Свадебные игры

Я снова ухожу надолго в лес. Иду к самому озеру, будто просить совета у отца. Из-за размолвки с Гейлом чувствую себя паршиво и даже подумываю, не поспешила ли я сойтись с Питом. Может, надо было остаться одной и не нагромождать себе голову всякими бесполезными размышлениями. В какой-то мере я даже скучаю по прежним голодным дням, когда все было просто и понятно. Греюсь у печки в заброшенном бетонном доме недалеко от замерзшего озера и слегка жалею, что ни словом не обмолвилась Питу, что ухожу в лес с ночевкой на несколько дней. Думаю, он сам все поймет. А если начнет волноваться, Прим и мама его успокоят. Утром к озеру выходит олень. По привычке с энтузиазмом прицеливаюсь, но потом вспоминаю, что Гейла рядом нет, и такую тушу я домой никак не дотащу. Теперь мне остро не хватает не только друга, но и напарника по охоте. Спустя 4 дня возвращаюсь домой грязная, замерзшая, но умиротворенная. Даже настроение вполне сносное. Оно было бы еще лучше, если бы не разговор с Хейзел. Гейл запретил матери брать у меня дичь. Только путем долгих уговоров, чуть не плача, я убедила женщину взять добычу, которой под завязку были наполнены 2 мои сумки. - Это в последний раз, - с сочувствием говорит Хейзел. – Может, потом, когда Гейл придет в себя. Сейчас он так расстроен, что говорить с ним бесполезно. От этих слов меня снова душит вина, но главный удар ждет дома. От Пита. Застаю его как всегда на кухне. Он режет овощи для супа. При моем появлении даже не оборачивается, только бурчит «привет». Я кладу сумку с кроликами на стул и трогаю Пита за плечо, слегка разворачивая лицом к себе, и охаю от его вида. Сонные, красные глаза, окаймленные фиолетовыми синяками. - Пришла, значит? Жива и здорова? – с укором в голосе спрашивает Пит. - Пришла, - виновато отвечаю я. – Ты не спал всю ночь? - Я не спал три ночи. Не мог заснуть, беспокоился, где ты, как ты. А тебе даже в голову не пришло предупредить меня. - Разве моя мама тебе не сказала, где я? - Сказала. Но ты ушла одна, надолго, в опасное место. Ты не представляешь, какие кошмары преследовали меня в эти ночи, сколько я всего передумал. Ты ведь даже маме не сказала, насколько дней уйдешь. Я с каждым днем паниковал все больше, думал уже бежать в лес и искать твой остывший труп. - Пит, прости, - я пытаюсь обнять его, но он не дается. - Если ты так представляешь себе наши отношения, то я пас. Он кладет нож на доску, и я замечаю, как у него подрагивают руки. - Может, твои домашние спокойно реагируют на эти вылазки, но я так долго не протяну. - Я обещаю так больше не делать. – смотрю на него, между бровей по-прежнему как пружина натянута сердитая складка. – Этого больше не повторится. Ты простишь меня? В последний раз. Я пристально смотрю на него с мольбой в глазах. Лицо Пита смягчается. За суровой маской показывается неутихающий страх, обманутое доверие, раненая нежность. Пит позволяет мне обнять его, покрыть поцелуями его измученное бессонными ночами лицо. Он шепчет мне: - Не поступай так со мной больше, пожалуйста. - Я не буду, не буду. Сегодня Пит не отпускает меня ни на шаг. Мы вместе идем ко мне домой, тушим кроликов, собираемся всеми за столом и даже зовем Хеймитча. От взгляда окружающих не ускользает, что Пит все время держит меня за руку, а после обеда, когда мы рассаживаемся в зале у камина, и вовсе обнимает. Нас впервые видят вместе как настоящую пару. Мама и Прим с улыбкой переглядываются, а Хеймитч только ухмыляется. Всеобщее внимание поначалу вгоняет меня