на место. Томас вернул, только сам устал почти сразу, слабость сказывалась. Потянул на себя. - Иди сюда, у меня рука устала. Маркус смотрел на него поплывшим взглядом, но нахмурившись. - Я буду просто лежать, - улыбнулся его беспокойству Томас, - иди ко мне. Как поводок дернул. Маркус уткнулся носом ему в шею, лизнул, поцеловал, и вновь, как в первый раз, дрожащие пальцы порхали между его ягодиц. Медленно, очень медленно Маркус вошел в него, осторожно двинулся, и Томас почувствовал, что просто лежать у него не получится. Тело среагировало моментально. Щекотное тепло сконцентрировалось в паху, и с каждым толчком Маркуса оно расширяло свой ареол. Томас застонал, поднял руки и ноги, плотно обхватил ими Маркуса, схлопнулся вокруг него, как ракушка. Когда его затопило переливающимся через край блаженством, он откинул голову и потерялся в этом ощущении на несколько секунд. Маркус лежал на нем, сбито дышал ему в ухо, слегка откатился в сторону, чтобы не раздавить, выглядел довольным и обеспокоенным одновременно. - Ты отрубился! - Да, - Томас улыбнулся светлой улыбкой, - фигурально выражаясь, ты затрахал меня до потери сознания. Они перевернулись на бок, лежали глядя глаза в глаза, все еще сцепленные. - Предполагалось, что ты будешь просто лежать. Как большой ленивый ленивец. - Ага, - кивнул Томас. Тело приятно звенело, усталость отступила. - У меня на тебя реакция Павлова. Неубиваемая. - Это хорошо, - улыбка Маркуса была теплой и открытой, как и взгляд. - Ты вроде боялся этого, - он провел пальцем Томасу по виску, возвращаясь в тот разговор, перед отъездом. Томас кивнул. - Мы трахаемся, как кролики, как обычные, дорвавшиеся молодожены. После очень очень долгого воздержания. - Мне... кхм... мне не приходила в голову такая мысль, - смутился Томас на очевидную аналогию. - Можем считать, что у нас - медовый месяц. Томас хмыкнул, все еще смущенный. - Для этого у нас не хватает оснований. - Ну, - Маркус приподнялся на локте, - теоритически я могу попробовать нас обвенчать. Томас открыл рот, закрыл, мотнул головой, засмеялся и решил подыграть. - Поздновато. Мы уже нагрешили. - Ну, - повторил Маркус и прищурился, - возможно, я благословил нас с самого начала. - Что? - Томас нырнул на Маркуса, подмял его под себя, зашарил глазам по лицу. - Люди машины освящают, - колыхнул под ним плечами Маркус, - а потом ими людей сбивают. И та-а-ак удивляются... - Маркус, - не дал сбить себя с темы Томас и легонько поцеловал его в нос, - Маркус? - Это был... акт любви, о котором я не собирался жалеть, но думал, что ты пожалеешь. А чувство вины - оно лакомый кусок для демона. Даже если бы я отпустил тебе грехи утром... - Акт любви, - повторил Томас, услышав самое важное, улыбнулся, - а я думал, пьяное спонтанное решение. - Эй, ты же не думаешь, что я предлагаю руку помощи кому попало? Человек должен мне нравиться, - Маркус провел пальцем по его щеке, - а обычно это редкое дело. - Удивительная ситуация для священника, - съехидничал Томас, улыбка на лице все шире. - Ну, какой уж есть. - Дикий, - Томас поцеловал его в лоб. - Упрямый, - в бровь. - Своевольный, - в скулу. - Красивый, - в губы. - Мой. Последнее он прошептал, глядя глаза в глаза. - Лет на десять-пятнадцать меня еще хватит, а потом найдешь в свои пятьдесят кого помоложе, какого-нибудь мексиканского священника-красавчика. Томас засмеялся, стукнулся лбом о лоб. - Такой момент сбил. - Так и будет. Потом страсть уйдет, секс станет все реже, праздником по выходным. Желание отойдет на второй план. А на первом останется уважение, радость от общения, нежность, снисходительность к бесящим выкрутасам характера, - Маркус смотрел открытым долгим взглядом, пожал плечами. - Так происходит у хороших пар. Томас молчал с минуту, завороженный светом в голубых глазах, потом хмыкнул. - Эй, ты мне только что пообещал секс по праздникам лет через сорок. Я тебе припомню. - Ну и кто тут сбиватель моментов, - засмеялся Маркус и крепко прижал его к себе. Томас рискнул выйти на пробежку примерно через неделю. Решил проверить себя вечером, а не привычно утром. Прислушался к телу, вышел на улицу испробовать сильно укороченный маршрут. Нужно было вливаться в обычную жизнь. Неожиданно Маркус вышел вместе с ним. Они оба были одеты в одинаковые спортивные костюмы. - Боишься, что я упаду? - спросил Томас, растягивая ногу. - Неа, - бросил Маркус, посмотрел на него и тоже стал разминаться, - решил, что ты прав. - Да? - Томас от удивления перестал делать, что делал,- в чем? - Нас может ожидать разная гадость впереди. Грабитель подстрелит, машина собьет, демон убьет. С нашей то работой... Но вот то, что зависит от меня, я могу исправить. Прийти к своим восьмидесяти в хорошей форме? Могу попробовать. Томас стоял ровно и смотрел на него сияющим взглядом, на губах широченная улыбка. - Ты невнимателен. Я говорил про твои девяносто. - Я собираюсь бегать только до восьмидесяти, - хмыкнул Маркус и неторопливо потрусил вперед вместе с Томасом, потом замер у забора, прихватил ладонью бок, - или только до следующего столба. - Эй, я верю в тебя, спринтер. Дыши носом. - Дышу, - Маркус побежал рядом, внезапно скривил лицо, - мы бежим в закат. Как заштампованно. - Романтично, ты хотел сказать, - засмеялся Томас, - это только сегодня. Потом мы будем бегать с тобой только в рассвет. - В рассвет, - улыбнулся Маркус, и свет от слова будто расстекся по его лицу, - мне нравится. И они побежали.