Царевна Надюшка

«Дела давно минувших дней, преданье старины глубокой…» А.С. Пушкин Давным-давно, в славном греческом царстве жил был царь. Имени царя-государя указывать не будем, потому как малость неприличное оно… Был тот царь, несмотря на свои седины, весьма охоч до женских ласк, красоты девичьей. А грубо говоря: — Царь был стар, но хер стоял, Всех он в царстве заебал А царица уж давно Изошла вся на говно — Доконал изменой царь, Сука, сволочь, падла, тварь: Девок всех оттрахал он, Сотни, тысячи, мильон, А когда не стало целок, Царь издал такой закон: Сыновей решил женить — Не хуй им баб кадрить. Приняв такое свое, государево решение, царь велел послать за сыновьями. Было их у него трое. Старший умный был детина — да что там умный! — полубог да герой. Гераклом его звали. Гордился царь-батюшка этим своим сынком, да только иной раз подозревал, что рождение его произошло не без божественного вмешательства. В ту пору он, царь, был куда-то по делам отлучился, а царицу, бывшую в то время еще умницей да красавицей, сам Зевс своим вниманием удостоил. Но это уже другая история. Вернемся к царским сыновьям. Средний сын Иолай был так и сяк, младший вовсе был… эмм… Джокс. Да, Джоксером его звали, а ласково — Джокс. Любил Джоксер у соседей груши, яблоки да вишни воровать, а еще песенки сочинять любил очень. Одну он даже сам про себя сочинил. Называлась она «Джоксер Могучий». «Джоксер Могучий! Странствует по сёлам он, Прятаться — не для него. Габби — закадычный друг, Бьёт шестом своим бандюг, Зло поверг и песни пел И могучим был весь день Он — Джоксер, Джоксер Могучий!» Напевая эту лихую песенку, Джокс весело обчищал вишни в соседском саду, когда за ним прибыли царевы посланцы. Увидев их, наш герой перепугался и стал слазить с дерева быстро, как только мог. При этом бедняга штанами зацепился, и появилась на них огромная дырка. «Маманя, приготовь заплаты, Маманя, заготовь иголки, Маманя, не ори так долго, Мы ведь погулять решили, По деревне выйти.» — Я… я больше не буду… — промямлил Джокс, пытаясь прикрыть ставшую из-за проклятой дырки голой ту часть своего тела, что пониже спины находится и откуда ноги растут. — К царю-батюшке ступай, оболдуй, — хмыкнул один из посланцев, — видеть он тебя желает. — Меня? — промяукал, словно голодный котенок, бедный Джоксер. — А за что? — За все хорошее… Повздыхал царевич Джокс, да делать было нечего — пришлось к царю-батюшке на поклон идти. Воротился он домой, быстренько штаны переодел и пред грозные, хоть и подслеповатые очи царя-батюшки явился. С ним были и другие два брата. Геракл ненадолго от подвигов отошел — постельных и не только, Иолай тоже явился — не запылился. Родитель глянул на своих сынов из-под бровей и такую речь изрек: «Вам жениться вышел срок! Сотрите сопли на е… И берите по стреле: Вы ступайте в чисто-поле, Только не на „Шевроле“ — Вы садитесь на коней, Так удобней, так скромней, Вы стрелу пустите в небо, И бегите вслед за ней — И куда пойдет стрела, Там и будет вам жена. Только сразу не е… Погодите до темна…» Услыхав такую отеческую волю, все три сына пригорюнились. Герк был известный бабский угодник и у всяких богинь, полубогинь да земных красоток любовью пользовался, Иолай тоже был не лыком шит. А вот Джокс… Джоксу по этой части что-то не свезло. Была у него только одна мечта — на красавице из деревни Потейдии жениться, которая Габриэль звалась, а ласково — Габби. Ее-то он и в песенке своей поминал. Зачем ему какая-то незнакомая невеста? Но не могли царевичи царя-батюшку ослушаться. Седлали они коней и… Поскакали сыновья — Проскакали