Не теряй меня больше.

Хосок обычный парень, который с детства слышал тут и там о соулмейтах. И его мечтой было встретить свою пару. Вонхо, как прозвали его друзья верил, что он/а у него есть и что он/а так же ждёт его. Но возможно он наивно ошибался и всё не так сказочно на самом деле, а сказка это… Хосок       Проснувшись с утра, Хосок посмотрел на запястье и ужаснувшись чуть ли не закричал от отчаяния. На запястье красивым почерком было «Хёнвон». «Почему? Почему он? За что?» — он заплакал от безысходности. Некоторое время, он плакал и раздумывал, что же ему делать. И решил, что будет скрывать метку. От всех. Он не хочет, чтобы Хёнвон был его соулмейтом. Не после того как он с ним такое сделал. Хосок боялся, что тот может иметь тоже метку и вдруг узнает его настоящее имя, которое в школе мало кто использует. Хосоком его по большей части называли родные и некоторые друзья. Для других же он давно уже был Вонхо. Но всё же он боялся. В конце концов решив, что будет скрывать всё столько, сколько сможет он начал подниматься, чтобы пойти и съесть что-нибудь. Ему было сложно двигаться. Ниже пояса всё болело и жгло. Сходив сначала в ванную и найдя там аптечку, он нашёл мазь, которая служила антисептиком и обезболивающим. После того как он помазал ей анус, стало легче, боль немного отступила и он мог нормально передвигаться. Проходя мимо зеркала, он взглянул в отражение, но поспешил отвернуться, ему всё ещё было противно смотреть на себя. Слёзы снова просились наружу и против его воли, стали скатываться по щекам. Он решил что выплачет всё, а потом… потом он запретит себе показывать кому бы то ни было свою слабость. С него достаточно. Он устал открывать свою душу для плевков других в неё. Плача он спустился на кухню, благо дома никого не было и он мог не прятаться. Сейчас ему очень не хотелось отвечать на чьи-либо вопросы. Налив немного воды в стакан, он выпил её. Аппетит пропал и он пошёл обратно в свою комнату. Закрыв двери он лёг в постель, накрылся одеялом с головой и просто плакал. «За что мне всё это?», «Чем я провинился?», «Почему мне в соулмейты достался мой же насильник? Человек который меня по непонятной причине возненавидел.» — мысли роем пролетали в голове, заставляя плакать всё сильнее и сильнее. Громко всхлипывая, он кричал, затем просто выл и задыхался от боли в груди. А слёзы всё текли и текли бесконечным потоком. Мысли о том, что он грязный, осквернённый не давали покоя. От душевной боли он кусал подушку и впивался ногтями в собственный ладони и руки, пытаясь причинить хоть немного физической боли, которая отвлечёт от той, что глубоко внутри разъедает внутренности. Спустя несколько часов, он просто уже не имел сил плакать и кричать. Горло саднило, голос охрип, глаза опухли, голова болела, а на руках местами проступала редкая кровь от царапин. Немного успокоившись, он уснул. Но даже во сне его не покидал этот кошмар. Ему снились моменты из школьного туалета. Хёнвон с звериными, дикими, злыми глазами вбивающийся в него. Сквозь сон он как и тогда шептал: «Нет, пожалуйста не надо». Вскрикнув и вскочив он проснулся, по лицу снова лились слёзы. На улице уже было темно. Он лёг и попытался успокоить колотящееся сердце и бегущие по лицу слёзы. Размеренно дыша постепенно он перестал плакать, сердце восстановило ритм и он стал постепенно засыпать. Утром он проснулся ни чуть не веселее. Ему ничего не хотелось. Ни кушать, ни идти куда-либо, ни тем более с кем-то разговаривать. Он продолжал валяться в постели, то проваливаясь в сон, то снова просыпаясь. К вечеру, спустился на кухню и попив воды развернулся, чтобы пойти обратно, но наткнулся на родителей, которые сидели в обнимку на диване в гостиной и отдыхали. Прочистив горло он поздоровался с ними. Голос был тихим и хриплым. Говорить было больно. — Добрый вечер, сын. — поздоровался отец. — Как ты себя