Мне так не хватает твоей красоты...

      Шон       Смелл, Мишель, прости меня, если можешь. Я был не тем, кто тебе нужен, — зато ты была той самой, которую я умудрился проебать, а потом рыдал матери в колени, как последняя шваль. Понятное дело, что предки поймут и простят, — но лучше бы они в тот раз вломили мне хорошенько…       Когда я встретил тебя у дверей твоего худколледжа, ты была спокойной, выдержанной, — но не слишком счастливой, честно. И я понимаю, почему: ты любила меня, сопливого мальчонку, а он тебя кинул. Неприятно осознавать, что ты любишь того, кто еще не наигрался, кто пока еще не готов к «вместе навсегда, через грязь и бедность, через сопли и боль», как Лол и Вуд. Они-то преодолели, — даже измену Лол, даже то, что своего первого ребенка она родила от лучшего друга Вуда, Милки. Ну, молодцы они, я за них рад. Одна беда — я не такой.       Не такой: не такой сильный, несгибаемый, умный, верный, как Вуд и его друзья. Не такой. И я не оправдываюсь, — не вижу смысла.       Я не знаю, какой твой новый парень — гот-пират. Надеюсь, что он тебя не обидит и не кинет, не переспит с какой-нибудь Фэй.       Знаешь, мне тогда показалось, что ты хотела вернуться ко мне, — тогда, около твоей художки, или, по крайней мере, услышать от меня, что я хотел бы начать всё заново — без Фэй, пиратов и дурацких соплей. Я этого не сказал, — знал, что ты не сможешь простить, а если и сможешь, то только сделаешь вид. Как раньше уже не будет. Я не смог встречаться со взрослой девушкой, — ты же сможешь жить без меня, я знаю.       Но «мне так не хватает твоей красоты», не хватает: и размазанных на пол-лица черных или фиолетовых губ, когда мы целовались в туалете, и безумных причесок, и шляп с перьями, и готичных корсетов, под которыми, конечно же, не было лифчика… Да, блин:       Губы в помаде,       Размазаны щи, —       Мне так не хватает твой красоты…       А сейчас у меня есть Софи, с которой мы познакомились на курсах фотографии. У тебя же есть твой готичный пират. Квиты, вроде как. Будь счастлива, наверное…       Мишель       Слушай, когда мы расстались, я реально злилась: как, этот сопляк меня кинул, изменив с какой-то шлюхой из театрального кружка?! Меня, которая была его первой любовью и, мать его, первой бабой?! Да-да, «как ты, сука, посмел!», и прочее. Рвала и метала я, в общем, как последняя ревнивая дурра.       Но потом меня отпустило: чего обижаться на мелочь пузатую? И да, у меня теперь есть гот Хан, мой «пират» — в душе не ебу, почему твоя компашка его так прозвала, но и не суть. Звезд с неба не обещает, но он рядом со мной, а не в облаках мечтаний «а вот я стану кем-то там охуенным, когда повзрослею», и прочее. Он конкретный парень, Шон: если хочет трахаться — идет ко мне и трахает меня, если не хочет — занимается своими делами: бухает, тусит на дарк-вейвовых вечеринках, подрабатывает в магазинчике по продаже гитар и прочей музыкальной поебени. Меня он лишний раз не дергает, и мне это по нраву, а если и дергает, то по делу.       Тебя не касается, любовь у нас с Ханом или нет, Шонни: занимайся своей жизнью, стань уже говнофографом или, мать его, репортажной шестеркой, которых убивают сотнями за не вовремя сделанный щелк, строй отношения с Софи, которая тебе вполне подходит, — она спокойная, уравновешенная и обычная, идеальная будущая жена-бизнес-леди и Разум в вашей с ней паре. А я, нестабильная Смел, буду рисовать и дальше, может, пойду в дизайнеры интерьера, одежды или еще чего-то в том же духе.       У нас с тобой всё будет хорошо — по отдельности.       ***       — Мишель… Привет, это я, Шон.       — Да я как бы вижу, не ослепла еще от красок, — отзывается девушка в огромной черной шляпе с синими перьями и большим ландшафтным планшетом в чехле. — Как жизнь?       — Н…нормально, — почему-то заикаясь, произносит Шон. Он чем-то удивлен, и Мишель догадывается, чем:       — Ты думал, что я вот так сразу при первой нашей встрече после шлюхи Фей вцеплюсь тебе в лицо ногтями? Или что я выйду из училища вся в слезах — ведь я, конечно же, каждый учебный день вспоминаю нас с тобой и рыдаю в туалете перед выходом на улицу, да-да… Глупый ты, честно, Шон.       — По правде говоря, я боялся именно твоей реакции на меня, — нервно посмеиваясь, говорит полноватый рыжеволосый парень. — Но ты молодец, не как другие девушки: в депрессию не впала, на седативные не села…       — Господи, малыш, у меня есть отдушина, — я рисую, если ты еще не заметил, ради себя. Моя мать говорила, что я будто родилась с карандашом, –будучи еще совсем мелкой, я яблочным пюре что-то рисовала на слюнявчике и своих щеках… Но ладно, это к делу не относится. Со мной всё в порядке, я не собираюсь никого бить и разрушать чьи-то пары. Да, мне было неприятно, когда я застала тебя и эту Фе-э-эй, ебущихся, словно голодные кролики, но тогда я выдрала ей часть волос, набила тебе морду и ушла, — и потом мы с тобой не общались, я не видела смысла в таком общении. У тебя всё?       — Д-да, наверное… — Шон мнется и не торопится уходить. — Я просто хотел сказать, что у меня тоже всё хорошо: я учусь на курсах фотографов и у меня есть девушка, Софи. И… я рад за тебя с этим готом-«пиратом»…       — А, вот в чем дело, — смеется Мишель. — Тебе нужно узнать, как у меня дела с моим новым парнем? Мы вместе несколько месяцев, трахаемся, ходим на вечеринки, тусим с друзьями, пока что не изменяем друг другу, — по крайней мере, я Хана в постели со всякими незнакомыми уродинами не заставала, жениться не собираемся. Про твою учебу и отношения с Софи мне рассказала Лол, — честно, меня не колышет, мне всё равно… Только вот любопытно: почему Хан — «пират»? Кто его так прозвал?       — Мне Милки и Вуди сказали, что ты гуляешь с пиратом каким-то, фотки потом показали… Может, из-за треугольной шляпы с пиратским флагом, не знаю…       — Ладно, фиг с этим — пират так пират, только ему не говорите. Ладно, Шон, я пошла. Приятно было пообщаться. И удачи.       — Пока, Смелл, — тихо и грустно произносит Шон, глядя девушке вслед.       Он недоволен разговором, но чем именно — он и сам себе объяснить не может: Мишель к нему не вернется, да ему это и не нужно, по правде говоря — с Софи ему действительно более комфортно, чем со взрывной художницей Смел. А то, что его бывшая не стала плакать, а занялась своей жизнью и нашла себе парня, — это, конечно, справедливо, но, наверное, именно этот факт и царапал душу Шона: он-то сел на наркотики, побывал в реабилитационной клинике, потом пытался устроиться на разные должности, но бросал. С курсами фотографов ему просто повезло: парень уже устал болтаться в собственной неустроенной жизни, как щепка в воде, а тут было за что зацепиться — ракурсы, фоны, возможность стать военным журналистом или криминальным репортером, — риск во плоти. А потом и с Софии закрутилось, и про Мишель Шон на какое-то время забыл думать.       Как выяснилось после сообщения Милки и Вуди о новом парне Мишель, Шон ничего не забыл, а сегодняшняя вечерняя встреча с девушкой только всколыхнула воспоминания.       Но Шон пошел домой, — ему нечего было больше торчать возле художки Смелл, да и разговаривать с ней тоже было больше не о чем: у нее дизайнерские заморочки и новый парень, у него — Софи и подвижки в карьере фотографа. Пока всему было лучше оставаться как есть, но всё же:       Мне так не хватает твоей красоты, Смелл…