до хуя, И стрельнули кто куды, В поисках своей м… Прицелился старший из сынов Геракл, и взвилась его стрела молнией, словно у Зевеса! Летела она, летела и… круто впилась в круглую и распрекрасную, словно луна, попку самой Зены! Осерчала королева воинов и хотела проучить стрельца-наглеца, шакрамом в него кинув, но тут увидала Геракла-красавца и растаяла… Бросилась Зенка Герку на шею и увез он ее с собой к царю-батюшке знакомиться. Прицелился средний сынок — Иолай. Стрела его запищала, как комар-пискун и, взлетев кверху, вонзилась прямо в… кхм… сердце, второе сердце женщины той самой потейдийской красавице, в которую бедолага Джокс был влюблен! К счастью своему, тот еще про это не знал, не ведал… Застонала от этой стрелы Габби так сладко, что Иолай чуть не кончил. А что же сам Джоксер? Его стрела улетела в далека, исчезнув за лесами, за морями… Загрустил тут наш герой и хотел было плюнуть да пуститься в обратный путь, домой. Но потом раздумал — решил, что отец сердиться станет, а братья на смех подымать будут. Делать нечего — поплелся в путь наш Джокс. Вскоре захотелось ему жрать да пить, да и со вчерашнего запоя надо было трубы залить. Приуныл наш Джокс, даже песенки петь ему больше не хотелось. Шел упорно как баран, Вот он вышел на болото, Весь оброс как партизан… Глядит — на болоте русалка голая. Глаза зеленые, волосы — тоже, грудь — что надо. «Уж не поймала ли она мою стрелу? — подумал Джоксер. — Было бы неплохо, такая вся из себя красивая! Вот только не знаю, как в постели с ней быть, ну да похуй. Немного фантазии и…» — Русалка, ты стрелу мою не видала? — спросил он вслух, подойдя к ней поближе. Та в ответ лишь захихикала и ну его щекотать! — Ай, я щекотки боюсь! — закричал Джокс. — Дура ты этакая! — Что?! — обозлилась русалка. — Я — дура?! Каак хлестнет она его хвостом своим рыбьим и была такова! Пошел Джоксер дальше — жену себе искать да приключений на свою за… голову. Шел весь день, голодный и злой. По пути на него еще и разбойники напали — хотели деньги отобрать, да брать оказалось нечего. Джокс кошель дома забыл, как всегда. Так и ночь его в пути застала. Идет он, идет по ночному лесу… глядит — какая-то девица стоит на дороге. Лицо красивое-прекрасивое, но злое-презлое и белое как снег, а глаза как у зверя хищного горят. «Никак путана? — подумал он. — Эх, жалко, деньжат-то нету!» — Девушка-красавица, — расхрабрившись, сказал ей Джокс, — ты стрелы моей не видела? Девица зашипела да как оскалила зубы свои волчьи! Хотела она ими в глотку Джоксера сердешного впиться, да он чеснока перед тем наелся. Правда, от него и без чеснока духан шел. Живая покойница чуть не сдохла второй раз от его ароматов и с криком улетела прочь. — Бабы… — пробормотал Джокс и дальше пошел. Шел наш Джокс день, шел другой, и повстречалась ему странная девочка, обгоревшая вся как головешка. «Что тут горело, девочка?» — хотел было спросить он, но тут присмотрелся и увидел у нее в руках… свою стрелу. — Девочка, отдай дяденьке Джоксеру стрелу, ему она нужней! — промолвил наш герой. Девочка хитро улыбнулась и проговорила: — Только если замуж меня возьмешь! — Замуж? Тебя? — изумленно уставился на нее Джоксер. — Так ты же мелкая еще, годами не вышла! — Ты будешь удивлен, я просто выгляжу юно, — последовал ответ. — Ну да, ну да, — недоверчиво пробормотал Джокс. «Вот ведьма малая! Что же мне делать теперь? Как стрелу у нее отобрать, силы не применяя?» — крепко задумался царевич. А девочка, меж тем, не сдавалась… «Ты возьми меня с собой, буду я твоей женой! Что, тебя? Да, меня! Да лучше в омут головой! Ты возьми