чувствуешь? — Нормально. — соврал Хосок, его состояние было далеко от нормального. — Просто простыл и устал. — Ну тогда отдыхай и выздоравливай. — Спасибо! Так и сделаю. — Хосок-а, дорогой, мама сейчас даст тебе покушать. — женщина беспокоилась, ведь она не видела, чтобы её сын ел, а обычно он не отказывался от еды. — Я не хочу. — Но ведь ты не ел. — Аппетита нету. — Всё равно поешь. — настаивала мать. Хосок пошёл обратно на кухню и взял яблоко с блюда с фруктами. Вернувшись он показал яблоко матери. — Вот, я поем. — и пошёл наверх. Женщина вздохнула и неодобрительно покачала головой. Она чувствовала, что с её мальчиком что-то не так, но расспрашивать пока не решалась. Поднявшись, Вонхо зашёл в комнату, поставил взятое яблоко на тумбочку и лёг в постель снова погружаясь в сон. Утро третьего дня почти ничем не отличалось от прошлых двух, лишь желудок начинал просить еду, показывая, что пора бы уже поесть. Взяв яблоко он начал его грызть. Кушать было всё ещё больно из-за саднящего горла. Съев яблоко, он полежал так некоторое время, а потом включил телевизор. Спать надоело, а в тишине много мыслей возникало и он подумал, что просмотр какого-нибудь фильма поможет отвлечься. Первые полчаса он смотрел внимательно, а потом лишь взгляд был прикован к экрану, а мысли улетучили совсем в другую степь. Он одёрнул себя и снова попытался сосредоточиться на фильме. Как назло, фильм попался грустный и начал угнетать и так невесёлого парня. Слёзы текли по лицу и Вонхо не пытался их остановить. «Ещё сегодня я позволю себе эту слабость, но вместе с моими слезами утечёт и любовь к нему, завтра я буду его ненавидеть всем сердцем.» — убеждал себя Хосок. Так проревев опять несколько часов, вспоминая всё, он заставил себя успокоится и пообещав себе, что с завтрашнего утра всё будет хорошо и ему больше никто не причинит боли, уложился поудобней и уснул. Утром встав, он сходил в душ. Смыв с себя всю усталость и слёзы прошлых дней, он подошёл к зеркалу. Но как только он посмотрел туда у него навернулись слёзы на глаза и несколько скатилось вниз к губам, по подбородку и дальше вниз разбиваясь об кафельный пол. Хосок стёр их и стал разглядывать всё тело. Он был таким жалким, глаза опухшие и синяки под ними; на шее, на груди, на животе проходящие, но всё ещё виднеющиеся засосы; на бёдрах и талии уже желтоватые синяки. Вздохнув, Вонхо пошёл одеваться. Ходить тоже пока было больновато, но уже не так, как сразу. Одеваясь, он выбирал одежду, которая бы скрыла все следы на теле. На руку, на запястье надел напульсник который должен скрыть метку, чтобы её никто не увидел. Оставшись довольным, Хосок взял рюкзак и пошёл вниз на кухню. Организм, а в особенности желудок, просил кушать. И не смотря на это Вонхо всё равно не хотел есть, аппетита не было, но подумав он решил, что покушать нужно, потому что иначе мама точно догадается что что-то не так и начнёт расспрашивать и беспокоиться. Зайдя на кухню, он поздоровался с женщиной и поцеловал в щёку приобняв. — Доброе утро! — Доброе утро! Как ты себя чувствуешь? — Хорошо. — ложь во благо, хотя он собирался сделать всё, чтобы так и было. Подойдя, женщина потрогала лоб парня губами и утвердительно махнула головой, убедившись, что жара уже нету. — Как хорошо, что ты поспал, отдохнул и пришёл в себя. Я беспокоилась. И да кстати, звонил Чжухон, он тоже переживал всё ли хорошо. — Теперь не нужно беспокоиться, всё в порядке. Только я кушать хочу. — улыбнулся он. Женщина рассмеялась, её сын и вправду вернулся в нормальное русло, так она думала. Дав ему еду, она пошла собираться на работу. Хосок покушал и крикнув что он уходит, попрощался и пошёл в школу. Выйдя из дома, он придерживая дверь подумал: «Ну всё, я покинул своё убежище и теперь я не должен никому показывать свою боль. ТЫ СПРАВИШЬСЯ ШИН ХОСОК!» — мысленно прокричал он себе. — «Теперь я стану другим, теперь это Новый я…».