И нечего было гулять под дождём

Ну вот в голове не осталось мыслей о бумагах, которые я должен был заполнить. Как хорошо, что за меня это сделает Мак! Я бы не выдержал больше ни минуты в душном замкнутом пространстве наподобие студии или кабинета Алекса. Сейчас я уже спокойно ехал в машине, наслаждаясь тихими песнями, играющими на радио. The Rolling Stones, The Beatles, Blur и The Cure знают, как сделать вечер уютнее, даже когда ты не дома. Все они будто согревают, освобождая от тяжёлой ноши душу и отпуская её на волю, будто птицу из клетки. Но вдруг моё спокойствие потревожил телефонный звонок. — Алло? — Привет… Тихий голос из трубки насторожил меня. Он был неизвестен мне, но всё же находились знакомые нотки. — Кто это? — До сих пор не записал мой номер. Подумать только. — Уэйн! Что с тобой, дружище? — Долгая история. Не мог бы ты меня забрать от остановки? — Конечно. Уже еду. — его голос был тихим и сбивчивым, я насторожился. Надеюсь, что он не пострадал. Через пару минут мы оба сидели в тёплой, уютной машине. По началу мой товарищ молчал, тупо уставившись в окно. Вокруг него будто витала грусть и безнадёжность. Никогда не видел его таким. Обычно он хоть немного повеселее, а тут на тебе, как снег на голову. А ведь вечер должен был быть таким хорошим. За стеклом проплывали фонари и огни домов, на которые было невозможно не смотреть. Небо превратилось в тёмный бархат с редкими облаками, отражающими свет. — Спасибо, что забрал меня. — Без проблем. — Как странно, по телефону не было слышно, что Сермон охрип. Наверно, из-за этого он говорил максимально тихо. — Долго под дождём гулял? — Взгляд безразличия явно был адресован мне. — Или что-то случилось? — Я не отводил глаз от дороги, хоть и ехал без остановки, не обращая внимания на светофоры. Я всегда любил погонять, сколько себя помню. Мой друг глубоко вдохнул и начал рассказывать о произошедшем. — Я… После всей этой возни с бумагами, договорами и прочим, мне захотелось прогуляться. Ты знаешь, как я отношусь к подобной погоде. Я шёл под дождём, промокший насквозь, но мне было хорошо. Как вдруг я зашёл в тупик, а сзади подошли двое парней. Одним ударом они повалили меня на землю и начали пинать, бить, кто кулаками, а кто чем-то потяжелее. Один из них попал мне по шее, из-за чего я сильно закашлялся и голос у меня почти пропал. Ещё чуть-чуть и не было бы у тебя гитариста. Благо они испугались того, что я начал задыхаться и быстро смотались. — Это… Я даже не знаю, что сказать. — А то я думаю, почему его рубашка и джинсы грязные. — Ты злишься? На меня? — Я краем глаза посмотрел на него. Промокший, помятый, уставший, но такой… Красивый. Пряди волос падали вперёд, когда он наклонял голову, пытаясь скрыть от меня ушибы и синяки, каждый из которых я уже успел заметить. Это лицо. Оно такое знакомое. Такое важное мне. Я хотел бы сейчас обнять этого парня, обвить руками его шею. Мечты, мечты… — Нет, как я могу на тебя злиться? Ты ни в чём не виноват. Вдруг гитарист обернулся. — Что у тебя тут делают мармеладки? Молодец, Сермон, блестящий способ сменить тему… И правда. На заднем сидении покоились несколько пачек жевательных разноцветных мишек. — Не знаю. Может, я был голодным. — А ты знал, что мармеладки едят только дети, женщины и… Он на секунду замолчал. — И? — Девственники. — Хорошее умозаключение. — с насмешкой сказал я и включил радио чуть громче, взяв несколько мармеладок и съев. Может он и прав. Я до сих пор девственник. На счёт него не знаю. Но, если бы это было возможно, я бы хотел