Одиночка

      Всё началось с того, что одним июньским холодным утром особняк одного богатого вельможи стоял на ушах. Его дочь успешно была просватана за одного из выдающихся аристократов этого мира. И никому не было дело, что выдаваемая едва вошла во взрослую жизнь и только ещё неделю назад отпраздновала свой шестнадцатый день рождения, а жениху уже было далеко за тридцать. Это был усатый и деловитый сэр в чёрном костюме с безупречно выглаженной рубашкой и милой бабочкой в серый, еле заметный горох. Именно бабочка приковывала взгляд Эван, когда он садился рядом с ней и пытался заговорить. Это часто происходило на балах или в театрах, где она была вынуждена сидеть рядом и задыхаться от неестественно резкого запаха одеколона. Каждый раз, когда он заводил разговор не в ту сторону (для Эван не той стороной было всё, что касалось «взрослой жизни»), она очень легко и по-детски вскидывала голову или восклицала о прекраснейшем представлении, или будто невзначай замечала идеально вышитый узор у придворной дамы на платье и долгое время восторгалась им, пока её собеседник не забывал о том, что хотел сказать, и сбитый с толку продолжал её кружить по залу.       Предложение стало для юной девушки ударом. Она всегда знала, что этот день придёт и что его невозможно предотвратить, но время беспощадно било Эван по щекам, напоминая ей, что она уже достаточно взрослая, чтобы выйти замуж, родить кучу ненужных ей детей и осчастливить своего отца выгодной партией. И вот, Эл Грест стоит на коленях на глазах у тысячной толпы, элиты, что собралась сегодня на балу у принца Эрнеста второго, и просит её руки. Это стало настолько неожиданным, что Эван потеряла дар речи. Язык совершенно не двигался, во рту пересохло. Ей показалось, что все взгляды сейчас были обращены на них. Мистер Грест смотрел на неё чуть с глуповатой улыбкой, показывая золотую коронку одного из зубов. Карие глаза пошловато смотрели на смущённую предложением девочку. Он был явно рад, что вся королевская свита теперь знает, что его избранницей стала юная прекрасная дочь глубоко уважаемого вельможи. Толпа же чуть смолкла, поняв в чём дело. Многие изображали фальшивую радость, другие почти шёпотом сквернословили. По залу начали ползти слухи и они не прекращались до самого конца. Но Эван было абсолютно не до них. Всё, как ей показалось, замерло в ожидании её ответа. Затянувшаяся пауза была прервана самим Эл Грестом: - Эван, милая, все ждут ответа, - спокойно, но немного нервно он процедил сквозь зубы.       Милая и юная, Эван пользовалась большим интересом у многих мужчин. Большинство были очень похожи на Эл Греста, но были и такие, что могли её рассмешить удачной шуткой или удивить своей искренностью. Но эти молодые люди часто исчезали из её жизни так же быстро, как и появлялись. В основном из-за её происхождения, так как отец считал подобных юнцов «не нюхавшими пороху молокососами», а мать вечно вбивала ей в голову, что муж должен быть только с хорошим капиталом, потому что они с отцом не могут вечно позволять ей жить на их средства, а её положение в обществе обязывает находится в приличном доме и иметь в услужении не меньше 13 служанок. Иначе и быть не может. Эта странность отношения всегда раздражала девушку и она искренне ненавидела своих родителей в такие моменты.       И вот она стоит посреди бального зала. Она множество раз представляла себе как это будет, но бал почему-то ускользал от её внимания. И каждый раз в своих мыслях она уверенно отказывала мистеру Гресту какой-нибудь очень смешной или колкой фразой. И это всё было настолько просто и легко, что она наивно полагала прокрутить что-то подобное и в жизни. Но здесь её настигла жестокая правда жизни. Она понимала, что ответить так, как ей хочется, не может. Это давление создавалось на протяжении всей её жизни родителями, которые считали при выше всего честь и достоинство. Но и ответить «да» она не могла. Это противоречило её сущности. Она была не готова к замужней жизни, хотя мать с ней миллионы раз говорила на эту тему и рассказывала ей всё, что по её мнению Эван должна была знать.       Единственным желанием было провалиться сквозь землю. Где-то сзади стоял её отец и она чувствовала его строгий взгляд и знала, что он не собирается ей помогать. Мать, конечно же, стояла рядом и медленно потягивала виски из широкого стакана. И все они просто наблюдали за ней, будто она развлечение для всех этих людей, игрушка. Время шло и мистер Грест с непониманием посмотрел в сторону родителей невесты. Мать тяжело вздохнула, её тяжёлое ожерелье чуть колыхнулось на глубоком декольте, а рука дрогнула и браслеты еле слышно звякнули, спустившись вниз по локтю. Отец же нервно кусал незажжённую сигару. Эван зажмурилась, сжала свободную руку в кулак и очень тихо и странным для неё самой сдавленным голосом проговорила: - Можно мне воды? Эл Грест раздраженно опустил голову, видимо внутренне выругавшись, но снова поднял её и с наигранной улыбкой взял её руки в свои и неуклюже встал (затёкшие ноги, понимаете ли). - Официант, воды! – приказным тоном крикнул мистер Грест. Мистер Альматель вскинул руку ко лбу и зажёг наконец сигару. Мисс Альматель осушила стакан.       Ей принесли воду, но лучше от неё не стало. Выпив стакан до дна, чем изрядно удивив близ стоящую толпу, Эван попросила мистера Греста наклониться к ней (он был высок). Этот жест очень воодушевил мужчину и он элегантно прислонился к её щеке: - Простите меня, но мне нужно подумать, - прозвучало неуверенно фраза девушки.       