в краску, но потом я привыкаю. В нашем доме телевизор вещает только обязательные программы, сами мы его практически не смотрим, поэтому возникает вопрос, чем занять зимний вечер. Разговаривать особенно не о чем, потому что мы все впятером живем по соседству и знаем все друг о друге. Внезапно Прим предлагает почитать вслух книгу старинных рождественских рассказов. Все с радостью соглашаются. На время мы погружаемся в какую-то сказочную реальность, совсем не похожую на мир, в котором живем. Чтение у камина еще не раз повторяется после того вечера и становится приятной традицией. В тот вечер Пит засыпает в моих объятиях, едва коснувшись подушки. Я стерегу его сон, глажу по волосам, мысленно представляя, что так отгоняю от его головы кошмары. Пока Пит спит, я вспоминаю наш разговор на крыше о походе в лес. Мне очень хочется взять с собой Пита, пока не началась весенняя оттепель, и земля на время не превратилась в непроходимую трясину. Решаю уламывать Пита до победного. - Нет! – отрезает он, когда я в очередной раз спрашиваю про лес после череды довольно горячих поцелуев у камина. – Я тебе говорил. У меня неприятные ассоциации с лесом, меня потом кошмары замучают. - Не замучают, я же рядом с тобой и не подпущу к тебе никакие кошмары, - говорю я, целуя Пита в висок. Мои ноги покоятся у него на коленях, а руки ласково обнимают за шею. Я трусь лицом о его щеку и продолжаю. – Я хочу, чтобы ты полюбил мой лес, понял, что он значит для меня. Пит колеблется. Я уже третий раз пробую его уговорить. Сегодня он впервые всерьез задумался над моим предложением. Более мягким голосом он добавляет: - Дело не только в страхе. Мне немного… неприятно, что ты была там с Гейлом. - Что еще за ревность? Я думала, этот вопрос закрыт. - Да, но… Как то мне это не очень нравится. - Довольно слабая отговорка. Пит с хмурым видом задумывается. - Давай так, - предлагаю я. – Мы уйдем совсем недалеко. Побудем минут десять, и если ты захочешь обратно, я не буду возражать и никогда больше не предложу тебе этого. Идет? Он смеется над моим упрямством и со вздохом говорит: - Ладно, идет. - Правда? Ты согласен? – я так рада, что с криками восторга лезу к Питу обниматься, а потом и целоваться. В своих поцелуях я захожу непозволительно далеко, о чем мне тут же сигнализирует тело Пита под моими ногами. Мне не хочется останавливаться, хотя уже где-то на границе моего сознания очерчивается затаенный страх близости, прочно поселившийся во мне после брачной ночи. Возбужденный, взъерошенный Пит сам останавливает поцелуй. Тяжело дыша, он говорит: - Давай слегка успокоимся. Смущенно убираю с Пита ноги. - Я тебя не испугал? Ты наверняка почувствовала, что у меня… - Все нормально, - почти спокойно отвечаю я, правда прежняя радость куда-то улетучивается, сменившись смущением. Сердце бешено бьется. Желание борется со страхом. И так каждый раз: страх побеждает. - Если я делаю что-то неприятное для тебя, обязательно говори мне, – серьезно добавляет он. – Я не хочу снова потерять тебя на полгода. - Не волнуйся, ты не избавишься от меня так легко, - пытаюсь отшутиться я, прекрасно зная, что ни на грош не уменьшу этими словами страх Пита меня потерять. Он так боится поспешить, спугнуть меня, что дарит свою любовь осторожно, по кусочку, будто приручает лесного зверька. Я благодарна ему за это, хотя иногда в порыве страсти мне хочется, чтобы Пит бросил уже свою игру. В последнее время наш ласки заходят дальше обычного, но он всегда находит в себе самообладание, чтобы