прижать его к себе, раздеть, увидеть его тело. И всё это бы продолжалось, продолжалось, продолжалось… Вдруг я вспоминаю, что надо высадить новоявленного философа и резко жму на тормоза. Он вышел и сразу побежал под крышу. Но, будто вспомнив что-то, Сермон вернулся. — Может, останешься сегодня со мной? Я не горю желанием сидеть в одиночестве под шум телека. Тем более тебе ехать не очень-то и близко… Меньше всего я хотел остаться с ним наедине. Смотреть на него. Думать о том, что не может случиться. Заглядывать в его светло-зелёные глаза. Читать в них то, что я так в нём полюбил. Вспоминать каждую секунду, проведённую вместе. Может, это того стоит? Да, конечно. — Ну хорошо… — Мой собственный голос звучал тихо и неуверенно. — Тогда вылезай. Я послушно выполз и пошёл с ним в дом. Знаете, смотреть особо не на что. Обычная двухкомнатная квартира. Но пара вещей меня привлекли: Барная стойка, сделанная из дерева с мелкими золотыми деталями. Не то, чтобы настоящее золото, но покрашено аккуратно и умело. Фотография нашей группы. Но не просто фото, а со мной, обведённым в красный кружок. Интересно, что это значит? — Ну что ты в куртке ходишь? Раздевайся давай, йети. Я снял ботинки и кожанку. Когда я вернулся на кухню, на барной стойке стояла бутылка красного вина. Из комнаты уже вышел Сермон с бокалами. Эх, знал бы он то, что я к нему чувствую. Я так хочу его. Его бледно-розовые губы уже сводят меня с ума. А сейчас он ещё и предлагает мне выпить? — Ну, за здоровье! — он поднял свой бокал и стукнул им об мой, в который уже успел налить содержимое бутылки. Я молча выпил. — Да что с тобой сегодня? — Нет-нет, ничего. Он сел на барный стол, слегка разведя ноги. Я приблизился к нему на пару сантиметров будто бы для того, чтобы было лучше слышно. Да, я снова недоверчиво присматривался к нему, пытаясь найти хоть одну деталь, к которой можно придраться, но у меня ничего не получалось. — Дэн, что происходит? Ты уже месяц не можешь остаться со мной один на один. Почему? — Это не важно, поверь. — Скажи, а иначе я запру тебя в комнате. И-и… Накачаю тебя алкоголем, пока ты мне не расскажешь. Мы оба рассмеялись. Да, хороший он парень. Я его явно не заслуживаю. — А, я понял. — отсмеявшись продолжает он. — Это же так очевидно, Дэн. — Моё сердце замирает. Он узнал мою тайну и возненавидит меня за это. Мне конец. Я пропал. — Ты же влюбился. Меня чуть не схватил инфаркт. Что делать? Куда бежать? Где прятаться? — Влюбился в Эйжу! — в глазах гитариста была искра. Но не радости, а скорее… Грусти? Безнадёжности? Одиночества? Осознания или принятия неизбежного факта? Какого же было моё удивление, когда я даже не понял, о ком он говорит, — Ну в ту официантку, да? Должно было быть ощущение, что я сейчас избежал смертной казни, но его нет. Я лишь знал, что должен ему всё рассказать, пока не поздно. Обязан. Он заслуживает знать. Ну, а если всё сложится совсем плохо, то просто обращу это всё в шутку, как делал всегда. — Не волнуйся, я — могила. — Моё лицо расползалось в пошловатой улыбке. Бедный, знал бы ты, что я делаю с тобой мысленно. Уже столько времени… Пришлось немедленно согнать её с лица. Я приближаюсь, пока мои руки не касаются края барной стойки. — Слушай, как бы мне не хотелось это говорить, но… — Он медленно поднимает вверх брови в знак заинтересованности и удивления. Его волосы спокойно лежат на плечах, недвижимые ничем. Словами я выразить то, что хотел, не смог бы. Пришлось прибегнуть к другому способу. Я устраиваюсь между его раздвинутыми коленями, кладу