***
Нежный розовый шёлк, обёрнутый вокруг её тела, душит Персефону; украшения, мертвыми руками вплетённые в её длинные волосы, туго затягивают их, причиняя боль, а мёртвые цветы, поданные ей слугой, снова заставляют девушку плакать от бессилия и напоминания о том далёком мире, где она была так бесстыдно, беспечно счастлива. — Я слаба, — шепчет она бесцветным голосом, позволяя слугам готовить её к церемонии венчания, — но не сломлена. — Я слаба, — повторяет Персефона, сглатывая так не вовремя подступившие к горлу слёзы, когда Аид берёт её себе в жёны, нарекая королевой многострадального царства мертвых, — но не сломлена. — Я слаба, — одними побледневшими устами шепчет девушка, когда муж тёплыми руками нетерпеливо стягивает с неё подвенечное платье, так безупречно подчеркивающее её красоту, — но не сломлена. — Я не позволю тебе, — отвечает Аид, мягко целуя плечо жены, наполняя лёгкие запахом её волос. Сколько бы времени ни провела Персефона в царстве мертвых, запах луговых цветов не покидает её. — Я сделаю всё, чтобы исцелить тебя, если ты сломаешься. Она кусает губы, чувствуя металл на языке и радуясь, что стоит к Аиду спиной, и тот не видит гнева, стыда и боли в её глазах. Едва ли он даже при всём желании может выполнить так неосторожно данное обещание. — Не сдерживай слёз, — просит Персефону муж, — если хочешь — плачь, теперь тебе дозволено всё, ты ведь моя королева. Он отходит от неё, оставляя нагую и продрогшую посреди комнаты, и забирается в вырезанную из благородного чёрного древа кровать. — Не притворяйся, что не хочешь меня, — дерзко замечает Персефона, вскидывая подбородок вверх, больше не прикрывая голые груди дрожащими руками. Аид только ухмыляется, а всё, чего желает его жена, это прикрыться чем-нибудь. Она играет со спящим зверем вместо того, чтобы искать его снисхождения, только потому, что до смерти боится остаться во власти повелителя мёртвых навсегда. Её пугает его сила и могущество, его увлечённость ею. Персефона растеряна, и ощущение медленного увядания не покидает её: девушке кажется, что совсем скоро она превратится в лишённый жизни цветок. Аид красив, соблазнителен и, возможно, единственный шанс Персефоны хоть на мгновение согреться, но из гордости и страха, девушка отрицает любое влечение к мужу. — Хочу, — просто отвечает властитель проклятых душ, — но я не трону тебя, пока ты сама не попросишь об этом. — В таком случае тебе придётся ждать целую вечность, — резко отвечает богиня. Аид лениво ухмыляется, облокотившись на подушки, и кивает, принимая её условия так же покорно, как девушка приняла свою участь, став его женой и королевой. — В таком случае хорошо, что я бессмертен. Он кидает взгляд на пустующую половину постели, и Персефона босыми ногами шагает по холодному полу и забирается в кровать, отворачивается от Аида, отодвигается как можно дальше. Она не хочет чувствовать его, не хочет иметь с ранее безжалостным дядей, а теперь нелюбимым мужем совершенно ничего общего, но тепло его тела манит её в ночи, и замерзшая до полусмерти девушка интуитивно тянется к Аиду, к божеству, в котором пылает адское пламя, что безжалостно сожжёт её.***
Аид мало времени уделяет супруге: погруженный в собственные заботы, он терпит её тоскливый взгляд и скорбное присутствие. Они практически не разговаривают, хотя каждую ночь во сне, сама того не замечая, Персефона прижимается к нему, упираясь щекой в его спину и обвивая рукой его талию. Он, знавший всегда лишь жестокость и тьму и похитивший девушку из собственного эгоизма, наслаждается и дорожит каждым мгновением ночи. Аид, властный и неумолимый господин мёртвых душ, думает, что до сих пор способен любить, что способен заботиться о хрупкой, прекрасной богине, нелюбимой дочери его брата. Он, несмотря на свои привычки, не причисляет Персефону к своей собственности; он дорожит женой, несмотря на её холодность. Аид видит, как сильно страдает его возлюбленная, но он по-прежнему не готов отпустить её в мир живых, ведь она — единственное, что когда-либо было ему нужно. Аид больше не пытается взывать к собственному благоразумию, перестаёт искать в жене недостатки и признаёт её совершеннейшей из богинь. Трижды проклятая им Афродита не может сравниться с его Персефоной. Она медленно привыкает к нему, к жизни в царстве мёртвых, медленно начинает ощущать себя истинной королевой, его королевой, и Аид чувствует это, ощущает, как жена оттаивает. Персефона по-прежнему очень несчастна, но он верит, что однажды она сможет полюбить его, даже если на это понадобится несколько столетий, эр или целая вечность. Он обещал терпеливо ждать и собирается исполнить это обещание. Однажды, оставив свои обязанности, Аид просит жену присоединиться к нему, и кажется, что сердце её бьётся так быстро, что вот-вот разорвёт грудную клетку. Она напугана, но соглашается. Аид представляет жене своего любимца — трёхглавого Цербера, и поначалу олимпиец видит отвращение в глазах Персефоны, быстро сменяющееся любопытством. Девушка тянется к животному, робко опускает руку на одну из его голов и зарывается пальцами в густую шерсть, поглаживая зверя, склонившегося перед своей госпожой. Её истинная природа берёт верх, она не может ненавидеть ничто живое, кроме него, её бессмертного мужа, разумеется. Хотя порой Аиду кажется, будто Персефона вообще не способна на ненависть. И оттого богу только больнее, когда Деметра требует вернуть ей единственную дочь. И осознавая, что он больше не хочет жить и править без неё, без той, чьё присутствие всё делает лучше, Аид угощает девушку зёрнами граната на прощание. Как символ законности их брака гранат — совершенная ловушка. Персефона уходит, а властелин подземного царства терпеливо ожидает её возвращения из когда-то восхищавшего его, а теперь ставшего ненавистным мира живых.***
Поначалу Персефона радуется своему возвращению в мир живых к любящей матери, нежные руки которой гладят её по щекам, а заботливые, полные ласки глаза греют её продрогшее в преисподней сердце. Но длинными, тёплыми ночами, девушка просыпается от холода в интуитивном поиске знакомого тепла, и, не находя его, она засыпает с невесть откуда возникшей болью в груди. И только вернувшись в ад в конце осени, когда земля уже укрылась тонкой коркой льда, а всё живое, что любит тепло и солнечный свет, спряталось в норах, Персефона понимает, чего же ей не хватало.***
— Я скучал по тебе, — первое, что говорит ей муж, целуя её руки, и, опустив глаза ниц, Персефона не может стереть с уст улыбку. Его, презираемого и ненавистного, ей не хватало это длинное лето и ещё более длинную осень. Порой девушка допускала мысль о Аиде, мрачном, одиноком и далёком властелине царства мертвых. Порой Персефона снова хотела бы ощутить его прикосновения. После своего возвращения девушка начинает замечать, что в её присутствии Аид изредка позволяет себе улыбаться и ещё реже, желая доказать свою любовь к ней, проявляет милосердие. Персефона начинает думать, что однажды, возможно, она сможет полюбить его…***
Прежде чем Персефона впервые делит с мужем ложе по-настоящему, проходит не менее пяти лет и зим, и, как и было обещано, Аид терпеливо ждёт, пока девушка сама не возжелает его. Отмеренный срок Персефоны в мрачном царстве подошёл тогда к концу, и она пришла к мужу проститься. Мать уже ждала её там, в мире живых, но девушка решила, что за доброту, заботу и терпение, которые Аид проявлял к ней все эти годы, он заслуживает правильного прощания. Он восседает на своём мрачном престоле, уныло вращая в руках кубок с приторно сладким вином из мира живых, когда Персефона врывается в тронный зал запахом луговых цветов. Её быстрый взгляд падает на пустующий трон подле Аида, её законное место, а после на мужа, слишком подавленного даже для бога смерти. — Муж мой, — зовёт девушка, и властелин мёртвых душ поднимает опущенную голову, лениво разглядывая её задумчивым взглядом, — могу я узнать, что так сильно опечалило тебя? Она искренна, но он не отвечает, лишь угрюмо