остановиться, и в такие моменты я понимаю, насколько действительно дорога ему. - Пойду приму душ перед сном, - говорит Пит и уходит наверх. Какое-то время я еще сижу у камина и представляю, как завтра мы вместе пойдем в лес. Мечтаю, что когда-нибудь Пит сходит со мной на озеро, будет плескаться в воде, рисовать, а ночью мы посмотрим на звездное небо с крыши бетонного домика. Эх, мечты. В кровати меня встречает спина Пита, мощная и неприступная, как стена. Мы стараемся заснуть без обычной болтовни, чтобы рано утром быть свежими и бодрыми для лесной вылазки. Пит берет с собой еду и подаренный Эффи фотоаппарат. Погода что надо. Солнечно и морозно. На Луговине Пит останавливается. - Дальше этого места я никогда не заходил. - Удивительно, что ты даже здесь бывал. Городские сюда не суются. - Это верно, - он медлит, потом смущенно добавляет. – Я просто как-то раз за тобой проследил. Мне было интересно, как ты попадаешь в лес. - Следил за мной? – удивляюсь я. – Когда? - Давно, года три назад. - А это случайно не осенью было? Я как раз тогда начала продавать твоему отцу белок. - Да, - смеется Пит. – Именно тогда. - Давай не будем здесь задерживаться, - спохватываюсь я. – Мы все-таки закон собираемся нарушать. Пробираемся сквозь колючий забор и двигаемся к трухлявому пню, в котором я храню свои лук и стрелы. Пит с недоверием и интересом озирается вокруг, прислушивается, будто ожидает нападения переродка. Как только оружие оказывается в моих руках, я беру Пита за руку и веду на тропу, ведущую на холм. Оттуда открывается красивый вид, который, возможно, ему понравится. Мы идем неспеша. Напряженный шаг Пита постепенно становится упругим и спокойным. Вокруг красота нетронутого леса: сквозь холмики сугробов бежит каменистый ручей, сосны припорошены снегом, вокруг ярко очерченных силуэтов деревьев бьет золотыми лучами солнечный свет. Зимой лес светлый, пронизанный светом. Я слышу стучащий клюв дятла где-то вдалеке, шорох птичьих крыльев над нашими головами, шуршание белки на дереве. Наверно, что-то в моем лице меняется, потому что Пит говорит: - Я никогда не видел такого одухотворенного выражения на твоем лице. Ты правда любишь этот лес. Я улыбаюсь. - Десять минут давно прошли, ты хочешь вернуться? - Нет. Давай побудем еще. Когда мы приходим на холм, Пит слегка приоткрывает рот. Перед нами огромное синевато-белое снежное полотно, перечеркнутое тысячами тонких стволов-иголок. Пит улыбается и одобрительно кивает. - Ты была права, Китнисс. Совсем не похоже на Арену. Мы остаемся на холме перекусить. Пит фотографирует лес, меня. Я тоже снимаю Пита. - Даже смешно вспоминать, как я упрямился и не хотел сюда идти. - Нужно доверять тем, кого любишь, - улыбаясь, говорю я. - Ты права, он подсаживается и нежно целует меня. Губы Пита насыщают меня теплом, также как утреннее зимнее солнце. Пока Пит снимает сюжеты для масляных этюдов, я решаю немного поохотиться и подстреливаю пару белок. - Может, отнесем твоему отцу? – предлагаю я. - Было бы здорово, он очень любит твоих белок, - говорит Пит. Уже в районе трех часов мы доходим до Луговины. За прилавком пекарни дежурит один из братьев Пита. Он сухо здоровается и зовет отца. Пекарь нам очень рад. Он угощает нас свежеприготовленными пирожными с яблочной начинкой, а мы отдаем ему белок. Он сразу прячет их в укромный уголок на случай, если войдет жена. Пит рассказывает, как побывал впервые за оградой в лесу, показывает фотографии. Они вместе воодушевленно обсуждают пейзажи. Мне