руки на его плечи и целую. Эти мягкие, влажные губы. Этот язык. О господи, это потрясающе. От переизбытка эмоций я начинаю прикусывать губы Сермона, забывая обо всём. Мне просто было важно это. К моему удивлению, напарник не оттолкнул меня. Всё моё сознание заволок некий туман. Мы продолжали сплетать наши языки, мне это нравилось. Я будто мог чувствовать то же, что и он. А ещё этот аромат, похожий на запах белого жасмина — сладкий, манящий, кажется, помогал читать его обладателя, а как старую, знакомую, открытую книгу со столь любимыми историями. Когда я отстранился, то услышал лишь: — Значит, ты в меня влюбился?.. — Да. И не просто влюбился, — голос был будто не моим. Будто говорит кто-то другой, — Я полностью, с головой утонул в тебе. — Ну, ты попал в яблочко… — Уэйн обвивает руками мой пояс. — Я бы жутко ревновал тебя к Эйже. — То есть мои чувства взаимны? — Уже не в силах согнать ту глупую улыбку с лица, я стою в миллиметре от него, чувствую тепло его тела, его дыхание, ощущаю каждое его движение. — Конечно. Ещё с создания этой чёртовой группы я заметил неимоверно высокого парня с русыми волосами и крепким телом… Мне хотелось трогать тебя везде, хотелось исследовать языком всё, чёрт тебя дери. Он глубоко вдохнул и бесшумно выдохнул. — Ты просто мечта… — протянул я, уже со всей серьёзностью и пошлостью в голосе. Он вскочил и потянул меня за собой в комнату, рукой толкнув бокал с вином и разлив его по столу и на пол. Я, возможно специально, тоже толкаю второй бокал и освобождаю его содержимое. Вскоре мы оказались в спальне. — Закрой дверь. Я толкаю ногой дверь и свободной рукой поворачиваю замок. Как же мне хотелось целовать его, оставляя засосы на светлой коже. Не могу я больше ждать! Я одним резким рывком снимаю с него футболку, оголяя торс и вижу, насколько много у него ран и синяков. Я боялся прикасаться к нему, чтобы не причинить боль. Но он подходил всё ближе, прижимался всё сильнее, хоть его брови и сводились ближе к центру и глаза сильнее зажмуривались. — Уэйн, тебе же… Больно. — Нет, может, неприятно. Но не больно, нет. — он еле подбирает слова, язык заплетается. Я падаю на кровать, располагающуюся сзади, и жду дальнейших действий с его стороны. Он седлает мои бёдра во мгновение ока, прикрывая глаза от внезапной близости. Лунный свет заигрывал с прядями его волос, превращая их в тёмные горные реки, бурными потоками стремившиеся вниз. Я наблюдал за меняющимся выражением лица Сермона, будто это одно из чудес света. Он казался спокойным, хотя я мог чуть ли не видеть, как его сердце выпрыгивает из груди. Он положил тёплые руки под мою майку, они будто стали одним целым со мной, утонули во мне, как в небольшом озере. Они погрузились в самую глубь, дотронулись до сердца. Гитарист приблизился ко мне и поцеловал настолько нежно, что я почти не почувствовал этого. Мой разум был затуманен непроглядной пеленой. А в это время Уэйн снял с меня верхнюю часть одежды. Можно сказать, что я почувствовал облегчение и сразу зажмурился, будто от яркого света. Он лежал прямо на мне, так близко, так чертовски близко, его тонкая кожа тёрлась о мою, я чувствовал его руки везде, хотя они и не двигались. Это я утонул в нём. Внезапно зазвонил телефон. Твою же мать! Гитарист отстранился и хотел встать, но я удержал его, поцеловав в шею. По его телу пробежала дрожь. — Чёрт, Рейнольдс, я должен… Ответить… — Только попробуй. И только он собрался сделать рывок, как я одним движением подмял его под себя, сильно схватив за запястья и прижав