меня с собой, буду я твоей женой, Буду верною тебе, счастие в твоей судьбе!» «Эх, прощай, мечта о моей милой Габби! — пригорюнился Джоксер Могучий. — Как же все заебло!» Так и сказал он вслух, за голову схватившись: — Все заебло, заебло, заебло! — Ты что ругаешься?! Как тебе не стыдно?! — возмутилась воспитанная девочка. — Девочка, милая, понимаешь… другую я люблю. Габриэль ее зовут. Но вот отец велел нам в чисто поле съезжаться да стрелы пускать. Какая девица стрелу поймает — с той и под венец! — поведал ей о своей печальной доле Джоксер. Девчушка почему-то и сама загрустила, да и говорит, печально глядя на него: — Габриэль, говоришь? Мою маму так звали… «Маму свою вспоминает… сиротка, должно быть…» — пожалел девочку Джоксер. Парень он был добрый да жалостливый. Задумался он над тем, как трудно сироте на свете живется. Подумал он, правда, и о другом. «Эти шмотки с украшениями не надо покупать, Если я напьюсь, не будет на меня она орать.» — Как зовут тебя? — спросил Джокс у нее вслух. — Надежда, — отвечала она. — Красивое имя! — похвалил Джоксер. — Значит, слушай, Надюшка… Подь сюды! Будешь ты моей невестой! Заулыбалась Надежда, дала ему свою маленькую ручку, и отправились они вместе к царю-батюшке во дворец… Царь поглядел на будущую сноху, потом глянул на сынка своего, как на недоумка какого и промолвил, головой качая: — Ну ты и балда! Ты бы со своих братьев пример брал. Вон Гераклу сама царица воинов в жены досталась, Иолаю — Габриэль-сказительница, а ты… Эх ты!.. Закручинился Джоксер, услыхав отцовские слова о том, что его Габби Иолаю отдана. Даже горючие слезы на глазах у него выступили. Надежда отчего-то тоже запечалилась, когда имя Габриэль услышала. Но потом увидела, что Джоксер плачет и ласково по руке его погладила. Утешить ей его хотелось. — Это не беда, отец! — заговорил Джокс, теплотой ее согретый. — У Герка царица воинов, а у меня — царевна Надюшка! Царь скривился, хмыкнул и проговорил: — Да ладно, Джоксер, Не горюй, на замок закрой свой хуй, Я тебя благословляю, Раз такой ты оболдуй! Получив такое родительское благословение, Джоксер снова взял за ручку Надюшку и повел ее в свой дом. Дело уже к ночи шло, и Джокс хотел свою молодую женушку в лобик поцеловать, пожелать ей спокойной ночи и уйти, как вдруг… Надежда издала истошный крик, а потом обернулась огромным коконом! Джоксер в страхе выпучил глаза и пасть раскрыл как крокодил. Так он и остался стоять, словно изваяние. Тут кокон лопнул, и выпорхнула из него не бабочка, а прекрасная девица, как две капли воды на Габби похожая. — Габби… — только и вымолвил Джоксер. — Нет, Надежда, — лукаво улыбнулась красавица. Джокс подскочил к ней, подхватил ее на руки, чуть сам не свалившись, и ну ее целовать да обнимать. Время спустя, он уединился с ней в спальне. Джоксеру казалось, что он на Елисейские поля попал… …Когда после их сладкой ночи Надежда уснула на груди его богатырской, Джоксер Могучий тихонько встал, так, чтоб ее не потревожить, собрал остатки кокона и кинул их в печь. Тут сверкнула молния, грянул гром, и в горнице сияние чудное появилось. Из него явился какой-то детина бородатый, на мародера похожий. Не успел Джокс глазом моргнуть, как он Надюшку схватил и с ней как сквозь землю провалился. Но Надежда все ж успела крикнуть: — Джоксер, что ты наделал?! Теперь я должна женой бога войны Ареса стать, которому не я, а могущество отца моего Дахока надобно! Прощай навсегда! — Счас заплачу! — хмыкнул Арес, а потом уже исчез с Надеждой вместе. Загоревал Джоксер. Потерял он свою Надежду, потерял… Хотя нет, НАДЕЖДА ЕСТЬ ВСЕГДА! Вспомнив эту истину простую, наш герой вспомнил и о другом: утро вечера мудренее. Дождавшись утра, пошел он к своей бывшей милой Габби и поведал ей о случившемся. — Так это дочка моя была, Джокс! — вскричала та, когда он рассказ свой закончил. — Зена меня бросить ее заставила — сказала, что она тьмы исчадье. И зря ты кокон ее спалил. Не твой это был кокон, не тебе было и сжигать его. Надежда хитрей, мудреней своего отца уродилась. Не хотела она волю его вершить да зло творить, любить она хотела! Я этого тогда не понимала, глупая, но теперь поняла. Я ее с тобой спасать пойду! — Нет, я сам, — отвечал наш герой, — это моя жена, и в беде она из-за меня оказалась. Мне ее и спасать. — Ну, будь по-твоему, — вздохнула Габби, — Тогда вот тебе клубок: куда он покатится, туда и ты ступай за ним смело. Сказительница дала Джоксеру клубок волшебный. Тот тут же покатился по дорожке, а Джокс за ним пошел. Долго ли, коротко ли, прикатился клубочек к лесу. Лес был черный, словно бес. Страшно, ох, как страшно стало Джоксеру, но назад пути не было! Вот клубок у какого-то чума остановился. Остановился и Джокс вслед за ним. Решил он в этот чум войти, а там какая-то баба страшная, в шкуры одетая, его встречает. Глазищи у нее зеленые, словно у дикой кошки, и смотрит она ими недобро. — Так… что надо?! Чего приперся?! — спросила она неприветливо. — Джоксер Могучий я, жену свою Надежду ищу, — герой наш ответствовал. — Ах Джоксер, — прошипела карга, — а я шаманка Алти и я тебя сейчас… Эх, несдобровать бы царевичу, но тут… … чугунок упал бабке на лобок, И ошпарил ей в трусах лобковые волоса. Бабка стала тут орать: «Черта в душу, в сердцу мать! Гдейт видано, чтоб с бабкой можно всяко вытворять?!» Баба-шаманка как завоет, но храбрый Джокс не растерялся и давай ее спасать. Алти в благодарность его сразу же самогоном напоила, пирожками сладкими накормила и в бане выпарила, а потом стала выспрашивать у него, что за беда с ним приключилась. Джокс наш обрадовался, что баба-шаманка другим голосом заговорила и про все ей рассказал. Держа в руке стакан, Алти слушала его, все мрачнея и кивая подчас. А когда его печальный рассказ к концу подошел, промолвила: — Джокс, твой враг — мой враг. У меня с Аресом свои счеты. Гад он, падла и еблан! — А что он натворил? — полюбопытствовал Джоксер. И тут Алти поведала ему грустную историю жизни своей нелегкой… «Я была красивой девушкой, я как роза вся цвела, И меня парнишка полюбил, ему я отдалась, Он соблазнял меня, но была я твердой как орех, Но под конец, меня он соблазнил на грех! Ах, как мне стыдно!» — Была я когда-то молоденькой девушкой красивой, это сейчас я старая и страшная, — начала Алти. — Жила я в Риме, в семье знатной, патрицианской. Полюбил меня один юный патриций, Юлием Цезарем звался он. Целовались мы с ним, миловались, и я мечтала, что женой его стану однажды. Но как-то раз явился к нему от Ареса посланец — мудак Страйф и предложил ему славу военачальника и бога войны покровительство. Мой Юлий принял и то, и другое с радостью. Вскоре не я ему стала нужна, а его амбиции. С горя я покинула дом родительский да к амазонкам подалась. Там я драться да колдовать научилась. Могла бы и век у них жить, да они за что-то осерчали на меня и прогнали прочь. Стала я шаманить да колдовством черным заниматься. И вот повстречалась мне однажды Зена-воительница. Узнала я, что и ее Юлий мой обманул. Полюбила я ее за это, а еще за красу ее неописанную. Думала, ну их, этих мужиков — с ней буду вместе. Да куда там! Полюбовник у нее объявился — Бориской звали. Невзлюбила я его, ох, как