нравится видеть Пита с отцом, нравится, что в этой холодной семье у Пита, по крайней мере, была в достатке отеческая любовь. Пекарь зовет нас попить чаю на кухне, но на шум спускается его жена, и атмосфера сразу меняется. В этой пышущей жаром пекарне меня обдает ледяным холодом. - Чего это ты пришел? Надо что-то? – спрашивает она. - Просто проведать вас решил, - я заметила, что в присутствии матери Пит становится каким-то нервным, запинается, хотя обычно у него язык прекрасно подвешен. На обратном пути я решаю спросить: - Я помню, как твоя мама побила тебя, когда ты подпалил для меня хлеб, - неуверенно начинаю я. – Она часто так тебя била или только в тот раз? Пит хмурится и отвечает не сразу: - Довольно часто. - Вот ведьма! – вырывается у меня. - А тебя никогда не били родители? – слегка удивленно спрашивает Пит. - Конечно, нет! А отец? Он тоже тебя бил? – продолжаю я допытываться. - Бывало, но то было действительно за дело. С мамой хуже. По детству братья любили делать мне всякие гадости, за которые мне потом попадало от матери. От такой несправедливости мне хочется вернуться в пекарню и надавать этой женщине пощечин. Останавливаюсь и судорожно сжимаю кулаки. - Эй, остынь, - говорит Пит с улыбкой. – Я ее не виню. И это все в прошлом. - Но я видела сегодня… - Китнисс, - Пит качает головой. – Это мое дело. Я вздыхаю, и мы идем дальше. Вечер снова наполнен горячими поцелуями, и уже не Пит, а я в испуге отстраняюсь, когда он кладет меня на спину на диване в гостиной. От испуга даже не знаю, что сказать, а внизу мучительно бродит желание и безнадежно бьется о стену страха в моей голове. Пит шепчет извинения и снова уходит. Мне противно, что я снова поддалась страху, что не победила его. Ухожу в ванную, чтобы немного сбить это внутреннее замешательство, освежить голову. Но вода не успокаивает. Мне надоело хвататься за рваные куски удовольствия, надоело мучить и себя и Пита. Прошло уже почти восемь месяцев после той брачной ночи, все уже изменилось, и Пит мне сейчас нравится. Ну же, Китнисс, будь смелее. Я застаю Пита в кровати снова спиной ко мне. Он порывисто дышит и делает вид, что пытается заснуть. Хватит, я хочу это изменить. Ложусь к нему вплотную и прошу повернуться ко мне. Он бурчит, что хочет спать. - Повернись, мне надо тебе что-то сказать. Он поворачивается. -Давай продолжим. Тянусь к его губам, но Пит отстраняется. - Нет, не надо. Иначе я всю ночь просижу в ванной, - почти задыхаясь, шепчет он. - Я хочу, Пит. Он смотрит на меня слегка ошарашено. - Но ведь ты оттолкнула меня на диване, - говорит он с недоумением. - Не важно. Иди ко мне. - Обещай, что не сбежишь, если я облажаюсь. Я смеюсь. - Обещаю, - говорю я и глажу его по щеке. Пит впивается в мои губы как голодный зверь. Сминает, скручивает, выглаживает мое тело. Ночи бок о бок со мной в одной постели дали о себе знать. Это какая-то бешеная любовная лихорадка, которая только усиливает мой страх. - Стой, стой, - говорю я запыхавшись. – Давай не будем так спешить. - Хорошо. Я трогаю его за плечи и прошу приподняться, чтобы стянуть с него футболку. Пит неуверенно касается моей майки. Секундное колебание, и вот я поднимаю руки, чтобы он раздел меня. Хотя мы сидим в темноте, на меня все-таки накатывает стыд, я скрещиваю руки на груди и прижимаюсь к Питу. С минуту мы просто сидим, обнявшись. Моя грудь трется о его, и это наполняет воздух нашим тяжелым страстным дыханием. Пит со стоном прижимается к моим губам, требовательно приоткрывает их, касается