Сконфуженный, Эл Грест вылетел из зала с покрасневшим от раздражения лицом. Толпа зашевелилась, откуда-то сбоку появилась мать. Эван абсолютно не понимала за что мать её так яростно, но чуть слышно отчаянно отчитывает, постоянно упоминая её неразумность и несуразность и восклицая особенно тем, что она совершенно не думает о своих родителях и своём благополучном будущем. Конечно же, после такого, они сразу отправились в своё особняк.       Всю дорогу Эван молчаливо выслушивала ругань матери. Теперь она не сдерживала всей силы своего голоса, правда иногда она всё-таки приходила в себя и понижала свой тон. Мистер Альматель молчал и лишь один раз попросил "заткнуться" любимую жену. Та быстро замолкла. Девушке казалось, что хуже уже быть просто не может.       Но она очень сильно ошиблась, когда предположила, что по приезду домой её оставят в покое, а то ещё и запрут у себя в комнате на несколько дней. Как только её юбки коснулись первых ступенек лестницы на верх, отец серьёзным тоном попросил Эван вернуться.       Он надвинул сильно брови, что означало его сильное разочарование и неудовольствие, и не снимая верхней одежды двинулся к дочери. От странности данного поступка (раньше такого никогда не происходило) Эван опешила и продолжала стоять на месте, едва вступив на лестницу. Отец быстро добрался до ненавистной ему дочери, схватил её за волосы и вытащил на середину вестибюля. Эван с ужасом начала понимать, что происходит и что она на этот раз не отделается домашним арестом. Любимый отец тянул за волосы так сильно, что девушке казалось от её пышных волос ничего не остается. Она закричала, когда стало невыносимо больно и старалась хоть как-то держаться за отцовскую руку своими, чтобы облегчить боль. Но даже когда они остановились, он не отпустил её, а только намотал распустившиеся волосы на руку, чтобы Эван не смогла даже подумать о побеге. - И скажи мне на милость, какого чёрта сегодня было? Ты решила опозорить весь наш дом? Я всегда потакал тебе в твоих странных желаниях, а ты не могла исполнить одно моё? Ты маленькая поскуда! Если не можешь сама выбрать себе жениха, нечего выставлять своих родителей на посмешище. Невероятная! Ты просто невероятная! Как ты могла так со мной поступить?       Отец явно уже был пьян и каждая его фраза сопровождалась ужасной силы ударом по лице. Эван не собиралась плакать, но слёзы от боли шли сами собой. Она пыталась закрывать лицо руками, но на каждый жест сопротивления отец бил ещё сильнее. - Посмотри, какую поскуду ты подарила мне! Смотри! - обращался мистер Альматель уже к жене, которая всё это время смотрела на происходящее сквозь лёгкий дымок от дамской сигареты. Она была необычайно спокойной и совершенно не собиралась вмешиваться, и была крайне недовольна, когда муж втянул её в этот разговор. - Твоё семя, сам и разбирайся, - с этими словами светская леди, придерживая длинный подол платья и докуривая сигарету, поднялась по лестнице в свою спальню. - Вся в мать! ВСЯЯЯЯ В МААААТЬ! - Грегор Альматель дёрнул Эван за волосы и размахнувшись выпустил их из руки. Эван упала на холодный мрамор пола, стукнувшись головой о каменное покрытие. Отец долго крушил всё в подряд и под шум его разрушений Эван, шатаясь от сильного головокружения, поднялась в свою комнату. Это был первый раз, когда лицо её горело не от счастья, а от боли. Мимолётно посмотрелась в зеркало: рассечённый лоб кровоточил и кровь прокладывала свой путь к подбородку через покрасневшие от слёз глаза. Эта струйка крови была схожа с маленьким красным ручейком на белом снегу. Волосы спутались так, что казалось распутать их невозможно и лежали клочьями. У платья почему-то не было подола. Эван заперла дверь и пол ночи выслушивала, как к ней в комнату ломиться с ужасными, нечеловеческими криками, отец. Но к утру всё прекратилось и она провалилась в сон.       Ну ей так показалось.       Уже будучи в полудреме Эван замечает неясную фигуру на подоконнике своего распахнутого настежь окна. Это был высокий мужчина с длинными волосами и странной одежде: длинный жакет был надет поверх свободной рубашки, которая была заправлена в атласные брюки. Из-за темноты и света , льющегося в спину сидящему, цвета было не разобрать, но почему-то Эван показалось, что он носил алую одежду.       Чуть привыкнув к темноте, девушка с удивлением осознала, что сидящий на подоконнике человек не сон и для достоверности ущипнула себя. Но она не торопилась вставать. Её любопытству мешала сильная ноющая боль в голове и она решила немного понаблюдать. Первые минуты ничего не происходило, но чем больше привыкало ее зрение к царившему полумраку комнаты, тем отчетливее становилась фигура. По телу пробежал холодок, когда Эван поняла, что мужчина все это время смотрел на нее и на лице его блуждала пугающая полуулыбка.       Странность происходящего пугала. Но стоило девушке подняться, как загадочный полуночный принц исчез, будто его никогда и не было. Удивлению её не было придела. Эван ещё долго не могла уснуть, строя предположения и всё гадая, кто это был, так как была полностью уверена, что ей не показалось и это был не сон. Но усталость взяла вверх и теперь девушка крепко уснула.       Утром Эван поняла, почему загадочный гость улыбался.