его руки к кровати чуть выше его головы. Он тихо вскрикнул. — Даже не думай об этом. — А не то что? Я впился зубами в его кожу в районе ключицы и, пока он медленно расслаблялся от подкатившего удовольствия, резко выдернул ремень из его брюк. Обвязав им обе руки Уэйна, я затянул ремешок покрепче и накинул образовавшуюся петлю на нечто недвижимое. Возможно, это было изголовье кровати. Сермон начал брыкаться и извиваться подо мной, стараясь высвободиться, но вскоре сам понял, что зря тратит время. — Ты же знаешь, что я хозяин этой квартиры? — с едва заметной улыбкой обратился он ко мне полушёпотом. — И что это меняет? — я медленно исследовал руками его тело, согревая ладонями прохладные плечи, начиная спускаться всё ниже. Его обезумевшее тело стонало изнутри, а громкие вздохи вырвались наружу, когда я припал губами к его животу, посасывая кожу, будто переливающуюся в темноте ночи. Он мечтал вырваться, пытался освободить руки, чтобы сделать хоть что-нибудь, но ничего ему не удавалось. Мне оставалось лишь нагло улыбаться, когда я с него, почти обездвиженного, снял надоевшие до жути джинсы, отделявшие меня от желаемого. Вслед за ними куда-то вниз полетели и боксеры. Я наблюдал, словно волк, выслеживающий жертву. Я лицезрел то, чего так долго хотел и уже был не в силах устоять. — Дэ-эн… — тихим эхом разнёсся голос Уэйна в моей голове и я протянул ему два пальца лишь чтобы он чуть помолчал. Сермон тщательно облизывал их, иногда прикусывая, чем доставлял мне неимоверное удовольствие. Я чувствовал себя так странно, понимая теперь, к чему тянулось моё сердце и чьих прикосновений оно желало. — Давай быстрее… — почему обычная просьба может разжечь меня, как вулкан? Почему же я такой несдержанный? Я вынул пальцы, обведя ими напоследок розовые губы, и притянул свою руку обратно к себе, думая, что делать дальше, ведь я был отнюдь неопытен в подобных делах. Но, собравшись с духом, я ввёл указательный палец на фалангу внутрь, получив в ответ тихий стон. Медленно продолжая, я становился всё более уверен в том, что делаю, и перестал замечать эмоции Сермона, даже начиная вводить внутрь второй, средний палец. Очнулся я от мыслей лишь когда он практически захлёбывался слезами. Я увидел раскрасневшиеся щёки и глаза, сильно зажмуренные. — Уэйн, прости. — я коснулся свободной руки его лица и вытер крупные горошины слёз. — Т-твои пальцы… Такие д-длинные. — он заикался и вздрагивал. Мне стало так жаль его, что я хотел предложить ему остановиться, но кто он такой, чтобы отступать? Нет, он не из тех, кто сдаётся. — Не смей прекращать, о’кей? — он приоткрыл глаза и посмотрел на меня. А что мне оставалось, кроме как кивнуть? Я немного пошевелил пальцами внутри него, слушая всхлипы и смотря на худое выгибающееся тело подо мной. Он касался меня сухой горячей кожей, что меня заводило. Спустя некоторое время я вынул оба пальца и притормозил на полминуты, снимая джинсы, после чего тупо посмотрел на парня. Сермон казался таким измученным и вот-вот собирался меня попрекнуть за остановку, ведь даже в таком положении и состоянии он предпочитал брать главенствующую роль. Я не дал ему ничего сказать и просто поцеловал его, легко и незамысловато. Пока он прикусывал мои губы, я подхватил его под колени и начал входить. Я чувствовал напряжение каждой его мышцы, что значительно затрудняло мою работу сейчас. — Расслабся. — я посмотрел на него и начал считывать эмоции: нетерпение и вместе с этим боль, хорошо скрываемая под веками. Мне было трудно видеть его таким. Он послушно