языком. Объятья тут же становятся судорожно крепкими. Бедра Пита слегка двигаются, смакуя близость наших тел, чувствуя меня через ткань. Там, в нескольких миллиметрах от меня, его возбужденный член, причинивший мне в прошлый раз острую боль. Чтобы побороть подступающий страх, тяну Пита за собой на подушки. Он обводит пальцами контуры моей груди и касается сосков губами. Я знаю, что от этого мне будет хорошо, и не отталкиваю его как тогда. - Давай разденемся полностью, - шепчет Пит в мои губы и с удовольствием смотрит, как я стягиваю шорты. Он тоже обнажается. Мы впервые видим друг друга полностью. Стараюсь заглушить стыд и смущение. Пит помогает мне в этом, приникнув к моим губам. Его рука гуляет по моему телу, опускается все ниже. Разум снова рвется протестовать. Вместо того, чтобы слушать его, провожу рукой по бедру Пита, касаюсь возбужденной твердой плоти. - Я больше в могу, - шепчет он. – Ты готова? - Не знаю, наверно. Пит проводит пальцами меж моих ног. - Хорошо. Он тянется к тумбочке и достает презерватив. - Это защита? – спрашиваю я. - Да. После минутной задержки он осторожно раздвигает мои ноги. - Ты точно хочешь? – спрашивает Пит. - Да, - дрожащим от страха голосом лепечу я. - Будет не так больно, обещаю. - Поцелуй меня. Пит тянется ко мне и одновременно ищет вход. Я готовлюсь к боли, зажмуриваюсь. Он надавливает и почти сразу попадает внутрь. Боль есть, но слабая и короткая. Я облегченно открываю глаза, Пит смотрит на меня озабоченно. - Ну как? Продолжаем? - Да. Пит начинает медленно двигаться, и тут я понимаю в полной мере, что такое секс. Меня парализует какое-то почти мучительное наслаждение, оно не дает дышать, вырывает сладострастные стоны из моей груди, выгибает тело. Я почти шокирована этим новым странным ощущением, лишающим контроля. Замираю и фокусирую внимание на переливах своих ощущений. Пит, наблюдая за моей реакцией, ускоряется. Хочу его губы, тянусь руками к его лицу. Он меняет позу и почти ложится на меня, чтобы поцеловать. Два удовольствия сразу. Долгий поцелуй, сплетающий наши языки, переходит в долгий стон Пита, замирающего на пике своего наслаждения. Он ложится рядом, пытается отдышаться. Я тоже. - Это было совсем не то, что той ночью, - я приятно удивлена. - Да, это несравненно лучше, чем той ночью, - говорит довольный Пит. – Тебе было хорошо? - Да. И было странно. И совсем не как тогда. Хотя в ту ночь мне тоже было хорошо… в начале. - Если хочешь, я могу повторить. - Нет, я хочу еще сегодняшнего варианта. Ты ведь говорил, что можно несколько раз это делать. - Можно, - говорит Пит с блаженной улыбкой. – О небо, как же я хотел тебя все эти месяцы. В ту ночь мне казалось, я открыла для себя все грани секса, но в каждую последующую эта уверенность терпела крах. Я узнала себя другую. Страстную, требовательную, дикую себя. Я боялась сначала быть ею, но Пит умел вызывать ее во мне, он хотел ее, не страшился ее аппетитов. Я примирилась с ее существованием, я стала женщиной. Весна принесла мне ощущение абсолютного счастья. Капитолий, Игры – все было будто 20 лет назад. Я отдалась этой неге, я наслаждалась каждым мгновением. Прогулки с Питом в лес стали обязательной программой. Теперь он иногда брал с собой этюдник и рисовал прямо в лесу. Когда совсем потеплело, я отвела Пита к озеру. В канун моего дня рождения мы провели незабываемые пять дней в бетонном домике. Все было как во сне. Но как бы мне ни хотелось, каникулы подходили к концу. До Квартальной бойни оставались считанные дни.