невзлюбила! И он мне тем же с лихвой платил так, что иной раз поколачивал. Зенке тоже от него доставалось. Но время прошло, и Бориску черти взяли. Думала я, Зенка теперь моей будет. Так куда там! Арес на нее глаз положил. Юлия у меня украл сначала, а потом и ее вслед за ним! При этом он, собака, ей папашей родным приходится. Он к ее мамке Сирене в свое время под видом мужа ходить повадился. Так Зенка и родилась… — Так вот, Джоксер, жизнь моя была полная хуйня, Чтоб убить Арея-суку, ты, Джокс, выслушай меня, Смерть Арея на конце, а конец на яйце, Анатомию ты что ли не учил в своем дворце?! Отруби ему конец и тогда ему пиздец, Без конца любой мужик так эт… не мужик, а пшик! Задумался Джоксер, щеку кулаком подпер и у бабки спрашивает: — А чем отрубить-то? Он же это… бессмертный вроде как. Простое оружие его не берет, наверное. — Так и есть, не берет. Меч-кладенец нужен, кровью Хинды окропленный. Ею можно богов убивать! — Вон оно как… буду знать. На лице Джоксеровом решимость появилась, он поднялся во весь рост, а рост у Джоксера могучий — он у него выше тучи! Но тут он кое-что вспомнил… — А где его искать… ну, меч-кладенец этот? — Меч тот у Дракулы графа, поезжай к нему, отец, — заулыбалась хозяюшка. — А это хтой-то? — Вампир это дакский. Твой клубок тебя к нему приведет. Выпроводила гостя хозяюшка, и опять наш Джокс за клубком двинул. Путь ему неблизкий предстоял, аж в саму Трансильванию, Дакией в то время называвшуюся… Ехал Джоксер по лесам, кто-то выл и там и там, Ночь, луна, стоит кладбище, дыбом встали волоса, Очень мрачный был погост, Джокс поднялся во весь рост, Кто-то страшно выл в ночи, Джоксер брюки намочил. Шевельнулись вдруг кресты, кто-то выл из темноты, Упыри и вурдалаки приготовились к атаке. Испужался наш Джоксер и сильно пожалел о том, что осиновых кольев с собой не взял. Но делать было нечего — надо было дальше идти. Двинул он дальше, к замку мрачному, что за погостом находился. А в замке том в то время самое граф Дракула невест своих уму-разуму учил. Уж больно жадные они до нарядов да подарков стали и опять их от него требовали. — Вы не любите нас! — прохныкала одна из них, когда он сказал, что подарков они не дождутся. — Нет! — заорал граф в бешенстве, терпение и у него было не железное. — Я бесстрастен! Я не чувствую ни любви, ни страха, ни радости, ни жалости — и мне хорошо. Я буду жить вечно. Невесты в ответ заохали, заахали да причитать начали. Увидел это вампир дакский и расчувствовался. Сентиментальный он был в душе, чувствительный. Аристократ, одним словом. — Идите ко мне, прошу вас, не бойтесь, — сказал он им ласково. — Не надо меня бояться. Мои невестушки… Девицы-упырицы тут же осмелели и стали ластиться к нему, словно кошечки, как вдруг слуга графа горбун Игорь вбежал. — Ты как посмел моему досугу мешать? — оскалился Дракула. — Жить надоело, что ль? — Не вели казнить, Хозяин! — бухнулся ему в ноги горбун. — Там гость незваный. — Гость… — протянул граф. — Я всегда гостям рад… упитанным да полнокровным особливо. Давайте же встретим нашего гостя! Мы выпьем его кровь вместо аперитива! «Черный замок — живу я в нем, Черный гроб постель и все путем, И пока остры клыки, Разорву любого на куски, Я Дракула, царь упырей, Вурдалаков и всех зверей, Заходи ко мне на огонек, Пока ночь, пока я спать не лег.» Напевая «Кровь, кровь, кровь люблю я!», Дракула стал к приему гостя дорогого готовиться. Он уже заранее предвкушал, как его клыки в глотку ему вопьются. Невесты тоже были рады-радешеньки божественного нектара отведать. — Я за кровь что хошь отдам, кто подъехал