На пожизненный срок

Много голых мужских задниц… много. Среди них — одна, отличавшаяся своей женственностью и округлостью бедер, сразу привлечет внимание любого. Она уже давно под прицелом, достаточно давно… Бен Бекхен любил подолгу стоять под душем; это было чуть ли не единственное место, где его тело могло хоть как-то отдохнуть. Пак Чаль знал это. Так же он знал, что нравился этой попке. Десять широких шагов и он у цели, один шаг и он становится под душем, под душем Бен Бекхена. Сзади. Рядом. Совсем. Вода из душа была горячей, Пак Чанель — еще горячее. И попка это почувствовала, в прямом смысле. Резкий поворот и он видит перед собой такое же голое тело… ну, почти такое же, только на голову выше и габаритами мм… побольше. — Почему ты боишься того, кто тебе нравится — услышался шепот где-то в уголке подсознания Бена. Этот голос — низкий, хриплый, звучный. Ничего идеальней природа не могла сотворить из того, что в мире принято называть звуком. Рука осторожно легла на плечо, очерчивая острые, выпирающие ключицы, затем щека, затем шея, горло, горло… Оно оказалось в цепких руках мужчины, но не для того, чтобы лишить жизни. Совсем наоборот — дать ее. Поцелуй, еще один, еще, мокрый, нежный, грубый, но это была грубость, которую обычно желают. Бэк не заметил, как между его ног оказалась чья-то, чужая, поднимаясь все выше, от этого расстояние между ног становилось все меньше, а сердце забилось чуть резче. Она достигла своего предела, нога, выше некуда, думал Бэк, пока непонял, что опора под ногами пропала. Легкий испуг. Мало воздуха. А откуда ей взяться, если оказаться прижатым вплотную к стене. Кажется, что ближе некуда, но Пак найдет — куда. Глаза в глаза. Это длилось вечность. Бэк не понимал, не понимал, что происходит, потерялся, застыл, не верил. Семь секунд и он оказывается прижатым к мокрому, холодному кафелю. Этот контраст резко отличавшихся температур прошелся по телу роем мурашек, заставив немного проснуться. Он дернулся, хотел бежать. Оказывается у Пак Чанеля сильные руки. Его резко хватают и еще мощнее, чем в первый раз, припечатывают к стене. Пак поднимает руки, Бэк пугается, но напрасно. Руки встали по обе стороны от мальчика, ограничивая его пространство. И это было такое чувство, оно было таким же реальным, как и его страх. Смотря в глаза мужчины, Бэк отчетливо читал: «ЭТО теперь твое место, тут ты будешь жрать, срать, спать, дышать и жить. Дальше нельзя.» И он не смел двинуться с места. — Ноги. Быстро. Этот рык. Бэк все понял. Он обхватил Пака ногами, совсем не понимая, зачем он идет на поводу у того, с кем никогда словом не перекинулся. Все голос. Он опьянял, гипнотизировал, словно это был голос власти во плоти, который нельзя было ослушаться. Эрекция. Попробуй от него избавиться, если уж он появился. Есть один, всем известный, путь. Бэк о нем, конечно, знал. С затуманенным рассудком рука пыталась разобраться с ноющим желанием, но кто позволит. Руку хватают и больно впечатывают в стену. — Не сметь — спокойно, но грозно приказали мальчишке. — Без моего разрешения не трогать себя. Струи воды стекали по их телам, которые буквально горели от напряжения и желания. Казалось, влага начала испаряться от накалившихся тел, когда Пак опустил руку к ягодицам, поглаживая их. Бэк не заметил, как один палец оказался внутри него. Не заметил, потому что и сверху было не менее интересно: его безжалостно нежно рвали на куски, от милых, ровных губ почти ничего не осталось, они кровоточили, немели, шея поалела и приятно покалывала… Да. Пока палец делал свое дело. У Бэка было странное чувство, если в эти секунды вообще можно было что-то чувствать, кроме большого чуда в своей заднице и губ, беспощадно рвущих не только его собственныйе губы, но и душу. Но все же было. Будто было уже. Все это. Когда? — Перестань думать. На меня смотри. — Да. Слушаюсь. Глупо. Все равно глупо. Его ведь никто никогда не трогал. Разве что сам тронулся. Умом. Думать он больше и правда не мог. Член. Он был без внимания, а это плохо. Больно. Мучительно. Очередная попытка дотянуться до стояка обернулась болью в спине. Его прижали. Сильно. Толчом. Эх, там наверное уже мало что походит на нормальную спину. — Я. Сказал. Нет! — прорычал он, смотря в галаза, словно дикий необузданный зверь. Пак схватил за горло и буквально жрал Бэка, заживо. Было больно. Приятно. Или адски кайфово? Не время. — Чувствуй, Бэк, чувствуй! — повторял Пак, пуская свое чудо прямо в цель, от чего малыш начал орать. Интересный факт: чтобы разбить стекло силой звуковых волн нужна мощность в 150-160 децибел, в то время как обычная громкость речи человека — 15-25 децибел, а самый громкий крик, зафиксированный публично оказался равным 111,4 Дб. Но ведь никому и в голову не придет пытаться сделать это в условиях экстремальной ситуации; ведь, как известно, перед лицом смертельной опасности, когда угроза жизни колоссальная, и смерть, кажется, неминуема, человеческий организм может творить чудеса. Да. Перед лицом опасности. Или может, когда тебя трахают так, что, кажется, смерть неминуема. В любом случае, Бэку удалось это сделать. Чертов держалеть для душа, который висел прямо над ними, был сделан из стекла. Пак Чанель не успел понять, как из его лба и груди начала хлестать кровь, которую сдерживала лишь пару осколков. Громко зарычав и не отвлекаясь от важного дела, он резко разворачивает Бэка лицом к стене, чем вызывает у того испуг. Но он ведь нежен. Осторожно приблизившись к уху Бэка, он еле слышно произносит — Шшш, тихо, я не сделаю больнее того, что ты заслуживаешь — и поднеся руку к осколку, вытаскивает его и бросает на пол. Боль не чувствуется. Она принимает иную форму, становится каким-то катализатором. Для Пака. Раненной ладонью он прикрывает губы Бэка, от чего тот чувствует слабый привкус металла на кончике языка. — Закричишь так еще раз — будет хуже для тебя. Душ на полу. Вода все еще льется из него, но они уже не чувствуют ее на своих телах. Бэк всей спиной ощущает жар, исходящий от груди Чана. Он поднимает голову, пытаясь найти выход, словить воздух, но видит лишь лицо. Лицо в крови. Эта кровь на лбу капает на его собственный, стекая вниз по носу, достигает рта. Зачем он проглотил ее? Все летит в бездну к дьяволу, потому что это вкусно.