Вселенная бесконечна

      Весеннее небо умиротворённо переливалось тёплыми розовыми лучами заката. Очередной день день подходил к концу — солнце тихо уходило на боковую, температура медленно опускалась, а люди наконец-то могли отдохнуть от работы. Во дворах собирались детишки с родителями, по тротуарах раздавался заливистый смех мирно прогуливающихся школьников. Те, кому немножечко за шестьдесят оккупировали лавочки, и отовсюду слышались задушевные старческие разговоры. Легкий ветерок только украшал столь идеалистическую картину: бодрил, освежал мысли, и ко всему прочему, разносил по всей улице просто крышесносный аромат свежайшей выпечки из чье-го то окна. Цветения яблони и парочки вишнёвых деревьев тоже вносили свою лепту в этот прекрасный пейзаж, и нет никаких сомнений, что у юноши, что мило под ними позировал, получаться просто замечательные фотографии. Ведь в такой прекрасный вечер по другому ну вообще никак. Весна, она самая — кажется, даже сам воздух пропитан какими-то еле уловимыми феромонами счастья, иллюзорно отдающими мелкими золотыми блёстками.       Или не иллюзорно… Подождите, из чьих окон это всё сыпется?..       

~*~

      

      — Скажи-ка, друг мой драгоценный… Как, а главное — зачем ты сюда пробрался?       Хва Ин, конечно, понимала, что с взломщиками обычно так не говорят. Да и то, что с ними говорят вообще довольно редко, в принципе, было тоже как-то очевидно. Но то ли день был сегодня такой — странноватый, то ли мир в целом — нестабильный, ну, или же лицо этого «большого и страшного» преступника — какое-то невнушительное. В любом случае, ни кричать, ни рукоприкладствовать желания не было, да и на младших злиться она не привыкла.              — Ну же, дитя, скажи хоть что ни будь! Ты меня вообще слышишь?       «Дитя», тем временем, смиренно сидело на табуретке и старалось никак не обозначать того, насколько его смутило подобное обращение. Парню, вполне себе состоявшемуся, язык просто чесался заявить «Да не ребёнок я!», но он понимал, что и так уже наделал, чего не стоило — это же надо было так глупо попасться! Он судорожно пытался сообразить, куда ему деваться, но хорошие идеи, почему-то, отказывались идти в его светлую головушку.       — Хэй, мальчик с конфетными волосами, — Хва Ин устало потёрла переносицу. — Ты должен сказать мне, кто ты и что ты тут забыл, иначе я буду вынуждена обратиться в полицию!       Удар под дых, вот просто. Что стало самым большим потрясением: «мальчик», «конфетные» волосы или же всё-таки полиция — сложный вопрос. Юноша поднял обиженный взгляд на хозяйку квартиры и поджал пухлые губы.       — Ну в самом деле… Как у тебе получается смотреть так невинно с учётом того, что ты вломился ко мне в дом и занимался тут непонятно чем! Да еще и молчишь, как партизан. Ну давай, скажи уже что-нибудь, не расстраивай итак уже замученную старушку Хва Ин.        Парень вопросительно поднял бровь. Нужно сказать, что «старушка» представляла из себя довольно симпатичную невысокую девушку лет двадцати пяти. Взгляд её, конечно, и правда был тяжелым и тусклым, но называть себя при этом «старушкой»… Невольному гостю решительно не нравились эти её возрастные шуточки. И он уже хотел возразить, мол: «Нуна, ну тебе же даже тридцати еще нет!», но произошло кое-что неожиданное и совершенно омерзительное. Хва Ин куда-то отлучилась, но долго ждать себя не заставила: спустя пару мгновений она вернулась в комнату с, внимание!.. вазочкой конфет. Конфет, Карл! Душа поэта уже не выдерживала.        — Может, ты хоть так заговоришь? Знаешь, я прохожу интернатуру в детской поликлинике — со вздохом сообщила девушка, смотря скорее сквозь человека напротив — и кстати, похоже, скоро там и умру, но не суть. — она резко перевела взгляд на своего «гостя». — Так вот. С пятилетними там учат идти на контакт именно таким путём.       Нет, ну вот это вот уже не в какие ворота не лезло! Да, он без спроса пробрался на её территорию, да, был пойман на горячем, да, не собирался ничего говорить. Но это уже как-то возмутительно, ну право слово. Пятнадцать! Пятнадцать, господи, пятнадцать! Чимину уже полных пятнадцать лет, и да, возможно, он выглядит моложе. Да, возможно на четырнадцать с половиной, или просто на четырнадцать. Ну, тринадцать. Тринадцать — максимум, что б его. Ну ладно, пускай двенадцать, со скрипом на зубах, но так уж и быть. Но не пять, как не посмотри! В тот момент Хва Ин показалась ранимому парнишке едва ли не вселенским злом — ей даже почти удалось подвинуть Шрама из «Короля Льва» с его заслуженного первого места. И ей бы это даже удалось, возможно (ну уж очень парень не любил шутников, что покушались на его рост или возраст), но в глаз попали сверкающие обёртки злосчастных конфет из не менее злосчастной вазочки.       Вкусных конфет.       Чиминовых любимых конфет.       Да чтоб его! Живот, не ведавший ничего съестного со вчерашнего вечера, предательски заурчал. А что, если соврать ей? Соврать милой хорошей нуне. Соврать добрейшей сестре любимого хёна. Соврать человеку, что все свои силы тратит на лечения детей и помощь окружающим. Соврать тому, кто сам того не подозревая, не раз спасал его от голодной смерти.       Господи, да как вообще так можно? На это вообще реально решиться? Бедолага кинул не читаемый взгляд на любимые сладости, и живот, кажется, не просто заурчал, а взвыл стаей умирающих истерзанных китов. Сразу после них взвыл уже мальчишка — мысленно, конечно.       «Ну вот и за что мне всё это? Что ж его делать-то? Блин-блин-блин! Айщ, да почему вообще… Бли-и-и-ин! Я не могу признаться, не могу соврать. И уж тем более, повестись на конфеты, ещё чего. Черт, похоже, у меня всего два выхода: либо в окно (не хочу опять с девятого этажа!), либо… Видит Всевышний, я не хотел к этому прибегать. Эх, судьба моя, судьбинушка…»       Парень глубоко вздохнул, зажмурился и громко, чётко и с выражением произнёс:       — Боже, — он еле воздержался, чтоб не стукнуть себя ладонью по лицу, — если ты есть, дай мне знать!