к воротам? Во, добыча привалила! Что угодно, сударь, Вам?! — так радостно приветствовал Джоксера Хозяин любезный. Наш герой как-то сник сразу. — Я Джоксер Могучий, мой рост выше тучи… — пропел он, да что-то голосок у него дрожал. — По делу я к вам пришел. Меч-кладенец мне нужен, чтоб Ареса убить. — Ареса, бога войны который? Интересно… Что ж у вас за счеты с ним, милейший? — граф полюбопытствовал, даже на миг о жажде своей лютой забыв. И наш Джоксер поведал ему историю, уже известную Габби, Алти и читателю дорогому. Невесты слушали молодца и восторгались, не переставая. — Как романтично! Какой шарман! Хозяин! Мы должны помочь ему, Хозяин! — Ладно, будь по-вашему. Он и мне понравился, — согласился граф. Потом сказал гостю: — Давай перед добрым делом выпьем с тобой, мой юный друг. Ты — винца красненького, а я — своего… красненького. Кликнул Дракула Игоря, и тот тут же подал им бокалы хрустальные. В бокале у Джоксера было вино ароматное, а в бокале у графа — кровушка выдержки тридцатилетней. Чокнулись они, и Джоксер, прослезившись, вымолвил: — Ты мне тоже, Дракула, понравился. Чем тебя отблагодарить я могу? — Да чем же ты меня можешь отблагодарить, дражайший? Хотя… В ту пору княжна Анна цыганская да охотник на нечисть Ваня Хельсинг всякие козни вампирам чинили. Бедолагам житья от них совсем не стало. Не хотели они Дракулу с невестами в покое оставить, а ведь те охотились лишь для выживания и пропитания. Жестокий люди народ, ох, жестокий! Но Анне с Ваней и этого мало показалось, и стали они ополченцев из крестьян местных делать. Вот с этой-то засадой и должен был Джоксер разобраться. Пришел он к ним и помощь свою предложил. Они посмотрели на него, переглянулись и на смех его выставили. — Чего ржете-то? — Джоксер обиделся. — Я, может, поваром у вас быть хочу. Ополченцев славных кормить. — А… ну, на это ты сгодишься, пожалуй, — засмеялись Анна с Ваней. Не знали они, что смеется тот, кто смеется последним… От яств, Джоксером приготовленных, всех ополченцев понос прошиб. Быстро он их из строя вывел и этим графу с невестами помог хоть немного. Благодарный Дракула вручил ему меч-кладенец, кровью Хинды окропленный, и торжественные проводы ему устроил. Как героя вампиры Джоксера провожали и не меньше! Теперь Джоксеру самое главное предстояло — Ареса убить и жену свою спасти. Кинулся наш герой коршуном на храм бога войны подлого. Грозился он, что камня на камне здесь не оставит. От проклятий его, наверное, Олимпу жарко стало, и сам бог войны перед ним появился. — Жалкий смертный! — проорал он. — Ты как посмел мой прекрасный храм своим присутствием осквернить?! Я тебя сейчас одним пальцем убью! — А ты попробуй, — храбро сказал ему Джокс и вытащил меч-кладенец. Тут Аресу почему-то не по себе стало… Бессмертный наш бьется, мечется. Чует его сердце, что недолго ему уже бессмертием наслаждаться. «Я тебя кастрирую своим „Кладенцом“, Ты расстанешься, гад, со своим концом, Выходи урод, мочиться будем с тобой, Один на один, один на один, Один на один, один на один! На! Получи, козел! На! Получи, козел!» Арес подумал, что негоже богу войны перед каким-то жалким смертным пасовать и тоже меч обнажил. Стали они биться не на жизнь, а на смерть. Но Добро побеждает Зло, и Джоксеров меч-кладенец сильней оказался. Им он и отчекрыжил Аресу его божественные яйца. А Арей, схватив пизды, сразу же уполз в кусты. — Надежда!!! — закричал Джоксер на весь храм. — Надюшка, где ты?! Я люблю тебя!!! Тут же перед ним появилась его милая, поцеловала в уста сахарные и сказала, что тоже любит. И жили они долго и счастливо…