хмыкнув, поднимается и, спустившись по нескончаемым, казалось бы, ступеням, подходит к ней. Персефона чувствует горячее дыхание мужа на своём лице и видит тоску в его ледяных глазах. — Ты можешь уйти сегодня, — произносит Аид слишком печально и меланхолично, и она кивает, отвечая: — Я знаю, — Персефона опускает голову, и её взгляд падает на драгоценные камни в её кольцах, отливающие блеском из-за огня, зажжённого в зале. Каждое кольцо было преподнесено ей мужем и только им одним, когда он желал порадовать её. На самом деле, такое желание возникало у Аида часто, и очень скоро покои его возлюбленной были завалены самыми утончёнными драгоценностями. Закусив губу и подняв зажжённые любопытством глаза, Персефона встретилась со знакомым взглядом. — Ты будешь скучать по мне, когда я уйду? — спросила она опасливо, отчего-то страшась, что её муж, наконец, ответит отказом. — Как и всегда, — произносит он, привычно перебирая длинными пальцами прядь пышных кудрей жены. Персефона разглядывает мужа, впервые позволяя себе поддаться его чарам, поднимается на цыпочки и осторожно касается уголка его губ, вкуса приторно сладкого вина, напоминающего ей о летнем зное. Отчего-то ей становится невыносимо душно, и, когда его руки оплетают её талию, голова идёт кругом, а невинные нежные поцелуи становятся чувственными и будоражащими. Той же ночью Персефона просит Аида подлинно сделать её своей женой. Той же ночью она впервые заставляет мать томиться в ожидании её возвращения дольше обычного и оттягивает приход долгожданной весны. Той же ночью начинается её падение.***
Это повторяется снова и снова: Персефона возвращается из мира живых в подземный мир всё раньше и уходит всё позже. Она больше не слушает мать, не отвечает на её мольбы и приказы, девушка прислушивается лишь к своему мрачному господину. Персефона восседает на троне подле мужа, царственно задрав подбородок вверх, грея правую руку в широкой ладони Аида, удовлетворённо улыбаясь, когда он переплетает их пальцы. Персефоне кажется, что нет в целом мире женщины счастливее её. Но вскоре она узнает о частых изменах Аида...***
Она была добра, сострадательна, полна неисчерпаемой, казалось бы, любви ко всему живому, и что он сотворил с ней? Что она сотворила с прекрасной нимфой Минте? С другими девушками, что посмели возжелать любви Аида? Как могла она, кроткая и нежная, так жестоко обойтись с ними? Как долго эта тьма пробуждалась в ней, сколько ночей частица за частицей поглощала её? И как Аид мог допустить это? Тот, что, беря её руки в свои, так часто клялся: — Я никогда не буду слишком занят, для того чтобы сказать, как ты прекрасна. Пока ревность заползала ей под кожу, поглощала все её мысли, захлёстывала её, изрывала её хрупкое сердце в клочья. Сначала Персефона жалела, что ей приходится уходить в мир живых. Ей казалось, что, если бы она всегда была рядом с мужем, он не пожелал бы даже Афродиту, но эта иллюзия разрушилась даже быстрее, чем остальные. Сама их любовь казалась ей теперь иллюзией. Аид вытирает слезы с её лица, когда Персефона плачет, сидя на холодном полу. Она отталкивает его тёплые руки, больше не веря лживым словам и признаниям. Он растоптал её, вывернул наизнанку, он так старался найти в ней изъян, что не заметил, как заразил своей тьмой. Любовь к нему — больше не светлая и чистая, нет, теперь вязкая и ядовитая — заставляла её уничтожать соперниц. Аид сам погубил тот свет, что мог спасти его. — Ты можешь отрицать, — горячо шептала Персефона, позволяя наконец Аиду сгрести её в свои объятия, уткнувшись лицом в его шею, пытаясь заглушить рыдания, — что любовь недуг, пока не узнаешь, что я сотворила. — Покажи мне, — отвечал он, — как может кровоточить ещё бьющееся сердце. Я обещал, что смогу всё исправить... Персефона качает головой, а удушливые слёзы всё льются из уставших, но по-прежнему красивых глаз. — Это не под силу даже тебе. Любовь к тебе сокрушила меня, ревность разъела всё, что оставалось. Твоя любовь уже уничтожила меня.