расслабился, насколько это было для него возможно и я, пользуясь возможностью, начал сразу набирать темп. Всхлипы вскоре сменились на полувздохи и это меня радовало — я ещё хоть на что-то гожусь. С его припухших губ срывались матерные словечки и изредка что-то более-менее связанное. Мне казалось, что с каждой секундой я начинал вколачиваться в его худое тело всё грубее и сильнее, не давая ему права на передышку. Теперь краснота поползла и по шее Уэйна, когда он уже громко, пронзительно стонал, не стесняясь ничего и никого. Безумная страсть — то, что накрыло нас обоих с головой. Хотелось прижиматься друг к другу ближе, хотелось слиться в одном ритме. Нам обоим было нестерпимо хорошо, блаженно. Он часто что-то либо шептал, либо чуть ли не кричал, что-то вроде «Быстрее» или «Глубже», я особо не разбирался. Моё озверевшее тело насыщалось каждым толчком, каждым чужим стоном при задевании простаты и каждым распаляющим взглядом, брошенным на меня. У меня еле хватало дыхания, даже не смотря на то, что я вокалист — ощущение было будто я пробежал ужасно долгий марафон размером с весь земной шар. Последние толчки были на всю длину моего члена, сильные, выдавливающие оставшиеся слёзы из моего партнёра. Его дыхание начало возвращаться на круги своя и глаза, дрожа, стали открываться. Я кончил внутрь, после чего вышел и упал рядом, на мягкую кровать — решил успокоиться. Он смотрел на меня: лоб с выступившей испариной и прилипшими к нему волосами, влажная от пота шея и грудь, спина, припухшие глаза и губы, обыкновенно бледные щёки. Вновь нависнув над ним, я обхватил его член в тугое кольцо из пальцев и начал проводить ими вверх-вниз. Сермон не мог терпеть очень долго и белая вязкая жидкость вскоре склеила мои пальцы. На моём лице появилась ухмылка и я одними губами сказал «спасибо», на что Сермон тоже улыбнулся, искренне и честно. Я не мог не поцеловать его ещё раз перед тем, как он уснёт, а после не развязать. Вот последнее точно было обязательно. Следом за ним свалился и я — энергия была на нуле. Весь мозг был заполнен этими секундами, проведёнными вместе.

***

Утро выдалось прохладным и проснулся я от того, что соседнее место стало совсем прохладным — там было пусто, лишь лежало одеяло. Я было подумал, что напился где-нибудь, но из соседней комнаты слышалось тихое перебираете струн, которое я был не в силах спутать. Мои мысли хватались за каждую вещь — занавески на окнах, одежда на полу, ремень у изголовья кровати… Я помнил каждую мельчайшую деталь. — Уже проснулся? — донёсся подсевший голос из гостиной. — Да, да. — я поспешил одеться и вышел навстречу судьбе и последствиям. Он сидел на диване и играл какую-то смутно знакомую моему затуманенному мозгу мелодию. Его худые руки с отметинами от ремня на запястьях — первое, что попалось на глаза. Затем я взглянул на его шею, которую не закрывал ворот рубашки — синяки смешались с засосами. Мне даже стало немного неловко. — Хочешь завтракать? — он поднял на меня взгляд, когда я подошёл ближе и сел рядом. — Нет, я не голоден. — улыбнулся я и посмотрел на него, прямо в эти зелёные глаза. Он тоже слабо улыбнулся и немного подался вперёд, коснувшись моих губ. Вкуса они не потеряли, это факт. — Что с твоим голосом? — Боюсь даже предположить… — он пожал плечами и состроил наглую ухмылочку. — А вот нечего тебе было гулять под дождём. Сколько неприятностей случилось! — Уэйн рассмеялся и я тоже. Такое очень глупое детское чувство, когда хочется смеяться просто так, даже над самыми несмешными вещами.